Где-то рядом с его хозяином…
Родионов рывком встал, отодвинул кресло и загнул ковер. В паркетном полу, там, где стояло кресло, он увидел два отверстия – замочные скважины. Одна была довольно глубокой, другая, в полудюйме от плоскости пола, закрывалась изнутри металлической шторкой. Это значило, что, дабы полностью открыть вторую скважину, надлежало вскрыть первый замок.
Он не оказался сложным. Беда была в том, что, как только Савелий вынимал из него отмычку, шторки второй скважины автоматически захлопывались. А со вставленной в первый замок отмычкой второй просто не желал открываться.
Родионов вспомнил, что с подобным замком он уже сталкивался, когда брал с Антоном Пешней Московскую биржу. Правда, тогда, вынимая отмычку, защелкивался язычок второго замка, но принцип был тот же.
Работа предстояла сложная. Нужно было найти пружину, закрывающую шторки, и разрубить ее. Тонкой, не толще иголки, спицей с крохотными крючочками на конце он стал медленно исследовать нутро первого замка. Прошло не менее пяти минут, прежде чем крючок зацепился за туго натянутую проволоку. Родионов осторожно потянул за нее и увидел, что шторки второго замка немного шевельнулись. Не отпуская спицу, Савелий нашарил в саквояже одной рукой острую стамеску и молоток. Затем он поставил рядом со спицей стамеску, убедился, что острие ее встало на проволоку, вынул спицу и сильно ударил по головке стамески молотком. Пружина тонко дзинькнула, и шторки скважины второго замка раскрылись.
Через минуту он достал из тайника в полу еще одну шкатулку. Он поставил ее на стол рядом с фонарем и открыл крышку. Есть! На бархатной обивке, отражая свет керосиновой лампы тысячами граней бриллиантовой осыпи, лежала корона императрицы Екатерины Великой, что крепилась на ее прическе во время повседневных выходов. Была исполнена она в форме купола, что венчают православные храмы, только с более выпуклыми боками. Посередине ее был разрез, как бы делящий яблоко короны пополам. Куполок был весь усыпан очень крупными бриллиантами, а обод усеивался также не мелкими алмазами. Не в силах оторвать от короны взор, Савелий взял ее в руки. Она оказалась тяжелее, чем он предполагал. На ее куполе зияли темными пятнами четыре впадинки от выпавших или вынутых бриллиантов. Семь пустующих углублений под алмазы насчитал Савелий на коронном ободке. Он глянул на часы: восемь минут первого. Прекрасно! Времени до поезда еще уйма, и теперь надо уйти так же тихо и красиво, как он сюда вошел.
Родионов положил корону на бархатную подушечку, закрыл крышку и положил шкатулку в саквояж. Все, делать тут больше нечего. Вперед!
В смысле назад.
Савелий осторожно выглянул в коридор, вышел из кабинета управляющего и тихо прикрыл за собой дверь. Что его толкнуло глянуть в окно на лестничной площадке второго этажа – поди теперь разбери. Однако глянул. И увидел, что у запасного выхода, через который он вошел в здание банка и через который намеревался выйти, стоят трое полицейских с револьверами на изготовку.
Глава 25ВЗРЫВАЙТЕ, ГОСПОДА!
Клонило в сон. Отлепившись от столба, городовой присел несколько раз, прогоняя дрему, а затем двинулся вдоль фасада банка. Со стороны ресторации теперь доносилось пение каскадных певичек:
Вышла я на горку в сарафане ярком,
Повстречала Пашку – сразу стало жарко…
Городовой дошел до угла, постоял в нерешительности и повернул к запасному выходу. Что его туда понесло, и для него самого оставалось загадкой. Это позже он будет рассказывать всем и каждому, что, дескать, он почувствовал нечто неладное, потому и толкнулся в дверь. На самом же деле, дойдя до запасного выхода, он просто пнул дверь с досады, и та раскрылась. Городовой открыл рот, вошел внутрь и не поверил глазам: открытой оказалась и тяжелая железная дверь, ведущая аккурат на первый этаж.
Надо обладать большим воображением, чтобы представить себе, как удивились охранники банка, когда к ним в дежурку ввалился встревоженный городовой. Гриша несколько раз посмотрел на засов парадного входа и убедился: закрыто. А Степа, вытаращив глаза без единого проблеска мысли, перекрестился и махнул на городового рукой. Дескать, чур меня, чур. Однако городовой полицейский оказался не святым духом и не привидением, завернутым в прозрачный газ, а настоящим, из мяса и костей и в воняющих дегтем сапогах. Гаркнув на сторожей:
– Вы что тут сидите, у вас запасные двери настежь! – Он схватил трубку телефона и закричал в нее, сорвавшись на петушиный фальцет: – Два-два-шесть! Дайте мне немедля два-два-шесть…
– Дежурный первой полицейской части слушает, – послышалось вскоре из трубки.
– Это говорит городовой Машков. При обходе здания мною обнаружено вскрытие дверей запасного входа отделения Государственного банка.
– Повторите, – после некоторого молчания сказал уже другой голос в трубке.
– Мною, городовым Машковым, обнаружено вскрытие дверей Государственного банка, – громко и четко доложил полицейский. – Считаю необходимым выслать к зданию банка полицейский наряд.
– Похитители еще в здании? – заволновался голос в трубке.
– Полагаю, да, – ответил городовой. – Четверть часа назад, во время моего предыдущего обхода, двери были заперты, – соврал он.
– Хорошо, – услышал из трубки Машков. – Блокируйте со сторожами все выходы из здания. Никаких действий не предпринимать, слышите? – волновалась трубка. – Никаких самостоятельных действий. Наряд высылаем…
Алексея Ивановича дежурный по Управлению разбудил без четверти двенадцать, через минуту после того, как принял звонок от пристава первой части. Эта минута понадобилась дежурному для того, чтобы подняться с первого этажа на второй, где находилась казенная квартира полицмейстера. Вот именно ради подобных экстренных случаев, чтобы не мчаться на извозчике через весь город на квартиру начальника, теряя драгоценное время, и имелось специальное предписание, заверенное министром внутренних дел, обязывающее полицмейстеров и городничих проживать на казенных квартирах при Управлении, а приставов частей при своих участках. Впрочем, казенная квартира – это было совсем неплохо.
Без пяти минут двенадцать полицмейстер Васильев уже мчался на извозчике к отделению Государственного банка, а его помощник Шершнев катил на Московскую к дому Фоминых, где располагалось сыскное отделение и, опять-таки, квартира начальника отделения Николая Ивановича Савинского.
Когда Васильев прибыл на место, пристав первой части Михаил Збановский с помощником, квартальными и городовыми уже оцепили все здание и ждали только приезда полицмейстера. Пристав был молод, горяч и рвался в бой. Как только Васильев ступил с приступки пролетки на землю, Збановский подскочил к нему и, стараясь не выказывать возбуждения, спросил:
– Разрешите начинать, господин полицмейстер?
Алексей Иванович нехотя кивнул:
– Начинайте, уж коли вы здесь. Ежели он еще в здании, то, верно, затаился где-нибудь, поскольку вас он давно, как говорят в их мире, срисовал. Рассредоточьтесь по этажам, возьмите с собой сторожей с ключами, и чтоб ни одно помещение, ни один закут не выпал из вашего внимания. Вам ясно?
– Ясно, господин полицмейстер, – бодро ответил пристав.
– Ну-ну, – буркнул Васильев себе под нос. И еще тише добавил: – Не так я все это планировал.
– Прошу прощения, что вы сказали? – не расслышал последней фразы полицмейстера Збановский.
– Я же сказал – начинайте, – уже раздраженно махнул рукой Васильев.
Затаиться в одном из кабинетов, спрятаться – значило отрезать себя от выхода и дать захлопнуться дверце мышеловки. Выбраться из здания через окна тоже не представлялось возможным: окна были забраны решеткой из арматурных прутьев, вырвать такую решетку не смог бы и сам знаменитый цирковой атлет Журто. Да даже если бы удалось ее вырвать – что, прыгать прямо в лапы легавых? Ведь здание банка было оцеплено по всему периметру так, что полицейские могли взяться за руки и водить вокруг банка хоровод. И Савелий вспомнил – подвалы! Может, в них можно найти какой-нибудь выход наружу? Находились они в дальней части корпуса, там, где были квартиры сотрудников банка.
Послышался шум подъезжающего экипажа. Верно, подъехало начальство. Все, медлить больше нельзя.
Савелий шумно выдохнул и бросился в дальний конец коридора. Через несколько секунд он спустился на первый этаж, пролетев лестницу в одно мгновение, и уперся в запертую металлическую дверь. По плану, именно она вела в подвалы. Родионов раскрыл саквояж, нащупал нужные отмычки и стал орудовать ими, сунув в узкую скважину английского замка. Ну же, ну!.. В это время в противоположном конце корпуса послышался топот множества ног. Полицейские растекались по зданию, как ручейки огромной реки, прорвавшей плотину. Дверной замок выщелкнул раз, два и открылся. Савелий уперся плечом в дверь, и она подалась назад, натужно скрипя петлями.
– Стой, – послышалось совсем близко.
Не оглядываясь, Савелий протиснулся в проем и закрыл тяжелую дверь. Нескольких секунд ему хватило, чтобы провернуть замок на два оборота.
– Он здесь, здесь, – глухо послышалось за дверью.
Родионов быстро вставил в скважину замка одну из отмычек, просунул до упора и резким движением сломал ее.
– Теперь вам придется повозиться с замочком, – тихо сказал он, смахнув капельки пота, проступившие на лбу.
Изучая план, Родионов менее всего обратил внимания на подвалы. И вот теперь, доставая план из кармана сюртука, он мысленно похвалил себя за предусмотрительность. Он ведь знал план этажей наизусть и вполне мог бы и не брать с собой этих бумаг, добытых Занозой. Но, однако, взял. И вот теперь, расстелив кальку на бетонном полу, он при свете лампы рассматривал все эти квадратики, прямоугольники, длинные и короткие полоски, обозначающие комнаты, проходы и двери меж ними.
– Черт, – тихо выругался Савелий, торопливо рассматривая чертежи на кальке. – Черт, черт!