Однако, когда в дверях появился сам начальник столичной Сыскной полиции действительный тайный советник Иван Дмитриевич Путилин, Шумилов несколько растерялся. Он никак не ожидал его увидеть здесь и сейчас.
— Извините, Ваше высокоблагородие, не могу подняться по очевидной причине, здравствуйте, — поприветствовал его Шумилов.
— Здравствуйте, Алексей Иванович, — негромко ответил Путилин; он казался усталым и мрачным. Обойдя письменный стол, на котором лежали ноги Шумилова, он осмотрел раны на его ступнях. На лице главного столичного сыщика ничего не отразилось: вида крови он не боялся, а разнообразных ран насмотрелся на своём веку много больше любого прозектора.
— Неужели Ваше появление здесь каким — то образом связано с недавним происшествием? — поинтересовался Шумилов. Он знал, что Путилин относится к нему с симпатией, возможно, из — за того громкого посрамления прокуратуре, что Шумилов устроил в деле Жюжеван. Возможно, это была просто немотивированная симпатия, которую часто испытывают друг к другу люди одного темперамента и склада мышления… Как бы там ни было, Шумилов имел возможность не раз убедиться в том, что Путилин весьма снисходителен к нему и в спорных ситуациях всегда оставался неизменно доброжелателен.
— Что, чёрт возьми, с Вами происходит, Алексей Иванович? — задал встречный вопрос Путилин, — Какие — то приключения в духе французских романов. То странное задержание Дементия Кочетова, теперь вот — стрельба в доходном доме… Не слишком ли у Вас бурная для юрисконсульта жизнь?
— Мне нравится, Иван Дмитриевич, — пожал плечами Шумилов.
— Объясните, пожалуйста, что здесь произошло?
Шумилов принялся рассказывать, формально соблюдая канву событий, но при этом, разумеется, ничего не говоря ни о Семёновой, ни о Безаке. Последнего он просто назвал «неизвестным мужчиной с пистолетом». Путилина, разумеется, такой рассказ не удовлетворил; скорее всего, он уже успел поговорить с Варнавским и имел определённое представление о случившемся.
— Что Вы здесь вообще делали? — спросил Путилин.
— Я пришёл забрать одну вещь.
— Ту, что извлекли из — под корней фикуса? — уточнил начальник Сыскной полиции.
— Точно так…
— И именно за этой вещью явился мужчина с пистолетом?
— Именно.
— Он забрал у Вас пустую жестяную коробку?
— Забрал.
— Давайте её содержимое сюда! — приказал Путилин, протягивая руку.
Шумилов извлёк из внутреннего кармана векселя и отдал их. У Алексея не существовало законных оснований для того, чтобы отказать Путилину в его просьбе. Он лишь позволил себе толику сарказма:
— Вам эти документы ничего не скажут.
Путилин пролистал бумаги, пробегая глазами их содержание, и, видимо, испытал разочарование.
— Откуда Вы узнали о существовании этой «закладки»? — спросил он, наконец.
— Это адвокатская тайна.
— Вы не адвокат! И не официально зарегистрированный помощник присяжного поверенного.
— Разумеется. Но тем не менее я выполняю поручения присяжного поверенного Карабчевского. Обратитесь за разъяснениями к нему.
— Зачем же к нему, — явно раздражаясь ответил Путилин, — Я разговариваю с Вами. Нежелание отвечать на мои вопросы может быть расценено как противодействие правосудию… Я могу арестовать Вас.
— Интересно будет узнать, какова окажется формулировка в арестом ордере. И что скажет градоначальник, когда узнает, что в столице арестовывают помощников адвокатов, работающих по скандальному делу? — не без сарказма парировал Шумилов. Разговор приобретал совершенно ненужную остроту и это начинало его беспокоить.
— Ваша манера попадать в неприятные истории меня начинает по — настоящему беспокоить. Всё это кончится тем, что Вас в конце — концов убъют и тогда последуют вопросы уже ко мне, как начальнику сыска, по поводу того, почему в столице происходит подобное? — пробормотал Путилин, — Вы мне лучше ответьте вот на какой вопрос: случившееся сегодня находится в какой — то связи с задержанием Дементия Кочетова?
— Прямой связи нет абсолютно никакой, — заметив недоверие во взгляде Путилина, Алексей приложил руку к груди, — Клянусь Вам, никакой связи…
— Но всё случившееся происходит в рамках дела Мироновича?
— Да.
— Хорошо. Вы понимаете, что не должны, не имеете права вести самостоятельный розыск?
— Разумеется. Я не подменяю собой полицию.
— У меня в этом нет никакой уверенности. Я так понимаю, что Вы сумели что — то раскопать. Может быть, не Вы лично, а Карабчевский… но за что — то Вы хорошо зацепились. Я не лезу в адвокатскую тайну, я лишь пытаюсь анализировать ситуацию. Скажите, я правильно понимаю происходящее?
— В принципе, да, — кивнул Шумилов.
— Полагаю, Вы нашли убийцу или кого — то, кто на него очень похож. И этот человек не Миронович. — заключил Путилин.
— Да, Ваш вывод, Иван Дмитриевич, в целом правилен. Разумеется, этот человек не Миронович, поскольку последний является подзащитным Карабчевского.
— Алексей Иванович, Вы — законник и прекрасно знаете, что получив существенные для объяснения уголовного дела сведения, Вы обязаны поставить в известность инстанции, занятые следствием. Ваша самодеятельность может причинить розыску непоправимый вред. Вдруг найденный Вами убийца скроется? Вдруг он покончит с собою? Вы с Карабчевским нарушаете закон и Вы ещё удивляетесь, на каком основании Вас можно подвергнуть аресту! — с возмущением в голосе воскликнул Путилин.
Но тут уже возмутился Шумилов:
— Вот уж воистину, Иван Дмитриевич, переложили с больной головы на здоровую! В моей работе не было бы надобности, если бы Следственная часть нашей многомудрой прокуратуры вела дело должным образом и отрабатывала все возможные версии. Если бы из удобного обвиняемого не делали козла отпущения. Наконец, если бы Ваши помощники работали оборотистее и со сноровкой. Но поскольку государственные инстанции оказываются не в силах защитить интересы и доброе имя простого человека, то делать это ежедневно приходится мне, Карабчевскому и сотням других адвокатов по всей Российской Империи. Каким таким «противодействием правосудию» Вы мне пеняете? Я ему не противодействую, а напротив — подталкиваю его, дабы это ленивое и нечистоплотное животное окончательно не забылось в летаргическом сне!
Путилин дал ему всё сказать, а потом веско ответил, точно припечатал:
— Я не стану сейчас вдаваться в полемику. Я лишь заявляю, что Ваша с Карабчевским деятельность… в своём нынешнем виде… выходит за рамки допускаемого законом. Уважая лично Вас я… готов повременить с ответными санкциями… предоставив Вам, скажем, сутки на завершение всех дел, но… после этого потребую от Вас полного раскрытия всех сведений по делу Мироновича. Если у Вас есть убийца Сарры Беккер — представьте его… но эту беготню по городу со стрельбой и драками пора заканчивать.
Путилин сделал паузу, строго глядя в глаза Шумилову, словно проверяя, как тот его понял. Затем извлёк из кармана жилета часы с императорским вензелем — не иначе как Высочайший подарок! — и добавил:
— Сейчас семнадцать часов 28 сентября. Потрудитесь до семнадцати часов 29 сентября представить своего убийцу.
С этими словами он, не прощаясь, вышел за дверь.
Полицейский доктор, на протяжении всего разговора продолжавший обрабатывать ступни Шумилова, посмотрел вслед Путилину и покачал головой:
— Очень сердит Иван Дмитриевич, ну очень! Нечасто таким его можно видеть!
На душе Алексея Ивановича скребли кошки. Он винил себя за проявленное ребячество — ведь желание забрать припрятанные Безаком векселя было ребячеством чистой воды! Результат проявленной самонадеянности был весьма печален: Шумилов упустил подельника Семёновой; векселя Безака не сумел сохранить и отдал их Путилину; отчасти раскрыл последнему результаты работы Карабчевского; получил от начальника Сыскной полиции ультиматум и тем подвёл своего работодателя. Всё вышло как — то предельно глупо. Хуже всего было то, что Шумилов теперь не мог ходить; врач запретил нагружать ноги в ближайшие дни. Алексей почувствовал себя настоящим инвалидом и ощущение собственной беспомощности лишало его оптимизма.
Весь путь до дома, проделанный в компании Агафона Иванова, Алексей мучился угрызениями совести. Агафон не лез ему в душу и дипломатично разговаривал о погоде. Подъехав к дому на Фонтанке, сыщик сбегал за дворниками, которые на руках донесли Шумилова до квартиры. там Алексей написал короткую записку Карабчевскому, в которой просил последнего немедленно к нему явиться, и отправил с нею одного из дворников.
Госпожа Раухвельд была шокирована видом забинтованных ног Шумилова и поначалу решила, что он попал либо под ломового извозчика, либо под омнибус. На чём основывалось это умозаключение Шумилов так и не узнал, но её искренний испуг несколько развеселил повесившего было нос Алексея. С присущей женщинам практичностью, госпожа Раухвельд тут же озаботилась поисками кресла — каталки, благо среди её квартиросъёмщиков был практикующий врач. Не прошло и часа, как в распоряжении Шумилова уже оказалось большое скрипучее сооружение на больших колёсах, которые надлежало крутить руками. Алексей ещё не овладел толком управлением креслом и, развлекаясь, катался по комнатам, как появился Карабчевский.
Вообще — то, Николая Платоновича следовало ожидать позже, возможно даже утром следующего дня. Но записка Шумилова, видимо, до такой степени его встревожила, что он примчался на зов без промедления.
— Слава бежит впереди Вас! — объявил Карабчевский, снимая и подавая пальто горничной, — Меня уже оповестил Боневич о револьверной стрельбе в доме Швидленда и о том, что туда направил стопы сам Путилин. Скажите, какого…
Он не закончил фразу, поскольку на пороге гостиной появилась госпожа Раухвельд, с болью в голосе воскликнувшая:
— Так в Вас, Алексей Иванович, стреляли из пистолета? И Вы это скрыли?
Шумилову оставалось только укоризненно посмотреть на Карабчевского. Тот, впрочем, и сам понял, сколь неосторожен оказался в своих выражениях. Дабы разрядить ситуацию, Алексей Иванович представил Карабчевского госпоже Раухвельд: