В этом шапито каждый день происходят различные сцены и скандалы благодаря хозяйке. Но в этот раз было что-то новенькое.
По коридору, в чем мать родила, а именно совсем без всего, бежала белокурая, длинноногая и очень красивая девушка. Ее блестящие волосы восхитительно развевались на бегу, прямо как в рекламе.
Алиса прикинула, не ее ли пару часов назад Игорь тайно провел в дом через черный вход? Она еще удивилась, что мужчина не снял отель, а привел девушку домой. Где сумасшедшая мать, которая караулит, чтобы сыночек встречался только с самыми достойными девушками. Но, видимо, у них было все слишком серьезно, и он готовился представить ее семье. Но увлекся, общаясь с возлюбленной, что не заметил и слона в комнате. Точнее, родную мать.
За незнакомой девушкой с метелкой в руках гналась сама Марина Анатольевна. Игорь же стоял в дверях своей комнаты, широко раскрыв рот. Он ничего не говорил и не предпринимал никаких попыток остановить женщину. Или защитить избранницу. Она подверглась такому позору, а он просто стоял и смотрел на то, как его девушку метелкой выгоняет его мать. Наверное, в этот момент в его голове что-то изменилось.
Когда девушку наконец удалось изгнать, женщина подошла к сыну и с укором посмотрела на него. Говорила она громко, что слышали, казалось, даже в соседнем городе:
– Ты снова спутался с какой-то шваброй?! – Марина верещала, переходя на ультразвук. Казалось, что она вот-вот сорвет голос. Но она продолжала кричать.
– Оксана!
– Что?!
– Эту, как ты выразилась, швабру, зовут Оксана. И она моя девушка. Была, по всей видимости. Но теперь не захочет со мной даже пересекаться. Спасибо, мама, что разрушила мою личную жизнь.
– Какую еще личную жизнь?! Такие нам не ровня! И не придумывай даже! Она не нашего круга! Чем тебя не устроила Танечка? Дочка Прыгуновых? А Лизонька Боброва? Прекрасная девочка, пианистка. Красивая. Умная. Замечательная девочка.
– Мама, твоя Танечка на пятом месяце беременности от какого-то алкаша, с которым связалась, когда ездила культурно просвещаться в Питер. Сама мне в красках рассказывала, как он ее и в каких позах. Когда ты отправила нас в театр! На «Щелкунчика»! А я этого «Щелкунчика» терпеть не могу, между прочим!
– Да что ты такое говоришь?! Она не могла! Она приличная девочка! – Марина не отступала. Она все повышала и повышала голос. Окружающим могло показаться, что вот-вот сорвет его. Но горло у Марины, тренированное годами хорового пения, такой мощный голос не сорвешь.
– А Лиза! Ох! Лиза, да? Лиза эта тайно тащит вещи из дома родителей и продает. А знаешь, почему? Потому что в казино нужны деньги. Большие. И она там первая должница. Пианистка, умная. А деньги все проиграла. Ее родители не знают даже, о каких суммах идет речь. Думаю, ее отец даже и не зарабатывает столько. Хочешь, чтобы она и папины деньги проиграла?
– А ты-то откуда знаешь?
– Ты так тщательно пыталась подложить под меня этих девчонок, что они начали сопротивляться. Мы пообщались, и они все мне рассказали. Прекрати это делать, мама. Иначе…
– Иначе что?
– Иначе я уйду.
– Иди. Пожалуйста. Тебя здесь никто не держит. Но как только твоя нога ступит за порог дома, можешь больше не возвращаться. Я не приму тебя назад. Будешь под забором милостыню просить, но сюда я тебя не впущу! И отцу твоему скажу, чтобы на работу тебя не брал!
– Вот и отлично!
Игорь сильно хлопнул дверью комнаты, от этого удара даже задрожали стены. А через час к дому подъехало такси, и никто даже не обратил внимания, что мужчина ушел из дома с собранным чемоданом.
– Очень занимательно. Спасибо, Алиса. Можете идти. Теперь мне надо о многом поразмыслить.
Дверь за Алисой мягко закрылась. А я начала думать. Мысли жужжали и роились, как тысяча диких пчел.
Почему я раньше не подумала о завещании? Отношения Игоря с матерью – отдельная история. Он о ней заботится, при этом затаил обиду. На отца он не злится за то, что тот крутит романы с домработницей. А мать почему-то считает не самых честных правил. Удавалось ли ему поймать ее на горячем? Наверное, нет, ведь он бы тогда говорил иначе. А пока что он просто уверен, что мать – злейшее зло во всем мире. И это при том, что он ее любит своей детской любовью к родителю.
Через двадцать минут Алиса снова постучала в дверь и поставила передо мной тарелку с горячим супом. У меня сильно заурчало в животе. Похоже, я голоднее, чем ожидала. Запах вкуснейшей еды сразу заполнил весь кабинет. Я не могла больше ни о чем думать, кроме как об этом супе.
– Татьяна, работа работой, а обед должен быть по расписанию. Вы не будете полезны на голодный желудок. Это распоряжение Игоря. Он настоял. Сказал, что вы не успели пообедать.
Девушка по-доброму улыбнулась и вышла.
Я принялась жадно есть суп. Он оказался божественно вкусным. Повар не зря получает свою зарплату. Расправившись с едой, меня стало клонить в сон. Но спать некогда. Поэтому я вскочила с кресла и принялась ходить из стороны в сторону. Нужно размяться и подумать. Я бродила по небольшому кабинету от стены к стене, пытаясь сосредоточиться.
В голове по кругу ходили одни и те же мысли. Я создаю сама себе новые и новые проблемы. А журналисты под окнами мне только все усложняют. Вся семья на взводе, Игорь зол как черт. А моя работа из-за этого еще сильнее замедлилась. Я не знаю, что делать и куда дальше двигаться.
Все мои подозреваемые уверяют, что они честные люди. Каким-то образом к делу надо пристроить пропавший брильянт, о котором вообще ничего не известно. Непонятно, куда он делся и связан ли он как-то с Костровым. Но если не связан, кто и зачем его забрал? Марина все врет, Алиса страдает по убитому любовнику, а Иван вообще делает вид, что ничего не произошло. Господи, я будто в западне у собственного разума. Еще этот идиотский запрет на выход из дома. Я как маленькая девочка, которую заперли в ее комнате.
Так, надо быстро собраться. Я одернула себя и почти насильно усадила в кресло. От стресса я чувствовала, будто покинула собственное тело и управляю собой как кукловодом. Голова гудела от тяжелого дня и всех переживаний. Но надо работать. Надо. Я опустила голову на стол. Хотелось биться лбом обо все твердые поверхности. Как же я попала в такую ситуацию?
Достала из сумки гадальные кости. Они должны дать мне дельный совет.
Я бросила их и тяжело выдохнула, увидев комбинацию. Четыре, двадцать один и двадцать пять. Я и без них знаю, что, если не раскрою это дело, буду жестоко опозорена. Никто больше не будет заказывать мне расследования, и я умру в нищете. Спасибо, помогли. Кажется, в этот раз кости сделали только хуже.
Конечно, получить антирекламу от известной семьи Костровых – такое себе удовольствие. Но я и не собираюсь бросать это дело. Или тем более не суметь его раскрыть. И не такое распутывала. Я со всем справлюсь. Я очень надеюсь на это.
Я открыла верхний ящик стола. Может, у Кострова есть привычка хранить все важные бумаги в верхних ящиках? Но, к сожалению, увидела только кипу бесполезных, на первый взгляд, бумаг.
Конечно, а я ждала чего-то другого? Я так расстроилась, будто ожидала, что мне навстречу выскочит маленький человечек с коробочкой, украшенной большим красным бантом. А внутри будет лежать завещание на тарелочке с золотой каемочкой. Больше из праздного любопытства, чем для дела, я перекопала все бумажки. Но ничего полезного не нашла. Какие-то письма, рабочие распоряжения, чеки. Записки для персонала, заявления и бухгалтерия. Ничего полезного. Единственное, что меня смутило, в этом же ящике лежало заявление об увольнении водителя, подписанное Мариной. Любят же в этой семейке увольнять. Традиция у них такая, что ли?
Всмотрелась в фотографию, зачем-то запомнила имя и фамилию. Достала телефон и сделала снимок. Что-то уж в этом заявлении мне показалось подозрительным. Стало вдруг интересно, зачем уволили водителя. Хотя и было это месяц назад, но мне показалось странным то, как написана дата. Будто бы неловкая рука хотела поставить июль, но быстро одумалась и нарисовала июнь. Но это ни о чем не говорит. Это даже не улика. Хотя спросить все же стоит. Опечатки и описки не являются вещественным доказательством. Даже если удастся доказать, что это почерк Марины, – оно ничего не даст. У нас нет закона, запрещающего увольнять сотрудников. Особенно по статье. Водитель был уволен за пьянку на рабочем месте и за неоднократное прибытие на работу в нетрезвом состоянии.
Я хмыкнула. Вот так Костров. Нанял водителя, а тот оказался алкоголиком. Интересно, он знал это сразу или узнал уже потом? А почему не уволил раньше? Есть ли там какая-то история, о которой мне следует знать? Или это простое нежелание искать нового водителя? Странно все это. Очень и очень странно.
Интересно. Неужели Костров сам ездил в офис в ночь своего убийства? Но если он оттуда уезжал, как тогда снова оказался в своем кабинете? Вряд ли он умеет телепортироваться. Но как тогда он оказался там, где быть не должен? Это значит только одно: он приехал в офис не один, а с кем-то. Этот кто-то его убил и уехал на его машине. У Марины нет прав, об этом упоминал Игорь. Алиса тоже вряд ли смогла бы это все провернуть. Остается только два варианта: Игорь и Иван. И если с Игоря я могу снять все подозрения, элементарно от того, что даже след не его. И ему неоткуда было взять эту грязь. То вот Иван. Его ногу я не измерила. И он не был в Тарасове. А значит, мог быть там, где шел дождь и наступить в грязь. Запросто. И как раз там же был Костров. У него на ботинках тоже были следы грязи. Не знаю, той же или нет. Но логично предположить, что да. Потому что он был где-то вне Тарасова. А тогда где еще, если не с Иваном? Значит ли это, что Костров все же уехал в командировку, но не доехал?
Мозги зашевелились. Я открывала ящик за ящиком, встала с кресла и прошлась еще раз от стены до стены. Перерыла все книжные шкафы и даже пролистала несколько книг. У Кострова и правда была не маленькая коллекция. Старинные исторические книги в красивом переплете. Я заметила даже несколько книг художественной литературы. Мужчина не брезговал и сказками. Наверное, он их читал Игорю перед сном. Но в книгах все же ничего не оказалось. Почему я вообще думала, что среди этих пожелтевших листов будет лежать завещание? Глупость. Но проверить все же стоило. И только после этого я сдалась. Завещание точно не здесь. Как и сказала Алиса, в этом доме его точно нет. Значит, она была права.