-- Я столько-же ихъ понимаю, сколько и вы, тетушка Пенелопа, и прошу васъ не читать мнѣ наставленій, прервала тетку племянница.
-- Отдадите-ли вы ожерелье м-ру Кампердауну? сказала старуха рѣшительнымъ тономъ.
-- Нѣтъ, не отдамъ.
-- Не ему, такъ ювелирамъ?
-- И тѣмъ не отдамъ. Я намѣрена сохранить брилліанты для моего ребенка.
Лиззи зарыдала, по щекѣ ея покатилось слеза, и она поднесла платокъ къ глазамъ.
-- Вы хотите сберечь его для вашего ребенка? повторила графиня.-- Да развѣ ювелиры не съумѣли-бы сохранить ихъ для него лучше, чѣмъ вы? При томъ мнѣ что-то не вѣрится, чтобы вы очень заботились о своемъ ребенкѣ.
-- Тетушка Пенелопа, прошу васъ быть осторожнѣе въ выраженіяхъ.
-- Я говорю, что думаю, Лиззи. Меня испугать нельзя. Дѣло въ томъ, что вы безчестите фамилію вашего мужа, а такъ-какъ вы моя племянница...
-- Я никого не безчещу. Вотъ вы такъ каждаго безчестите.
-- Такъ какъ вы моя племянница, продолжала своимъ невозмутимымъ тономъ графиня,-- я рѣшились пріѣхать къ вамъ и сказать, что если вы ровно чрезъ недѣлю, считая съ нынѣшняго дня, не возвратите брилліантовъ кому слѣдуетъ, васъ призовутъ къ суду за кражу!
Произнеся это страшное слово, леди Линлитгау покачала головой съ самымъ угрожающимъ выраженіемъ въ лицѣ. Рѣчь ея, тонъ голоса и жестъ, взятые вмѣстѣ, были поразительны.
-- Я ихъ не украла, возразила Лиззи.-- Мой мужъ вручилъ мнѣ ихъ лично самъ.
-- Но вы не отвѣтили ни на одно письмо Кампердауна. Вотъ уже первая улика противъ васъ. Послѣ этого нечего больше говорить съ вами. М ръ Кампердаунъ -- старый стряпчій дома Эстасовъ: онъ пишетъ къ вамъ письмо за письмомъ, а вы обращаете на него столько-же вниманія, какъ на послѣднюю собаку!
Старуха произнесла это слово съ такимъ выраженіемъ, что леди Эстасъ внутреино покраснѣла.
-- Зачѣмъ вы не отвѣчали на его письма, если вы чувствовали себя невиновной? продолжала тетка.-- Вотъ вамъ доказательство, что вы сознавали свое преступленіе.
-- Нѣтъ, я ничего не сознавала. Женщина не обязана отвѣчать всѣмъ и каждому на письма, которыя къ ней пишутъ.
-- Отлично! Повторите все это предъ судомъ! Васъ вѣдь подъ судъ отдадутъ. Говорю вамъ, Лиззи Грейстокъ или Эстасъ,-- какъ васъ тамъ зовутъ,-- что такого рода дѣла по нашему называются утайкой или кражей. Я увѣрена, что вы собирались продать брилліанты.
-- Тетушка Пенелопа, этого ужь я вамъ не позволю! сказала Лиззи, вскакивая съ кресла.
-- А почему-же нѣтъ? вамъ придется выслушать и не то еще. Не воображайте, пожалуйста, чтобы м-ръ Кампердаунъ заставилъ меня пріѣхать сюда изъ-за пустяковъ. Если вамъ не хочется, чтобы васъ публично назвали воровкой...
-- Какъ вы смѣете! крикнула Лиззи.-- Чего вы ко мнѣ лѣзете? Чего вы суетесь не въ свое дѣло и говорите мнѣ дерзости? Вы забываете, что вы въ моемъ домѣ!
-- Я говорю то, что хочу, объявила старуха.
-- Миссъ Мекнэльти, пожалуйте сюда, крикнула Лиззи, открывая дверь въ сосѣднюю комнату. Она не отдавала себѣ отчета, можетъ-ли ей помочь такой слабый союзникъ, какъ миссъ Мекнэльти, но пораженная силой нападенія тетки, она рада была хоть въ чемъ-нибудь найти себѣ опору. Миссъ Мекнэльти, все время сидѣвшей у дверей и непропустившей ни одного слова изъ шумнаго разговора, оставалось одно -- выйдти на сцену. Изъ всѣхъ личностей, ей извѣстныхъ, леди Линлитгау была въ ея глазахъ самой страшной, но между-тѣмъ она по своему любила старуху. Миссъ Мекнэльти была существо покорное, трусливое и рабски угодливое, но дурой ее никакъ нельзя было назвать и она очень хорошо понимала разницу между истиной и ложью. Она вытерпѣла страшныя гоненія отъ леди Линлитгау, и не смотря на то, въ ней все-таки гнѣздилось убѣжденіе, что старуха, при всей своей ненависти къ ней, болѣе вѣрная для нея опора, чѣмъ Лиззи съ ея притворной. привязанностью.
-- А! а! такъ вы здѣсь? вотъ какъ! сказала графиня, увидя приживалку.
-- Да-съ, я здѣсь, леди Линлитгау, робко отвѣчала миссъ Мекнэльти.
-- Вѣрно подслушивали у дверей? Прекрасно!-- тѣмъ лучше. Вы теперь все знаете и потому можете сказать ей свое мнѣніе. Вѣдь вы не дура, хотя отъ трусости пожалуй и рта не розинете.
-- Джулія, замѣтила леди Эстасъ,-- будьте такъ добры, прикажите проводить тетушку до ея кареты. Я не могу болѣе выносить ея колкостей и уйду къ себѣ наверхъ.
Съ этими словами Лиззи, граціозно повернувъ свою спину теткѣ, пошла въ заднюю гостиную и оттуда убѣжала въ спальню. Тетка крикнула ей вслѣдъ слѣдующую фразу:
-- Лиззи, повторяю вамъ, если вы не поступите такъ, какъ я говорю, то вы очутитесь въ тюрьмѣ въ четырехъ стѣнахъ.
Видя, что племянница уже далеко, старуха обратилась къ миссъ Мекнэльти:
-- Мекнэльти, слышали вы что-нибудь о брилліантовомъ ожерельѣ? спросила она.
-- Я знаю, что оно у нея, леди Линлитгау, отвѣчала приживалка.
-- А она на него имѣетъ столько-же правъ, сколько и вы. Конечно, вы не осмѣлитесь передать ей моихъ словъ, замѣтила старуха,-- потому-что побоитесь, чтобы она васъ не выгнала за порогъ, но не мѣшало-бы, чтобы вы ей все пересказали. Я исполнила свой долгъ. Звать лакея для меня не трудитесь. Я сама найду дорогу къ выходу.
И говоря это, старуха вышла. Не смотря на запрещеніе, миссъ Мекнэльти позвонила и графиню съ должнымъ почетомъ усадили въ карету.
Лиззи вмѣстѣ съ миссъ Мекнэльти отправились въ оперу и только по возвращеніи оттуда, передъ тѣмъ какъ ложиться въ постель, онѣ заговорили объ ожерельѣ и о визитѣ старой графини. Миссъ Мекнэльти не рѣшалась завести рѣчь о такомъ щекотливомъ предметѣ, а Лиззи съ намѣреніемъ отклоняла разговоръ, но происшествіе, случившееся вечеромъ, ни на минуту не выходило изъ головы леди Эстасъ. Музыку она вообще не очень любила, хотя увѣряла, что страстно ее любитъ и мысленна воображала себя артисткой въ душѣ. Но въ этотъ вечеръ ей было положительно не до оперы. Угрозы старухи тетки глубоко запали ей въ душу. Обвиненіе въ воровствѣ, тюрьма, присяжные, судьи -- все это ошеломило ее какъ громомъ. "Неужели они дѣйствительно затѣятъ со мной дѣло о покражѣ"? думала Лиззи. "Вѣдь я леди Эстасъ, и никто, кромѣ леди Эстасъ, не имѣетъ права владѣть этими брилліантами? Кто кромѣ нея можетъ носить ихъ? Ни одинъ человѣкъ въ мірѣ не осмѣлится сказать, что сэръ Флоріанъ не вручилъ мнѣ ихъ собственноручно. Неужели мнѣ вмѣнятъ въ преступленіе такой пустякъ, что я не отвѣтила на письма м-ра Кампердауна? А впрочемъ, кто ихъ знаетъ"?
Понятія Лиззи о законѣ и судебныхъ дѣйствіяхъ были весьма неясны. Она никакъ не могла съ точностью опредѣлить, что можно дѣлать и чего нельзя. Внутренно она сознавала, что у нея было поползновеніе украсть фамильные брилліанты Эстасовъ, но она не понимала, какимъ образомъ законъ могъ предупредитьъ ея намѣреніе и наказать ее за поползновеніе къ воровству. "Ожерелье, конечно, не совсѣмъ мнѣ принадлежитъ, разсуждала Лиззи, но въ мою пользу есть такъ много обстоятельствъ, что нужно быть очень жестокимъ, чтобы имѣть смѣлость подозрѣвать меня въ воровствѣ. Развѣ я не единственная леди Эстасъ, находящаяся въ живыхъ? Что-же касается угрозъ м-ра Кампердауна и леди Линлитгау, то я не избѣжала-бы ихъ во всякомъ случаѣ,-- была ли-бы я виновата или нѣтъ. Положимъ, что я теперь отдамъ ожерелье; ну, а какъ впослѣдствіи окажется, что Кампердаунъ только пугалъ меня, и что онъ ничего не могъ-бы сдѣлать мнѣ, если-бы брилліанты остались у меня. Вѣдь я не переживу этого! Кто-жъ, наконецъ, скажетъ мнѣ правду?"
Лиззи была на столько умна или скорѣе подозрительна, что на совѣты Мопюса не очень полагалась. "Онъ ждетъ только удобнаго случая, чтобы подать мой вексель ко взысканію", разсуждала она, подъѣзжая къ дому.
-- Зайдите ко мнѣ на минуту въ спальню, моя милая, сказала леди Эстасъ миссъ Мекнэльти, въ то время, когда онѣ обѣ поднимались по лѣстницѣ на верхъ, но возвращеніи изъ оперы.-- Скажите, вы все слышали, что тетушка со мной говорила?
-- Я не могла не слышать, отвѣчала приживалка, слѣдуя въ спальню за хозяйкой.-- Вы сами приказали мнѣ не отходить далеко, а дверь была отворена.
-- Мнѣ именно и нужно было, чтобы вы насъ слышали, потому-что все, что она говорила -- былъ чистѣйшій вздоръ.
-- Не знаю, замѣтила миссъ Мекнэльти.
-- Развѣ это не вздоръ, что меня посадятъ въ тюрьму за то, что я не отвѣчала на письма стряпчаго?
-- Да, это, я полагаю, вздоръ.
-- Притомъ она такая злая, сварливая баба -- старая ворона. Не правда-ли, что она злая, сварливая баба? повторила Лиззи и замолчала, ожидая, что миссъ Мекнэльти будетъ ей вторить.
Но миссѣ Мекнэльти не захотѣла бранить бывшую свою покровительницу, которая впослѣдствіи могла опять ей пригодиться.
-- Неужели вы не чувствуете къ ней ненависти? сказала Лиззи. Неужели послѣ всего, что вы отъ нея вытерпѣли, вы еще не чувствуете къ ней ненависти? Если такъ, то я васъ презираю! Скажите, настаивала Лиззи,-- неужели вы не чувствуете къ ней ненависти?
-- Мнѣ кажется, что у нея очень непріятный характеръ, отвѣчала миссъ Мекнэльти.
-- О, несчастное созданье! Вотъ все, что вы осмѣливаетесь осуждать въ ней! воскликнула леди Эстасъ.
-- Я по неволѣ несчастное созданье, замѣтила миссъ Мекнэльти, и при этихъ словахъ два яркихъ пятна выступили у нея на лицѣ.
Леди Эстасъ поняла всю ненависть, которая высказалась въ этихъ словахъ приживалки и смягчила тонъ.
-- Зачѣмъ вы робѣете, продолжала она,-- скажите мнѣ смѣло свое мнѣніе.
-- На счетъ брилліантовъ? спросила миссъ Мекнэльти.
-- Да, именно на счетъ брилліантовъ.
-- Развѣ они вамъ мало хлопотъ надѣлали? Я-бы давно ихъ отдала, только-бы быть спокойной, отвѣчала миссъ Мекнэльти.
-- Нѣтъ, я ихъ не отдамъ, мнѣ они нужны. Мнѣ пришлось послѣ смерти мужа покупать такъ много вещей. Они мнѣ надѣлали тысячу гадостей, заставили меня заплатить за всю мебель въ Портрэ-Кестлѣ.
Это была неправда, но за-то былъ несомнѣнный фактъ, что Лиззи пробовала забрать въ свои руки всѣ доходы съ имѣнія Эстасовъ для покупки мебели въ свой новый загородный домъ.