Семен Семенович доволен: этот нехитрый детский розыгрыш — короткая разрядка в его напряженном нервном состоянии.
«Волга» Механика резко тормозит у дома Семена Семеновича. Из машины выскакивают Граф и Механик.
Механик раскручивает и забрасывает на балкон третьего этажа веревку с «кошкой» на конце.
Граф с чрезвычайной ловкостью быстро поднимается по ней на балкон и входит в комнату Семена Семеновича.
Комната выглядит загадочно и несколько странно. Ветер колышет белые занавески. В углу походкой тигра ходит черный котенок. Комната совершенно пуста, только посредине стоит железная кровать, на которой крепко спит Семен Семенович. В общем, вся эта сцена пронизана духом Кафки, Годара, Алена Рене, раннего Микельанджело Антониони и позднего Самсона Самсонова.
Граф осторожно пытается снять гипс с руки Семена Семеновича. Рука неожиданно легко отделяется от туловища мирно посапывающего владельца. Пораженный Граф в панике старается приставить ее обратно. Но это никак ему не удается.
И тогда Граф решается: покосившись на котенка, он прижимает драгоценную руку к груди и начинает медленно отступать к балкону. И тут происходит невероятное. Рука, смазав Графа по физиономии, вырывается и начинает самостоятельную жизнь.
Граф пытается поймать своевольную руку. А она издевается над ним: то манит к себе, то упархивает, то гладит, то щиплет Графа, то нежно похлопывает по щеке, то грубо показывает кукиш.
И наконец, когда Графу почти удается схватить ее, рука наносит ему страшный нокаутирующий удар, от которого он вылетает в балконную дверь под сатанинский хохот черного котенка.
…В своей постели мечется и стонет Граф, терзаемый кошмарными сновидениями.
Под глазом у него большой синяк — результат приложения не призрачной руки Семена Семеновича во сне, а вполне реального увесистого кулака Механика наяву.
Граф просыпается, жадно пьет воду. Прикладывает к синяку примочку, тяжело вздыхает. Он до сих пор находится под гнетущим впечатлением беседы с Шефом и Механиком.
Он лежит с открытыми глазами. В его воспаленном сознании звучат обрывки недавнего разговора.
— За это убивать надо! — мрачно звучит голос Механика.
— Только без рук! Я все исправлю! — взвизгивает голос самого Графа.
— Чтоб ты сдох! — проклинает его голос Механика. — Чтоб я видел тебя в гробу в белых тапочках!
— Чтоб ты жил на одну зарплату! — произносит самое страшное проклятье голос Шефа.
И от этого ужасного пожелания засыпающий Граф корчится и стонет, возвращаясь в мир кошмаров, столь далекий от его уютной холостяцкой квартирки.
Мирно спит, свернувшись в клубок, черный котенок в кресле-раковине стиля модерн.
Строго поглядывает на него деревянный бюст вечно бодрствующего Льва Николаевича Толстого. В углу мерцающий свет лампы освещает икону Николая-угодника.
А Граф все стонет и мечется в тяжелом сне.
Первая ночь в родном доме. Надя уютно устроилась на здоровой руке мужа.
— Спи, спи… — говорит она, уже засыпая.
— Сплю, сплю… — ласковым шепотом отвечает Семен Семенович, закрывая глаза.
Мир, покой, тишина…
Но вдруг необъяснимая тревога заставляет его широко открыть глаза. Возникает нарастающий щемящий звук, отвечающий его тревожному внутреннему состоянию.
Через открытую балконную дверь слышен шум подъехавшей машины, резкий скрип тормозов и чьи-то неясные голоса.
Семен Семенович осторожно высвобождает руку из-под щеки спящей жены.
На цыпочках он подходит к балкону и бесшумно закрывает двери на все шпингалеты. Немного успокоившись, он собирается снова лечь, но… теперь слышно, как на площадке громко стукнула дверь лифта. Тревога растет!
— Ты что? — сонно спрашивает Надя.
— Хочу посмотреть, как ребята спят… — объясняет Семен Семенович, делая вид, что он только что встал.
Безмятежно спят дети. Они даже не ведают, какие тревоги терзают сейчас их отца и какие опасности подстерегают его в будущем.
Семен Семенович печально смотрит на своих потенциальных сирот.
На кухне, чтобы немного приободриться, Семен Семенович наливает маленькую рюмочку коньяка, но выпить не успевает.
Зажигается яркий свет: в дверях — жена.
— Семен, ты что?
Застигнутый врасплох, он мобилизует несвойственную ему изворотливость:
— Врачи рекомендуют… снотворное… в «Неделе»… для дома, для семьи…
— Сядь! — ласково, но настойчиво приказывает Надя. — Скажи все-таки, что у тебя с рукой?
— Поскользнулся, упал… закрытый перелом… Потерял сознание… Очнулся — гипс…
— Это я уже слышала… Не надо меня щадить. Лучше самая страшная, но правда. Говори…
И снова он начинает уныло излагать утвержденную версию, очень незначительно ее разнообразие:
— Я и говорю… шел. По улице. Поскользнулся. Упал. Закрытый перелом… — но, прочитав в глазах жены безмолвный укор, он замолкает.
— Я знаю, что у тебя там.
— Кто тебе сказал? — вздрагивает Семен Семенович.
— Вот видишь — вздрогнул! Не умеешь Ты врать, Сеня… У тебя там вовсе не закрытый перелом.
— А что?
— У тебя там открытый перелом! — и Надя, как бы поставив точку своему расследованию, решительно выпивает налитую рюмку коньяка.
Солнечный воскресный полдень. Объявление:
В СРЕДУ, 24 ИЮЛЯ С. Г.
В КРАСНОМ УГОЛКЕ ЖЭКА СОСТОИТСЯ ЛЕКЦИЯ НА ТЕМУ: «НЬЮ-ЙОРК — ГОРОД КОНТРАСТОВ»
Лектор — жилец кв. 9 экономист тов. ГОРБУНКОВ.
Начало в 18 часов. Явка обязательна. Просьба захватить с собой стулья.
После лекции — кино.
Товарищ Плющ наклеивает на слово «Нью-Йорк» бумажку со словом «Стамбул». Отходит на шаг, любуется плодами своего труда.
Мимо нее стремительно проносится энергичный маленький фокстерьерчик, протаскивая за собой на поводке своего хозяина — Виктора Николаевича Маркина. В глазах Плющ появляется плотоядный блеск. Она направляется к своей жертве.
— Виктор Николаевич! — медовым голосом, не предвещающим ничего хорошего, говорит она. — Вы что, читать не умеете?
На свежеотесанном колу прибито объявление:
«Гулять собак воспрещается».
— Видите ли, Варвара Сергеевна… — начинает оправдываться интеллигентный Маркин, но в это время любознательный фокстерьер, чем-то заинтересовавшись, оттаскивает его в сторону.
Товарищ Плющ продолжает преследовать свою жертву:
— Я вас слушаю.
— Понимаете, еще вчера… — и снова новый рывок поводка прерывает беседу.
Из подъезда на воскресную прогулку выходит вся семья Семена Семеновича.
Все в обновках: на Максиме — ковбойская шляпа, джинсы, в большой лакированной кобуре — пистолет; на Катеньке — нейлоновое платьице с Эйфелевой башней; на Надежде Ивановне — элегантный розовый костюм.
И только глава семьи одет по-прежнему скромно. Но доволен он больше всех: его подарки пришлись всем по душе.
Они сначала не слышат разговора, происходящего вдалеке между Варварой Сергеевной и собаковладельцем, которого фокстерьер продолжает таскать на поводке вокруг монументально стоящей общественницы.
Когда семья Горбунковых подходит к ним, разговор уже ведется на более высоких нотах.
— А я вам говорю, наши дворы планируются не для гуляний!
— А для чего?
— Для эстетики!
— Где же с ним гулять?
— Вам предоставлена отдельная квартира — там и гуляйте!
— А где ж ему… — разводит руками Маркин.
— Ну, зачем же так? — приходит на помощь Маркину Семен Семенович. — Доброе утро, Варвара Сергеевна! Вот я был в Лондоне, там собаки гуляют везде. Собака — друг человека.
— Не знаю, как в Лондоне, — обижается товарищ Плющ. — Я там не была… Может быть, там собака — друг человека… А у нас человек — друг человека! — значительно заканчивает она.
Спор приобретает все более острый характер, а у большого объявления «Гулять собак воспрещается» сидит маленький притихший виновник скандала и грустными умными глазами смотрит на людей, не понимая, почему происходит такой нервный разговор.
Приморский бульвар — любимое место воскресных прогулок жителей города.
Сюда приходят людей посмотреть и себя показать. Здесь гуляют целыми семьями, истребляют тонны мороженого, выпивают цистерны лимонада и кваса, выгрызают горы вареной кукурузы и вылущивают мешки жареных семечек.
Находившись по бульвару из конца в конец, горожане отдыхают и подкрепляются под цветными тентами шашлычных, сосисочных, чебуречных, пельменных и вареничных.
Счастливые мамаши взвешивают своих упитанных детей на уличных весах, а отцы семейств, крякая, состязаются у силомеров. Сюда пришла и счастливая семья нашего героя, Она привлекает всеобщее внимание.
Дамы со скрытой завистью разглядывают розовый костюм Надежды Ивановны, мальчишки откровенно завидуют ковбойскому снаряжению Максима, а парижское платьице Катеньки вызывает восхищение и девочек и их мам.
И только одна девочка прошла мимо Кати гордо и независимо. Причина этой независимости заключается в том, что у нее на платье изображена Останкинская телебашня, которая, как известно, значительно выше Эйфелевой.
Они проходят мимо скамейки, где сидит знакомый нам счастливец бухгалтер с газетой в руках. На газетной полосе виден его портрет под броским заголовком «Клад сдан государству».
Бухгалтер любуется своим портретом. Его так распирает от радости, что он хочет с кем-нибудь поделиться. Но сидящие рядом пенсионеры-шахматисты уже сто раз слышали эту историю и только отмахиваются от него.
Неподалеку расположился продавец лотерейных билетов — бодрый старичок с веселыми молодыми глазами и детским румянцем. Он так задорно зазывает покупателей, что вокруг него всегда толпится народ:
— …С билетом недолго выиграть «Волгу», а некоторые сгоряча выигрывают «москвича». А это лицо или эта рожица может выиграть «запорожца». Подходи, выбирай кому что нужней! До тиража осталось всего пять дней…
Надежда Ивановна задерживается с детьми у столика продавца счастья, а Семен Семенович, отдав ей пиджак, который он нес на руке, и что-то шепнув на ухо, быстро отходит.