Графиня, как могла, отмахивалась от новоявленных товарок, но страшные ногти все приближались, и было ясно, что они вот-вот вонзятся в несчастную графиню.
«Чего вы хотите от меня?» — в ужасе зашептала Жанна (кричать она теперь боялась, ибо опасалась нового появления Кривого Жана, который как был, так и остался бешеным насильником).
«Ты должна нам сказать, где спрятано ожерелье королевы. И мы ни за что не отстанем от тебя, пока ты не скажешь нам. Где? Где ожерелье из бриллиантов?» — шепнула одна из соседок, жалкое существо, буквально источавшее гниль.
И тут Жанна, уже не думая о кривом смотрителе, яростно захохотала, а потом с наслаждением плюнула в мерзкую гнилую опухоль, в которой уже почти нельзя было различить ни глаз, ни носа, ни рта. Началась яростная потасовка, но она была молчаливой, ибо появления Кривого Жана сейчас не хотел никто.
Страшные ногти уже смыкались над кровоточащей грудью графини, свежая, сочная, багрово-пунцовая литера «V» уже была почти в плотном кольце, но тут из соседней кровати выпрыгнула дородная девица; она была совершенно голая, и груди ее колыхались как два гигантских шара. Это была Анжелика. Думаю, что в Париже не сыщется ни одного детородного органа, который хотя бы пару раз не посетил ее податливого лона (и я грешен, каюсь).
Анжелика буквально расплющила соседку-гнилушку, да и остальным обитательницам кровати, в коей поместили графиню, порядком досталось. Кольцо страшных грязных ногтей над кровоточащею грудью новой обитательницы флигеля «Сельпетриера» решительно распалось.
Жанна на сей раз была спасена. В мерзком месте, уготованном ей судьбою, она могла спокойно дожидаться, пока раны зарубцуются и литера «V» займет, наконец, свое прочное, надежное место в границах ее белейшего кожного покрова.
А Анжелика сделалась с этой поры подлинным ангелом-хранителем графини де ла Мотт де Валуа.
Правда, теперь весь флигель люто ненавидел графиню, похитительницу королевских бриллиантов, и случись вдруг что с Анжеликой, участь Жанны незамедлительно была бы решена в самом худшем смысле этого слова: графиню не просто добили бы, а растерзали бы ее плоть на кусочки.
Но с Анжеликой было все в порядке, и ее никто не собирался никуда усылать — она регулярнейшим образом удовлетворяла все любовные прихоти Кривого Жана, и соответственно сей смотритель ни за что бы не допустил исчезновения Анжелики.
Весь совершенно необозримый любовный пыл последней расходовался поначалу на одного этого выродка (потом, правда, клиентура Анжелики в «Сельпетриере» значительно расширилась), и Кривой Жан постепенно, к изумлению всех обитательниц флигеля, стал совершенно благостен, как никогда прежде. В общем, графиня была под надежнейшей защитой и стала неуклонно приходить в себя: ее ненавидели, но боялись даже приблизиться.
ОТРЫВОК ВТОРОЙ
Раз в неделю от двух до трех дня графиню де ла Мотт неизменно посещал ее адвокат мэтр Дуалло.
Этот довольно-таки противный и юркий старикашка без памяти влюбился в Жанну, еще когда она сидела в Бастилии. Однако их бурный роман делу ее освобождения совершенно не помог. Не содействовало освобождению и то, что графиня зачем-то заявила на процессе, что она беременна от своего адвоката. Конечно, это добавило толику скандальности, но не принесло никакого облегчения
Мэтр Дуалло сразу же по завершении процесса выпустил свой мемуар (защитительную речь) — и пятитысячный тираж разошелся в одну неделю. Но выиграл-то от этого один лишь только адвокат, мэтр Дуалло. Вообще он чрезвычайно увертлив и выгоду свою блюдет неукоснительно, и безо всяких отклонений.
Собственно. Президент «Сельпетриера» не дал дозволения пускать мэтра Дуалло прямо во флигель (о лежании его в кровати со своею подопечной и речи не было), но Анжелике в конце концов удалось уломать Кривого Жана.
Да, свидания происходили непосредственно в постели (понятное дело, за пределами флигеля о данном обстоятельстве тогда никто не знал). При этом остальных товарок предварительно сгоняли с кровати — их место занимала Анжелика.
Последним обстоятельством Кривой Жан был не весьма доволен, но Анжелика убедила его, что сие совершенно необходимо и что она в постели внимательно следит за тем, дабы мэтр Дуалло не передал бы графине каких-либо тайных посланий или же оружия. И Кривой Жан сдался.
Собственно, он стал настолько зависим от Анжелики, что уже ни в чем не смел ей отказать. За радость вхождения в ее ненасытное лоно он готов был отдать хоть весь «Сельпетриер». На творившиеся во флигеле безобразия начальство приюта закрывало глаза, и не исключено, делалось это потому, что и оно стало пользоваться услугами добрейшей Анжелики.
В общем, каждую неделю мэтр Дуалло встречался со своею подопечной под охраною зоркой Анжелики. Продолжалось это почти год — одиннадцать месяцев и семнадцать дней. А потом грянула страшная беда.
Да, мэтр Дуалло довольно-таки часто приносил графине книги благочестивого содержания. Сей факт в том году неоднократно отмечали парижские газеты, но на самом-то деле помыслы графини де ла Мотт тогда были чрезвычайно далеки от благочестивости, даже слишком далеки.
Как-то Анжелика сообщила Кривому Жану, что в издании Экклезиаста, доставленном адвокатом, было вложено письмо самой Марии-Антуанетты.
Кривой Жан отвечал, что ежели королева решила написать заключенной письмо, то он не смеет этому препятствовать.
Правда, Жан осведомился: «Что же написала Ее величество?» Анжелика отвечала, что, собственно, это краткая записка: «Королева извиняется, что невольно доставила графине столько неприятностей и даже страданий».
Услышав это, Жан махнул рукой и примолвил: «Это совершенно невинно! Пускай переписываются».
Однако, Анжелика утаила от Кривого Жана вот какой факт.
Мэтр Дуалло принес как-то своей подопечной томик псалмов, в который была вложена тончайшая пластинка из воска. Анжелика незаметно извлекала сию пластинку и спрятала ее, а когда уставший после утех любви Кривой Жан заснул, Анжелика вынула у него из карман брюк ключ от палаты и быстренько сделала восковой отпечаток.
Когда в следующий раз явился мэтр Дуалло, Анжелика незаметно вручила ему сей отпечаток. Еще через неделю у Анжелики уже был свой ключ от палаты. Собственно, он принадлежал графине, но Анжелика хранила его у себя — так было гораздо безопаснее.
В один из следующих своих приходов мэтр Дуалло принес в ящике с книгами мужской костюм — Анжелика опять-таки спрятала его у себя, но предназначался он, понятное дело, для графини.
ОТРЫВОК ТРЕТИЙ
И вот в один из дней графиня де ла Мотт из «Сельпатриера» навсегда исчезла.
Произошло это на рассвете. Переоделась в мужской костюм, отперла своим ключом дверь и выскользнула на волю. Никто ее не видел, никто за нею не гнался.
Выйдя за ворота приюта, она побежала к королевскому саду лекарственных растений, затем ринулась на набережную Опиталь, где сумела поймать случайно проходивший фиакр. А погони все не было.
Так же благополучно графиня из Парижа проследовала в Ножан, в Труа, в Нанси, в Мец, оттуда в имперские земли, а уже оттуда и в Великобританию, где ее ждал супруг, граф де ла Мотт, уже успевший распродать часть бриллиантов, в Великобританию, где она становилась недостижимой для нашего полицейского преследования.
Да, графиня де ла Мотт дала Анжелике на память о себе два бриллиантика из исчезнувшего ожерелья королевы. Так, во всяком случае, утверждают обитательницы флигелька из «Сельпатриера», в коем содержатся тихие помешанные. Они помнят и графиню, и Анжелику, и по-прежнему дружно их ненавидят.
Король и королева были в совершеннейшем бешенстве, узнав, что Жанна улизнула — ей ведь было определено вечное заключение, и без права на помилование. Но реакция Версаля это еще не все. У этой истории были и общественные последствия, и нешуточные.
ОТРЫВОК ЧЕТВЕРТЫЙ
Шум, вызванный исчезновением графини из приюта «Сельпатриер», был поистине страшен. Газеты одно время только об этом и писали, называя графиню Жанну де ла Мотт де Валуа невинной страдалицей, утверждая, что ожерелье королева украла сама у себя, и тому подобные глупости. Бегство графини как бы всполыхнуло антикоролевские настроения.
А вот Кривого Жана выгнали со службы и даже под суд собирались отдать. Так и не отдали, а надо было бы! Ох, как надо было бы! Да и Анжелику стоило бы допросить в Бастилии.
Сия девица таинственным образом исчезла незадолго перед самым уходом Жана, страстного своего обожателя, из приюта «Сельпатриер», заведения невыразимо гнусного и даже по-своему жуткого.
Говорили, что Кривой Жан, собственно, и способствовал ее исчезновению из приюта. Но Анжелика при этом отнюдь не досталась Кривому Жану, как можно было бы предположить. Однако оказалось, что ежели он и спас ее, то сделал это отнюдь не для себя, хотя думал именно о себе и своих удовольствиях, а не о ком-либо ином.
Некоторое время спустя после исчезновения графини, мои агенты обнаружили Анжелику в качестве экономки в доме мэтра Дуалло, адвоката, безуспешно защищавшего графиню, к радости королевы.
Надо же! Вот проворным оказался старикашка сей мэтр Дуалло! И мемуар тиснул, принесший баснословную выручку, и эту отъявленную мошенницу Жанну де Валуа вызволил из мерзкого, страшного приюта, получив за это приличную мзду, и приобрел еще вдобавок, обойдя кривого Жана, неутомимое лоно Анжелики, а это ведь такое сокровище, что стоит, пожалуй, и всего ожерелья.
Но самое ужасное то, что графиня де ла Мотт смогла беспрепятственно покинуть стены приюта «Сельпатриер».
Она бежала в Англию, но, увы, не для того, чтобы молчать. Решив подзаработать, что ей и удалось, графиня стала выпускать записки и брошюрки, посвященные королевской семье, полные гнуснейших инсинуаций. А то, что она при этом говорила об истории с ожерельем, было чистейшим и беспардоннейшим враньем. И все это было только на руку бунтовщикам и всем отъявленным негодяям.