Замокъ стоялъ на крутой горѣ, откуда открывался прелестный видъ на рѣку Клейдъ и на островъ Арранъ, красовавшійся на горизонтѣ. Въ ясный день,-- а такихъ дней въ этой мѣстности было много -- арранскія горы были видны изъ оконъ Лиззиной комнаты. Во всѣхъ другихъ отношеніяхъ замокъ представлялъ довольно мрачный характеръ. Кое-гдѣ вокругъ него было разбросано нѣсколько захирѣвшихъ деревьевъ, но строевого лѣса нигдѣ не росло. Позади дома, въ былыя времена, виднѣлся великолѣпный огородъ; но съ началомъ управленія Лиззи вся излишняя, домашняя роскошь исчезла. Великолѣпные огороды требуютъ большихъ издержекъ для поддержанія ихъ въ настоящемъ видѣ и потому Лиззи на первыхъ-же порахъ отпустила всѣхъ помощниковъ главнаго садовника, и вмѣсто пяти человѣкъ огородниковъ ограничилась однимъ, назначивъ ему мальчика въ подмогу. Вслѣдствіе такого распоряженія, старикъ садовникъ, безъ сомнѣнія, тотчасъ-же попросилъ разсчета у леди Эстасъ, что ее вовсе не огорчило, потому что она немедленно наняла другого, запросившаго съ нее только гинею въ недѣлю; правда, этотъ далеко не былъ такимъ артистомъ, какъ его предмѣстникъ, но за то былъ очень скроменъ въ своихъ требованіяхъ, тогда какъ прежній, получая 120 фунтовъ жалованья въ годъ и пользуясь даровой квартирой, угольями, молокомъ и всевозможными садовыми произведеніями, находилъ, что всего этого для него недостаточно. Не смотря на хорошее состояніе Лиззи и на значительные ея доходы, она очень скоро смекнула, что четырехъ тысячъ фунтовъ въ годъ недостаточно для того, чтобы содержать богатый домъ въ городѣ и вести хозяйство въ деревнѣ на широкую ногу.
На днѣ лощины прежняго рва, опоясывавшаго, какъ мы выше сказали, замокъ съ двухъ сторонъ, былъ разведенъ цвѣтникъ и небольшой фруктовый садъ. Вообще-же мѣстность, гдѣ находился Портрэ-Кэстль, не представляла ничего особенно привлекательнаго только и было хорошаго, что видъ на открытое море, разстилавшееся у подошвы горы, на которой возвышался замокъ. Самая гора была совсѣмъ почти обнажена отъ зелени и деревьевъ, такъ что зимой, во время вѣтра, въ замкѣ было крайне непріятно жить. Позади его тянулось длинная цѣпь невысокихъ горъ, исчезавшихъ миль за десять отъ моря; на крайнемъ концѣ ихъ хребта стоялъ охотничій домикъ, носившій простое названіе коттеджа. Тамъ природа была хотя и суровая, но величественная. Коттеджъ назначался для пріема Франка Грейстока и его пріятеля, въ случаѣ, если-бы оба джентльмена вздумали, дѣйствительно, пріѣхать поохотиться на тетеревсй въ имѣніи леди Эстасъ.
И такъ Лиззи, повидимому, должна была чувствовать себя счастливой и довольной. Чего еще ей не доставало? Конечно, найдутся люди, которые скажутъ, что молодой вдовѣ, оплакивающей своего умершаго супруга и находящейся еще подъ вліяніемъ такой утраты, невозможно радоваться и считать себя совершенно счастливой, но вѣдь по нынѣшнимъ понятіямъ свѣта, положеніе молодыхъ вдовъ совсѣмъ не такое горькое, какъ кажется. Въ обществѣ съ каждымъ годомъ утверждается мнѣніе, что во вдовствѣ нѣтъ еще большой бѣды. Горестный обрядъ самосожиганія, бомбазиновыя черныя платья и безобразные вдовьи чепчики -- все это мало по малу теряетъ прежнюю популярность и женщины пріучаютъ себя къ мысли, что какое-бы горе ихъ ни постигло, онѣ должны оставаться вѣрными внушеніямъ своей природы и не грустить по обязанности, когда хочется веселиться. Хорошая жена можетъ чтить память своего супруга, можетъ оплакивать его искренно, честно, отъ всей души и въ то же время можетъ также искренно наслаждаться оставленнымъ ей послѣ мужа наслѣдствомъ. Леди Эстасъ считала тебя несчастной вовсе не потому, что она потеряла мужа. У нея былъ сынъ, было состояніе, она была молода и хороша, ей принадлежалъ замокъ Портрэ. У нея былъ даже женихъ, а если-бы ей вздумалось отъ него отдѣлаться, еслибы она къ нему охладѣла, то на незанятое мѣсто немедленно нашелся-бы другой, и очень можетъ быть, что она второго жениха полюбила бы больше перваго. Слѣдовательно, Лиззи не могла пожаловаться на неудачи въ жизни. А между тѣмъ, она была несчастна. Чего-жъ ей не доставало?
Въ дѣтствѣ она росла умнымъ ребенкомъ, умнымъ и даже очень хитрымъ. Теперь изъ нея вышла умная женщина. Хитрость осталась при ней; но, зная свѣтъ насквозь, Лиззи начала убѣждаться, что человѣкъ съ помощью одной только хитрости никогда не достигаетъ своей цѣли. Вотъ почему она начала завидовать простотѣ и прямотѣ характера Люси Моррисъ, которую она безпощадно осыпала различными прозвищами, въ родѣ: скромницы, потихони, лукавой кошки и т. д. Это однакожъ не мѣшало ей видѣть, что Люси, со всей своей простотой, провела ее,-- хитрую женщину. Для того, чтобы привлечь Франка Грейстока къ себѣ, Лиззи опутала его сѣтями соблазна, но только на время; Люси-же безъ помощи всякихъ сѣтей завладѣла его сердцемъ. Хитрыя женщины вообще удерживаютъ мужчину очень не долго въ своей власти; за то женщины съ простымъ, откровеннымъ сердцемъ приковываютъ его въ себѣ навсегда, особенно, если онъ человѣкъ, дѣйствительно стоющій любви. Леди Эстасъ пришла въ убѣжденію, что какъ-бы ни были блестящи ея успѣхи, она только тогда будетъ счастлива, когда ей удастся вполнѣ завладѣть сердцемъ мужчины.-- "Сэръ Флоріанъ весь отдался мнѣ, разсуждала она съ горечью, но надолго-ли? На одинъ, или на два мѣсяца! Правда, я сама его никогда не любила,-- но что-жъ мнѣ съ собой дѣлать? Не перемѣнить-ли мнѣ тактику? Не притвориться-ли наивной? Не сыграть-ли роль простодушной женщины, чтобы этимъ средствомъ достичь цѣля, заставить себя полюбить?" Бѣдная Лиззи Эстасъ! Разсуждая, такимъ образомъ, она разгадала многое въ своей жизни и невольно сама себѣ говорила горькія истины. Но одна истина ускользнула у нея изъ вида. Она забыла; что у нея не было сердца и что любить она не умѣла. Да, сердце высохло у нея и превратилось въ прахъ, пока она изощрялась въ высшихъ хитростяхъ, улаживая свои дѣла съ г-ми Бартеръ и Бенджаменъ, съ сэромъ Флоріаномъ, съ леди Линлитгау и съ м-ромъ Кампердауномъ.
Ея лордство изволило прибыть въ свое помѣстье и покинуть Лондонъ со всѣми его очарованіями, побужденное различными причинами. Во первыхъ, квартира въ Моунтъ-Стритѣ съ мебелью, прислугой и лошадьми была нанята помѣсячно. Леди Эстасъ достаточно хорошо знала свои доходы и могла сообразить, что ей не слѣдуетъ оставаться ни одного лишняго дня въ Лондонѣ, если она хочетъ сберечь фунтовъ двѣсти; и она была на столько осмотрительна, что поняла всю необходимость подобнаго рода экономіи. Притомъ она разсчитала, что ей удобнѣе будетъ вести свои атаки противъ лорда Фауна издали, чѣмъ вблизи. Наконецъ, самъ Лондонъ ей опротивѣлъ. Тамъ было столько поводовъ опасаться разныхъ непріятностей, и было такъ мало для нея отраднаго! Ее пугалъ болѣе всего м-ръ Кампердаунъ, при воспоминаніи о которомъ сейчасъ возникала въ ея умѣ исторія съ ожерельемъ и мысль о возможности навлечь на себя какую-нибудь страшную бѣду, въ видѣ повѣстки, напримѣръ, отъ городского судьи, съ приказаніемъ немедленно явиться въ Ньюгетъ, а не то, пожалуй, и къ самому лорду-канцлеру. Лиззи дрожала при одной мысли, что къ ней можетъ явиться съ визитомъ полисменъ, уполномоченный произвести домовый обыскъ и силой взять несгараемый ящикъ. Словомъ, для нея въ Лондонѣ было очень мало пріятнаго. Одержать побѣду въ какой-бы то ни было борьбѣ чрезвычайно весело; но постоянно бороться -- утомительно. Единственно пріятными воспоминаніями для Лиззи были тѣ немногія минуты, которыя она проводила наединѣ съ кузеномъ Франкомъ, и еще, быть можетъ, тѣ дни, когда она являлась въ обществѣ, изукрашенная брилліантами. Болѣе этого ей нечѣмъ было вспомнить Лондонъ. "Но придетъ время, утѣшала себя молодая вдова, обстоятельства перемѣнятся и я заживу иначе." Подъ вліяніемъ всѣхъ этихъ соображеній, Лиззи пришла къ тому убѣжденію, что ей необходимо уединиться на время, уѣхать въ деревню, почему она и принялась вздыхать по миломъ морѣ, "по моемъ миломъ морѣ съ сверкающими волнами," какъ она имѣла привычку выражаться, и по скаламъ дорогого Портрэ.
-- Я томлюсь въ душной городской атмосферѣ, говорила она обыкновенно, обращаясь къ миссъ Мэкнельти и къ Августѣ Фаунъ,-- я жажду свѣжаго эйрширскаго воздуха, мнѣ нужно уединеніе, нужны книги. Среди шума и суеты лондонской жизни невозможно сосредоточиться и читать на свободѣ.
Говоря это, Лиззи была вполнѣ увѣрена, что она не лжетъ. Она такъ вѣрила своимъ словамъ, что въ первое же утро по пріѣздѣ въ замокъ положила себѣ въ карманъ маленькій томикъ поэмы Шелли "Королева Мэбъ" и вздумала, прогуляться по скаламъ. Въ девять часовъ, послѣ завтрака, она тотчасъ-же одѣлась и, сдѣлавъ какое-то замѣчаніе миссъ Мэкнельти на счетъ прелестей свѣжаго утренняго воздуха, вышла изъ дома и спустилась въ садъ, разстилавшійся въ лощинѣ передъ замкомъ.
Однако она далеко не ушла. Она направилась по тропинкѣ, ведущей къ небольшой каменистой горѣ, возвышавшейся среди тощихъ пажитей. Ярдовъ пятьдесятъ ниже начиналась длинная гряда скалъ, правда, не очень крутыхъ и не такихъ остроконечныхъ, какъ настоящія скалы, за то покрытыхъ, въ плоть до самаго моря, сѣро-зеленымъ ковромъ изъ мха, что и давало право Лиззи называть берегъ своего имѣнія скалистымъ. Изъ оконъ ея комнаты ясно была видна эта каменная гряда скалъ, и леди Эстасъ, въ минуты поэтическаго восторга, бывало, долго простаивала передъ окномъ, любуясь на эту живописную картину и мечтая о томъ, какъ она будетъ ходить туда читать своего Шелли. Разъ даже случилось такъ, что она дѣйствительно добралась до вершины главной скалы и съ восторгомъ протянула оттуда руки къ едва виднѣвшимся на горизонтѣ горамъ острова Аррана, какъ-бы привѣтствуя ихъ. Но въ тотъ день погода была свѣжая, очень удобная для поэтическихъ изліяній; теперь-же, напротивъ, раскаленное солнце жгло голову, и когда Лиззи, усѣвшись на камнѣ, развернула "Королеву Мэбъ", то оказалось, что читать не было возможности и что зонтикъ служилъ плохой защитой отъ палящаго солнца. Пришлось по-неволѣ встать. Лиззи стала искать глазами какого нибудь тѣнистаго убѣжища, откуда ей можно было-бы любоваться "на милый, безбрежный океанъ съ его сверкающими волнами". (Леди Эстасъ иначе не выражалась, говоря объ устьѣ Клейда). Но такого уголка не нашлось нигдѣ; только въ правой сторонѣ, на горѣ, стояло нѣсколько тощихъ деревьевъ. "Не спуститься-ли къ морю, какъ я это сдѣлала разъ? подумала Лиззи. Найду-ли я и тамъ тѣнь? пожалуй, придется опять карабкаться наверхъ". Солнце припекало все сильнѣе и сильнѣе,-- видя, что другого исхода нѣтъ, какъ поскорѣе удалиться, леди Эстасъ медленно вернулась въ садъ и, расположившись въ старинной бесѣдкѣ, вынула снова Шелли изъ кармана. Лавочка, на которой она усѣлась, была низенькая, жесткая и полуразвалившаяся; въ углахъ бесѣдки ползали улитки (къ которымъ Лиззи чувствовала сильное отвращеніе); не смотря на все это, она рѣшилась остаться. Ей хотѣлось, во что-бы то ни стало, прочитать свою душку "Королеву Мэбъ", среди необыкновенной обстановки, а не у себя, въ прозаической, скучной, будничной гостиной. Чтеніе на скалахъ, какъ оказывалось, было возможно только рано утромъ на зарѣ, или вечеромъ, послѣ солнечнаго заката. Рѣшившись не обращать вниманія на неудобную скамейку и на все прочее, Лиззи приступила къ чтенію "Королева Мэбъ", о которой она очень часто говорила, желая показать, что знаетъ содержаніе этой поэмы. На дѣлѣ-же выходило, что она только теперь въ первый разъ раскрывала Шелли.