— Конечно! — горячо ответил племянник, даже не заметив издевки.
— Вот я и ушла тогда, когда для этого наступил подходящий момент.
— А драгоценности? — спросил Сергей Владимирович и перестал дышать, ожидая ответа.
— Вижу, ты хорошо подготовился, — одобрила тетка. — Ты всегда был добросовестным мальчиком. И мать твоя, Лариса, царство ей небесное, часто хвастала…
— Оставим это, — перебил племянник. — Про себя я и так все знаю. Что стало с драгоценностями Радковского?
— Хочешь знать? — переспросила Евдокия Михайловна все с той же мрачной усмешкой. Племянник усиленно и быстро закивал головой.
— А не раскаешься?
— В каком смысле?
— Ну, Сережа, ты же не дурак, должен понимать, какие люди были замешаны в этом деле. Тем более, если ты справки наводил…
— Имен не называй, — быстро сориентировался Сергей Владимирович.
— Не надо? А то я могу…
— Нет!
Сергей Владимирович не сдержался и повысил голос. Впрочем, тут же справился с эмоциями, взял себя в руки и вытер разом вспотевшее лицо носовым платком.
— Я не хочу знать, с кем ты делилась. У тебя что-нибудь осталось?
— А как же! — спокойно ответила Евдокия Михайловна, и он возликовал.
— Осталось, и не кое-что, а вполне приличные вещи. Я тебе как-нибудь покажу.
Хищный огонь сверкнул в глазах племянника. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но быстро передумал и прикусил язык.
— А от того… другого наследства, — спросил он почти робко после секундного раздумья. — От него что-нибудь осталось?
Показалось племяннику или действительно мелькнула в теткиных глазах тень мрачного удовлетворения?
— Осталось, Сережа, — подтвердила она с готовностью.
— Много? — не удержался он.
— Много. Почти восемь миллионов…
— Долларов?
— Долларов.
— Господи! Восемь миллионов!
— Ну, ты же знаешь: мне пришлось отдать…
— Я знаю, молчи! Молчи!
Сергей Владимирович вскочил с места и сделал несколько кругов по комнате. Тетка следила за ним с неприятной усмешкой на губах, но ему было на это наплевать.
Восемь миллионов! Разом! И огромный дом, и две машины, и четырехкомнатная квартира на Ленинском проспекте!
Он сел на место, пытаясь успокоиться. Стиснул пальцы и хрустнул костяшками.
— Сергей!
— Да, извини, извини, — быстро забормотал он, вспомнив, что тетка не выносит этот звук.
— Помещено надежно? — жадно спросил он.
— Надежно, — заверила его Евдокия Михайловна. — Все выдадут по первому требованию. Сразу после запроса прокуратуры.
Потолок обрушился на голову Сергей Владимировича.
— Что? — переспросил племянник. — Не понял… Какого запроса?
— Я говорю, что подпишу признательные показания, — твердо повторила тетка. — Надоело мне, Сережа, в себе это таскать, сил больше нет… Я ведь потому с Андреем и возилась, что хотела ему деньги вернуть. Замуж за него я, конечно, не собиралась. Просто не хотела, чтобы вы знали о той истории… Только видишь, как все получилось…
И Евдокия Михайловна низко склонила голову.
— Я не понял, — растерянно повторил Сергей Владимирович. — Ты что, собираешься сесть в тюрьму?
— А что еще делать прикажешь? — спросила тетка, по-прежнему, не поднимая головы. — Не зря же ты во Францию недавно ездил! Доказательства собирал, правда?
— Ну, предположим… Какая разница? Тетя Дуня, Андрей умер. Так что деньги ты ему уже не вернешь. При всем желании.
— Верну Клоду, — ответила тетка и громко высморкалась в мужской носовой платок, который ей протянул племянник. — Ему пригодятся.
— Да пропьет он их! — почти закричал Сергей Владимирович. — Ты, что, не знаешь, в кого он превратился?
Тетка еще ниже опустила голову и закрыла лицо руками.
— Тетя Дуня, — неуверенно позвал ее племянник.
Молчание. Тихий, почти беззвучный всхлип.
— Ты меня не поняла, тетя Дуня.
Снова всхлип.
— Я не собираюсь тебя выдавать…
— Нет-нет! — воскликнула тетка, не отнимая рук от заплаканного лица. — Я тебе не позволю! Ты не имеешь права меня покрывать!
— Ну, права, может, и не имею…
— Я и сама больше не хочу, чтобы меня покрывали. Нет у меня больше сил! Намучилась! Если б ты только знал, как я намучилась!
И Евдокия Михайловна начала раскачиваться из стороны в сторону. Сергей Владимирович наблюдал за неожиданной истерикой с испугом и растерянностью.
— Тетя Дуня! Ты меня дослушай…
— И слушать не буду, и так все понятно! Я все расскажу. И деньги верну, и драгоценности. Так что не беспокойся: все будет по закону…
— Да пропади он пропадом, этот закон! — взорвался наконец Сергей Владимирович. — Прекрати скулить и слушай меня. Зачем тебе садиться в тюрьму, когда можно дожить свой век в комфорте и покое?
— То есть как это? — не поняла тетка, и даже всхлипывать перестала.
— Очень просто! Мы с тобой завтра сядем, посмотрим твои деловые бумаги, все подсчитаем… В общем, квартиру на Ленинском я готов оставить тебе. По-моему, она не просто комфортная, а роскошная. Ты будешь получать проценты с капитала, которых вполне хватит на все твои маленькие удовольствия. Скажем, тысячу долларов. Или две. Нет, две, по-моему, много… Ладно, сумму мы потом оговорим. И живи себе как у Христа за пазухой!
— Ты серьезно? — спросила тетка недоверчиво.
— Абсолютно!
— Сережа! Ты меня шантажируешь? — тихо спросила тетка. — Я не могу поверить! Ты, государственный чиновник высокого уровня!..
— Да хватит тебе!
Сергей Владимирович встал с кресла и снова прошелся по гостиной, но уже по-хозяйски неторопливо, разглядывая все мелкие безделушки.
— Заладила… «Высокого уровня, высокого уровня»… Как будто ты не знаешь, для чего он нужен, этот высокий уровень. И не смей меня больше пинать своими намеками на воровство! Нашла крайнего… Да посади на мое место любого другого, и будет все то же самое! Потому что никто в России даже представить себе не может, для чего еще нужен этот высокий уровень! Тоже мне, монашка… Уж кому, как не тебе, знать такие вещи! Сколько раз делилась с этим самым «высоким уровнем», а? Забыла? Как тебе выкручиваться помогали после того, как ты мужа убила, забыла? А почему тебе помогали?! За красивые глазки?! Да?!
Сергей Владимирович склонился над теткой и почти кричал, а та с каждым его словом все ниже и ниже опускала голову, пока не спрятала лицо в коленях.
— Который час? — прошептала она вдруг. Удивленный племянник, остановился и взглянул на запястье.
— Половина шестого…
— Ровно половина? — слабым голосом спросила тетка.
— Тридцать семь минут…
— Жаль, — сказала Евдокия Михайловна в полный голос. Она резко выпрямилась, и Сергей Владимирович с ужасом увидел, что глаза у тетки абсолютно сухие, а на щеках пылают яркие лихорадочные пятна победного румянца.
— Ведьма, — прошептал он, еще не успев понять, как именно его провели, но уже сознавая это.
Тетка взглянула в его опрокинутое лицо своими бесовскими глазами, которые он так ненавидел, и вдруг захохотала резким отрывистым смехом.
— Заткнись! — заорал гость, разом теряя все свое благообразие. Но она захохотала еще громче, запрокинув голову и показывая отличные ровные зубы, чуть тронутые желтизной.
В комнату вбежала домработница Нина и застыла, глядя на хозяйку преданными собачьими глазами.
Тетка перестала смеяться так же внезапно, как начала. Вытерла глаза, мокрые от смеха, и поднялась с кресла.
— Пошел вон, — сказала она племяннику очень спокойно и деловито.
— Я убью тебя, — сказал Сергей Владимирович. Его глаза наполнились слезами бессилия. — Если ты меня подставишь — убью тебя…
— Да ты себя убить не способен, не то что другого человека, — презрительно ответила тетка. — Я сказала, пошел вон. А то уже дышать в комнате нечем…
Сергей Владимирович опустил голову и громко хрустнул пальцами. Страшным усилием воли вернул на лицо лохмотья прежней маски спокойного благодушия и пообещал.
— Тебя посадят.
— Только после тебя, — спокойно ответила тетка. — Ну? Ты меня избавишь от своего мерзкого общества или прямо здесь пресс-конференцию соберем?
— Гадина, — невнятно выговорил племянник. Повернулся и, пошатываясь, пошел к дверям.
— За гадину ответишь отдельно, — вслед ему сказала тетка.
Сергей Владимирович остановился, посмотрел на нее через плечо, испепеляя взглядом каждую клетку ненавистного тела.
— Ты дурак, — спокойно продолжала Евдокия Михайловна, словно не замечала его яростных и отчаянных глаз. — И всегда был дураком. И книжек ты читать не любил никогда, даже в детстве… Что у тебя есть? Лакированная морда с отрепетированным богоугодным выражением, десяток хороших костюмов, несколько вызубренных цитат из классиков марксизма, которые уже никому не нужны, и больше ничего. Сколько тебе лет, Сергей? Почти пятьдесят? Больше? А ты так и не понял одной простой вещи: человек становится игрушкой другого человека, если хочет от него что-то получить. Вот как ты от меня сейчас. Явился сюда, вооруженный макулатурой двадцатилетней давности, и решил, что все? Ты меня скрутил? Ты мой хозяин? Ты?! На-ка, выкуси!
И тетка ткнула в его сторону холеной рукой с огромным кольцом на указательном пальце.
— Если бы ты был поумней, или хотя бы читал умные книжки, то усвоил бы одно простое правило: никогда нельзя ничего просить. Особенно у тех, кто сильнее тебя. Ну, не беда; теперь ты это запомнишь надолго. Я позабочусь. Кстати, можешь забрать его назад.
И тетка швырнула ему носовой платок, в который тщательно высморкалась за минуту до этого.
— Вот единственное, что ты от меня получишь.
— Я посажу тебя, — сказал племянник.
— Нина, проводи, — велела тетка. И, не обращая на него больше внимания, начала неторопливо подниматься вверх по лестнице. Остановилась на последней ступеньке, обернулась назад и заботливо спросила:
— Кстати, как ты себя чувствуешь? Дорога назад предстоит долгая, и, боюсь, не очень приятная, так что, если тебе нужно запастись валерьянкой, сделай это сейчас.