— Это что? — удивился Димка.
— Мышку подарил…
— О! Благодетель! Хочешь, я тебе тоже мышку подарю?
— Не нужно, у меня их уже две… Дим, зачем ты придуриваешься? Ведь отлично понимаешь, что я права… То есть была не права… То есть…
Валька споткнулась под насмешливым взглядом своего родственника и с шутливым негодованием стукнула его по плечу.
— Черт! Запутал!
— Ну, ладно, ты решила пойти покаяться, хотя, на мой взгляд, это совершенно ненужное баловство постороннего мужчины… Все-все, молчу! Я только не понимаю, при чем тут я?
Валька умостилась на край стола и просительно заглянула в глаза родственнику, сидевшему в кресле перед ней.
— Дим, пойдем со мной…
— Зачем?
— Господи, понятия не имею! — внезапно озлилась Валька и спрыгнула на пол. — Боюсь я одна идти, понял?
— Что, джентльмен прибить может? — заинтересовался Димка.
— Да не в этом дело… Ну, что, тебе трудно, что ли?
Димка обречено вздохнул.
— Валь, мне не трудно, — ответил он неожиданно серьезно. — Просто я не люблю глупо выглядеть… Ты будешь извиняться, а мне что делать прикажешь? Рядом стоять с глупой улыбкой?
— Можешь стоять без улыбки…
— Еще лучше! Витрина таксидермиста… А знаешь, что…
Димка вдруг оживился и задвигался в кресле.
— Давай я сам схожу извинюсь за тебя… А что? Очень благородно! Так и скажу: моя кузина, с которой вы пообедали в такой-то забегаловке, просит вам передать свои искренние сожаления. А? Как ты это находишь?
Но Вальку заинтересовала другая сторона вопроса.
— Почему кузина? Разве я тебе кузина?
Димка удивился не меньше. Оттопырил нижнюю губу и уставился на девушку озадаченным взглядом.
— Слушай, а я как-то не задумывался, кем мы друг другу приходимся. Кузены и кузины, насколько я помню из русской литературы, это двоюродные, троюродные и сколько угодно «юродные» братья и сестры. А мы…
— Смотри!
Валька подскочила к столу, схватила листок бумаги с карандашом и принялась чертить схему.
— У бабушки было две сестры. Так?
— Так. Как в пьесе.
— Дядя Женя и дядя Сережа их дети. То есть племянники бабушки. Так?
— Так.
— Получается, что друг другу они приходятся двоюродными братьями, то есть кузенами.
— Ага! — внес Димка свежую струю.
— А Федька и Стаська твои троюродные брат и сестра.
— Гешвистер, — вспомнил Димка школьный курс немецкого языка.
— Троюродные гешвистер, — уточнила Валька. — То есть троюродные кузены.
— Это я понял, — сказал Димка. — Я не понял, с какого бока ты к нам припека.
— Так…
Валька почесала голову кончиком карандаша и продолжила построение генеалогического древа.
— У бабушки помимо двух родных сестер был один двоюродный брат. Мой отец — его сын. Бабушке мой отец приходился двоюродным племянником. То есть троюродным братом твоему отцу и дяде Жене, а мы с тобой…
Валька сделала паузу и наморщила лоб.
— Получается, что мы с тобой четверо-юродные, — почти по складам выговорила Валька и брякнула карандаш на стол. — Ух!
— Ничего себе! — поразился Димка. — А наши дети будут пятиюродные…
— Ладно, остановись, — приказала Валька. — Ну, что, пойдешь со мной, четвероюродный кузен?
Димка засмеялся и поднялся с кресла.
Валька с удовольствием разглядывала родственника. Конечно, Димка не то чтобы красив, но, как было сказано в одном хорошем фильме, чертовски обаятелен. Унаследовав от матери с отцом внешнее благообразие, он, к счастью, оказался совершенно незаряженным семейным вирусом: холодным себялюбием. С четвероюродным кузеном Валька могла трепаться о чем угодно, не опасаясь, что ее поймут неправильно, или, не дай бог, что их междусобойчик вдруг сделается родительским достоянием. Хотя у Вальки с родителями отношения складывались не в пример лучше, чем у брата, все же существовало множество вещей, обсуждать которые было удобней с Димкой. Особенно тогда, когда у обоих появилось какое-то подобие личной жизни.
Димка пользовался стабильным успехом у девчонок. Правда, он почти не умел драться, не особенно дружил со спортом и читал множество заумных книжек, на которые любил ссылаться в разговоре, к неудовольствию дам, но вместе с перечисленными недостатками имел и некоторые достоинства. Во-первых, он считался мальчиком из хорошей семьи, о чем выросшим девушкам не уставали напоминать их родители. Так сказать, sotto voce. (Вполголоса).
Во-вторых, Димка не был снобом. Узкокастовые отношения, построенные по принципу «какой у тебя компьютер», «какая у твоего отца машина» и «какие у тебя шмотки», оказались в их школьные времена весьма обычными и распространенными. Но Димка на такое социальное сито плевать хотел и общался только с теми, кто был ему интересен.
Екатерина Дмитриевна вместе с мужем потратили немало сил и такта, пытаясь объяснить сыну, когда он достаточно подрос, почему на одних людей нужно тратить меньше времени, даже если с ними интересно общаться, чем на других. Димка никогда не возражал, но все делал по-своему, сводя родительские усилия к нулю. Дружбу с Валькой Димкины родители не то чтобы одобряли, но терпели, признавая, что пускай уж лучше в дом ходит родственница, чем девочка с улицы. Впрочем, несколько лет назад Екатерина Дмитриевна вдруг начала встречать Вальку с распростертыми объятиями, отчего та очень робела, пока Димка наконец не объяснил ей причину такого родственного экстаза.
— Мать планирует нас поженить, — сообщил он так безмятежно, словно речь шла о совместном культпоходе в театр.
— Зачем? — не сообразила Валька.
— Тебя бабка любит, — объяснил Димка. — Родители считают, что она может тебе все оставить…
Более того. Екатерина Дмитриевна даже обсудила этот проект с Валькиной матерью. Неизвестно, как протекал разговор, но результат был налицо: теперь тетя Катя здоровалась с Валькой очень сухо, а встреч с ее матерью вообще старалась избегать. Насколько это было возможно.
Впрочем, попыток выгодно женить сына она не оставляла, пока не случился в прошлом году страшнейший, незабываемый конфуз.
— Представляешь, — каялся Димка, — решила меня мать познакомить с какой-то высокопоставленной дочкой.
Валька прыснула в кулак.
— Зря смеешься! Скорей всего, у отца будут крупные неприятности по службе.
— Почему?
— Потому что ее папаша непосредственный начальник моего… Так вот, прихожу в гости, все чин-чином… Стол накрытый, разговор необременительный… А я целый день по городу промотался, голодный — как волк. К тому же холодно было, минус пятнадцать, замерз, как цуцик…
Димка замолчал.
— Ну-ну, — поторопила Валька.
— Даже не знаю, как сказать… В общем, налопался от пуза, а кофе пить позвали в библиотеку. Переместились туда всем кагалом, а там камин пылает, диванчики удобные…
Димка удрученно покачал головой.
— В общем, сам не знаю, как это получилось, но я присел и заснул.
— Да ты что! — ужаснулась Валька.
— А что ты хочешь?! Целый день по холоду носился, не жравши… Разморило меня…
Димка отчаянно махнул рукой.
— Мне даже страшно спрашивать, что тебе сказала твоя мама, — заметила Валька.
— А ничего она мне не сказала! Она со мной с тех пор почти не разговаривает. Поставила крест.
— Девочку жалко…
— Чего это вдруг? — удивился Димка.
— Ну, как… Она ждала, готовилась…
— Еще скажи, на стол накрывала, — язвительно дополнил родственник. — Господи! Ты бы ее видела! Вся такая исполненная сознания собственного величия… Вся такая с голубой кровью, как в песне… «Голубая, голубая, не бывает голубей…» А маникюр! Боже! Да если бы она мне передала кусок хлеба через стол, наколов его на ноготь, то руку протягивать ни мне, ни ей просто не понадобилось бы! Но это даже не главное.
— А что главное?
— Понимаешь, — задумчиво рассудил Димка, — если ее папашка начальник моего, то получается, что его дочка — мой начальник. То есть начальница. А я страшно не люблю эту породу: мадам-начальница… Да и вообще, женитьба не входит в мои планы. Я другого хочу.
— Чего ты хочешь? — спросила Валька с любопытством.
— Нарыть денег побольше, и сбежать от моих родителей подальше, — ответил Димка с каменным лицом. — Только сначала посмотреть, какие у них будут морды, когда они поймут, что я способен нарыть много-много денег.
И спросил безо всякого перехода:
— Знаешь, что я ненавижу больше всего?
— Что?
— Наш ритуал совместного семейного завтрака. Маман настояла, что эта процедура должна быть всеобщей.
— Ну и что? — не поняла Валька.
— А ничего! Поприсутствовала бы ты при этом! Сидят напротив друг друга с каменными рожами и молча пережевывают пищу! Без звука, представляешь?
— Да? — удивилась Валька. — А мне казалось, что твои родители друг друга прекрасно понимают…
— Настолько прекрасно, что в словах не нуждаются, — подтвердил Димка. — Они уже давно на телепатическом уровне общаются.
— Ну, и чем ты не доволен?
Димка вздохнул.
— Я не могу, как они, на телепатическом, — тихо и тоскливо ответил он. — Мне неуютно…
Валька на мгновенье представила, как тетя Катя и дядя Сережа сидят по бокам стола, молчаливые, благообразные, и сосредоточенно жуют, уставившись неподвижным взглядом в одну точку. А между ними сидит несчастный Димка, которому не дано приобщиться к их неслышному диалогу. Неудачный сын таких удачливых родителей. Неудивительно, что ему хочется сбежать подальше…
— Ну что, ты со мной поедешь? — еще раз спросила Валька, хотя и так все уже было понятно.
Димка рассматривал корешки книг на полках.
— Подумать надо, — ответил он рассеянно. — А ты на машине?
— На машине.
— Тогда поеду.
Валька укоризненно качнула головой. Хорош кузен, ничего не скажешь!
— Да ты в окно посмотри! — оправдываясь, пробурчал родственник. — Скоро нам не машины, а лодки понадобятся.
Раздался стук в дверь, и почти тут же в комнату вошла Екатерина Дмитриевна.
— Дмитрий, мы уходим, — заговорила она, как всегда холодно и официально. — Сиди дома, должен прийти мастер.