— Вот это уж ни к чему… Сеня, кончай эту самодеятельность!.. Сеня, прекрати немедленно, а то я тебя сейчас освищу…
Осуществляя свою угрозу, Граф запускает четыре пальца в рот, но вместо свиста раздается только слабое шипение.
Семен Семенович заканчивает песню. Зал дружно аплодирует.
Граф, опасаясь, что Семен Семенович будет бисировать, сам лезет на эстраду, ухватившись за стойку микрофона. Однако, потеряв равновесие, он увлекает за собой не только микрофон, но и Семена Семеновича.
Со страшным грохотом они рушатся на ближайший столик и рикошетом от него, изменив направление, проносятся мимо бассейна, опрокинув в воду другой столик.
Плавающие в бассейне лебеди взмывают в воздух.
Не в силах остановиться, приятели сбиваю официанта с полным подносом в руках.
Метр в ужасе закрывает глаза рукой.
А Граф и Семен Семенович врезаются в огромное зеркальное стекло.
Прихожая в квартире Семена Семеновича из спальни на цыпочках выходят два дюжих милиционера — уже знакомый нам ночной патруль, с которым Семен Семенович встречался в темном переулке.
Милиционеры уходят, а из спальни появляется товарищ Плющ вместе с подавленной Надеждой Ивановной. На Варваре Сергеевне поверх домашнего халата накинута шаль, на голых ногах галоши. Как видно, она была поднята лифтершей по тревоге и не успела одеться по форме. Однако чувствует она себя вполне уверенно.
— Какой ужас! Знаете, Варвара Сергеевна… — растерянно начинает Надежда Ивановна, но товарищ Плющ устало-снисходительно перебивает ее:
— Я все знаю… Даже больше, чем вы… Откуда у него деньги?
— Его товарищ пригласил… Премию получил…
— Угу, — многозначительно кивает товарищ Плющ. — А по протоколу за одно разбитое зеркальное стекло ваш муж заплатил 97 рублей 18 копеек… Откуда у него такие деньги?
Надежда Ивановна пожимает плечами, А Варвара Сергеевна неумолимо продолжает:
— А на такси раскатывать?.. Я сама видела… Тоже товарищ ему одолжил?.. В общем, оставим в покое этого товарища: пусть им занимается его общественность по его месту жительства… А нам разрешите самим разобраться в поведении вашего мужа…
— Но ведь этого раньше никогда не было…
— И очень плохо!
Надежда Ивановна поражена такой странной логикой, а товарищ Плющ уверенно продолжает:
— После возвращения оттуда ваш муж стал другим… Тлетворное влияние Запада… Эти идиотские шутки! — и она звуком и жестом воспроизводит лохматого чертика, выскакивающего из банки. — Ведь это рассчитано на отсталые вкусы растленной западной молодежи… Потом эта странная фраза: «Собака — друг человека»… Странная, если не сказать больше… Наконец, это… элементы сладкой жизни…
…В полном вечернем костюме, причудливо разметавшись на кровати, Семен Семенович спит тяжелым хмельным сном.
Стоящая неподвижно Надежда Ивановна горестно смотрит на своего забулдыгу-мужа, так легко поддавшегося тлетворному влиянию Запада. Ей жалко его, себя и несчастных детей. И невольная слеза катится по ее лицу.
Подавив в себе минутную слабость, она начинает решительно и зло раздевать мужа, обращаясь с ним, как с неодушевленным предметом.
Когда Надежда Ивановна стаскивает с него брюки, из кармана с глухим стуком падает какая-то вещь. В пылу яростного раздевания мужа она механически поднимает упавший предмет, кладет его на столик и только тут замечает, что это матово поблескивающий вороненый пистолет. У нее подкашиваются ноги, и она, не отрывая взгляда от зловещего оружия, бессильно опускается в кресло, прижимая к груди брюки мужа.
Откуда у него пистолет?! Да что же это такое?
Догадки, одна страшнее другой, возникают в ее взбудораженном воображении.
Она начинает лихорадочно трясти брюки. Из них, как из рога изобилия, выпадают две запасные обоймы к пистолету, широким веером рассыпаются новенькие десятирублевые купюры, и, наконец, тяжело шлепается толстая нераспечатанная пачка денег в банковской упаковке.
Надежда Ивановна потрясена. Безусловно, произошло что-то страшное. Но что?
С удвоенной энергией она бросается будить Семена Семеновича.
Надежда Ивановна трясет мужа…
С остервенением трет ему уши…
Бьет по щекам…
Все тщетно: Семен Семенович спит в любом положении и при любых обстоятельствах.
Обессилевшая Надежда Ивановна в отчаянии отшвыривает его к стене. От этого со стены на голову Семена Семеновича падает эстамп в раме. Голова пробивает картину, а рама остается висеть на шее. Он просыпается.
— Это твое? — спрашивает Надежда Ивановна, протягивая ему пистолет и деньги.
— Мое! — отвечает Семен Семенович, глядя на пистолет мутным, полупроснувшимся взглядом.
— Откуда?
— Оттуда! — коротко отвечает он и снова рушится на подушку с рамой на шее.
— Оттуда… — шепчет побелевшими губами Надежда Ивановна, совершенно раздавленная тем, что ее худшие опасения подтвердились.
В сомнамбулическом состоянии она подымается, аккуратно складывает брюки мужа и вешает их на спинку кресла, собирает рассыпанные деньги и кладет их на столик рядом с пистолетом. И все время звучит ее взволнованный внутренний голос:
«Завербовали… Но как он мог?.. Он такой доверчивый… A-а!.. Пытали… Рука… Как я раньше не догадалась!.. Что же делать?»
Надежда Ивановна идет в комнату, где спят Максим и Катенька, долгим печальным взглядом смотрит на спящих детей, а ее внутренний голос продолжает:
«Что же делать?.. Бедные дети!.. Что с ними будет?.. Какой позор!.. Есть только один выход… Только один…»
Той же лунатической походкой она возвращается в спальню. Тем же долгим печальным взглядом она смотрит на Семена Семеновича, продолжающего спать в пиджаке, галстуке и трусах. Надежда Ивановна берет пистолет…
И в это время за окнами разражается долго назревавшая гроза. Ветер взметает, рвет и треплет занавески. Черную мглу рассекает молния. И над самым домом взрывается и раскатывается гром. А на фоне этих затихающих раскатов вдруг отчетливо раздается сухой одиночный выстрел…
Из только что откупоренной бутылки шампанского идет дымок. Дрожащая рука наливает пенящееся вино, и горлышко бутылки дробно стучит о край граненого стакана.
Помятый Граф во всей своей утренней несвежести тянется за наполненным стаканом, но чья-то рука резко забирает его.
— Хватит! Как говорит наш дорогой Шеф, шампанское с утра пьют или аристократы или дегенераты, — говорит Механик. — Поехали к Шефу!
— В таком виде я не могу, — с достоинством возражает Граф. — Я должен принять ванну… Выпить хотя бы кофе…
— Будет там тебе и ван-н-на, и кофэ, — иностранным прононсом передразнивает Графа Механик и неожиданно добавляет уже без акцента: — И какава с чаем… Поехали!
Солнечный зайчик бьет прямо в закрытые глаза Семена Семеновича. Его лицо в раме представляет собой странный мятущийся портрет. Он двумя руками пытается сорвать, растянуть раму, словно петлю, которая душит его.
Семен Семенович просыпается. Все еще под впечатлением кошмарного сна он ощупывает карманы пиджака, судорожно хватается за гипсовую руку, сбрасывает раму и вдруг замечает в кресле неподвижную Надежду Ивановну.
Голова ее запрокинута, рука безжизненно свисает до самого пола, а под ней матово поблескивает на ковре вороненый пистолет.
Глаза Семена Семеновича расширяются от страшного предположения. Боясь поверить в случившееся, он медленно подходит к ней, нерешительно протягивает руку к ее лицу, опасаясь ощутить холод смерти…
Но едва он прикасается к ее щеке, Надежда Ивановна резко выпрямляется в кресле.
— Надя!.. — шепчет Семен Семенович. После нервного напряжения наступает мгновенная разрядка: не в силах сдержать слез облегчения, он падает к ногам жены, уткнувшись в ее колени. — Надя…
Надежда Ивановна понимает эти слезы как слезы очищения и раскаяния. Она гладит, целует, успокаивает мужа, как ребенка:
— Успокойся, Сеня!.. У тебя есть выход… Ты должен пойти и признаться сам…
Семен Семенович поднимает мокрое от слез лицо и удивленно смотрит на жену.
Товарищ Плющ снимает с доски объявлений извещение о лекции «Стамбул — город контрастов» и вешает «Молнию»:
«ПЬЯНСТВУ — БОЙ! «МОЛНИЯ!»
ПОЗОР ПЬЯНИЦЕ И ДЕБОШИРУ, ЖИЛЬЦУ КВАРТИРЫ № 9 ГРАЖДАНИНУ ГОРБУНКОВУ С. С.!»
А в спальне продолжается объяснение супругов.
Но обстановка кардинально переменилась. Семен Семенович возбужденно и гневно вышагивает по комнате. Таким его никогда не видели не только мы, но и Надежда Ивановна, которая, забившись в кресло, виновато слушает его патетический монолог.
— Как ты могла даже подумать такое!.. Ты, жена моя!.. Мать моих детей! — все более распаляясь, трагически восклицает он. — О! Горе мне!..
— А что я должна была подумать? — оправдывается Надежда Ивановна, протягивая ему пистолет и деньги.
— Все, что угодно, только не это!.. О! Горе мне! — с пафосом продолжает Семен Семенович, воздевая руки к небу и не замечая полного несоответствия между своей патетической интонацией и отсутствием штанов.
— Но ты же…
— Молчи, несчастная! — останавливает он жену. — Ну хорошо! Я тебе все расскажу, только никому ни слова!
Семен Семенович опускает шторы на окнах, плотно закрывает все двери и взволнованным шепотом продолжает:
— Это государственная тайна… Пистолет и деньги я получил для выполнения ответственного спецзадания…
— Какого? — так же шепотом спрашивает Надежда Ивановна.
— Этого я не могу сказать… пока… Придет время, и ты все узнаешь… Может быть, меня даже наградят… посмертно…
Последнее слово он произносит едва слышно, как бы про себя. Надежда Ивановна с продленным лицом подходит к мужу.
— Я верю тебе, Сеня… И я горжусь тобой!
И она целует Семена Семеновича, напутствуя его на подвиг.
Из квартиры Шефа выходят Граф и Механик. Граф почему-то прикрывает правое ухо.
Механик двумя руками пожимает протянутую ему руку Шефа.