Скомкав пустую пачку сигарет, Степан достал новую и закурил. Как все-таки удобно найти козла отпущения и свалить на него все скопом, а Анна для этого идеальный вариант.
Но в таком случае и ежу понятно, что без сообщников ей было не обойтись, и Галембе придется присовокупить к делу еще хотя бы одного обвиняемого, иначе его начальство, да и общественность, могут подавиться такой непрожаренной уткой.
Все складывалось так, что на эту незавидную роль он, Степан, был первым в очереди – весь интернет пестрел фотографиями с презентации, полиция разыскивала человека, который все это время был с Анной, наверняка получила его описание, поэтому личность «сообщника» будет вот-вот установлена.
Свою золотую карточку после покупки шубы он убрал подальше и теперь пользовался только наличными, слава богу, по старой привычке его бумажник никогда не пустовал, дела шли неплохо, и, если уж на то пошло, денег у него хватило бы, чтобы выпутаться из любой передряги, однако было бы непростительной глупостью думать, что после этого его бизнес не пострадает.
В общем, перспективы у него были в любом случае незавидные, но положение Анны на этом фоне выглядит куда более серьезным, даже катастрофическим. Не потащи он ее тогда к Васе, а потом еще и к Романову… Наломал дров, а теперь бросить на произвол судьбы? Не мог он. Не мог, и все тут.
Пора признаться самому себе, что с тех пор многое изменилось, он, кажется, приплыл – хоть в этом вопросе на сегодня нет сомнений, его внутренний барометр устойчиво показывает «ясно».
Отвык он от этого чувства, уже не надеялся, а тут, на тебе…
Головная боль пульсировала.
Итак… первым погиб Вася, почти сразу после презентации, точнее, часа через три-четыре. Ему проломили голову, и этому должна быть причина. В последнее время он отдалился, о своих делах не докладывал, но образ жизни вел обычный.
Почему вообще убивают? Прежде всего, на ум приходит банальное ограбление, но тогда бы взломали Васину «сокровищницу», да и порядок был везде идеальный, в столе и в вещах не рылись, сейф за картиной не тронули. Нет, не похоже.
Правда он, Степан, не нашел документов, за которыми, собственно, и приезжал. Не может же быть, чтобы воры, оказавшись в таком малиннике, соблазнились только ими, на черта они им понадобились.
А были ли, кстати, вообще эти бумаги?
Степан взял ручку и просуммировал числа, выписанные им при просмотре некоторых сайтов получилась внушительная цифра. Поневоле возник вопрос: собирался ли Вася вообще что-либо подписывать? Может, просил о встрече в надежде добиться отсрочки, ведь он столько просадил на аукционах за последний год? Хотя, стал бы он столько тратить, если б не имел серьезных вложений, или заначки, большой, надежно упрятанной – любовь к денежным знакам уступала у него только любви к собственной персоне.
Есть вариант, что в дом проник наемный киллер, мало ли с кем у Васи были счеты, однако в таком случае он скорее всего предпочел бы огнестрельное оружие или удавку, и зачем убийце вообще понадобилось вызывать полицию, рисковать собой, чтобы подставить других. Нет, профессионалы приходят тихо и уходят тихо, такая у них работа.
А вот как раз в Романова вполне мог стрелять именно киллер, ночью, в окно, два выстрела, чтобы уж наверняка… но тогда непонятно, кому и зачем это могло понадобиться.
И тут мысли Степана сами, без его на то команды, понеслись прямехонько к Антону Дмитриевичу Батищеву, в конце концов, он один остался жив и невредим. Один если говорить об основных претендентах на колье. Все сходится на нем, Бхаласкаре, ведь расправа над жертвами последовала сразу после его исчезновения.
Если предположить, что к этому приложил руку Батищев, то можно выстроить следующую цепочку:
… Каким-то образом, скорее всего на почве торговли редким ценным антиквариатом, жизнь сводит его с Романовым. Они быстро находят общий язык, и постепенно их отношения переходят в ранг доверительных. Кирилл Львович рассказывает Батищеву свою историю, легенду о страшном проклятье и отпускает внучку с ним на презентацию, абы с кем не отпустил бы. Можно не сомневаться, что они много знали друг о друге, а уж Батищев, хитрый лис, прежде чем сходиться с людьми, имеет обыкновение собирать о них полное досье. Романов с виду казался безобидным, даже бесхитростным, а там, кто его знает?..
Не тайна, что Батищев имел зуб на Карецкого, второй мог вырасти и на Романова, но депульпировать эти зубы имеет смысл, только если они имеют отношение к тому, что случилось в галерее.
Сжав виски, Степан начал их массировать, вроде помогло, боль отступила, но как только он убрал руки, накатила снова.
На этом цепочка его рассуждений обрывалась, и что делать дальше было непонятно.
Перед глазами всплыл друг Вася, лежащий ничком на полу, и растекающаяся вокруг темно-бурая лужа… Не мог он впустить в дом, тем более в кабинет, в свое «святое святых», постороннего человека, а проникнуть внутрь без приглашения было практически невозможно, охранная система у него в особняке новейшей разработки…
Выудив из пачки очередную сигарету, Степан щелкнул зажигалкой и долго смотрел на пламя, а когда отвел глаза, рядом стояла Анна, он и не слышал, как она подошла. Глаза у нее были красными, веки припухшими, она старательно отворачивалась, и Степан, конечно, сделал вид, что ничего не замечает.
– Может, поешь? – как бы между прочим предложил он.
– Нет, спасибо, – слегка подрагивающим голосом ответила она, поправила шубу на спинке стула и присела на самый его краешек, видимо, чтобы не повредить ценный мех.
– Тогда, может, выпьешь? – ему почему-то постоянно хотелось накормить ее, согреть, напоить, наконец.
– Нет, спасибо, – повторила Анна. И чего он к ней пристает, предлагает что-то, везет куда-то, выспрашивает. Может, она и не хочет ничего.
Прошла минута, другая, Анна сидела, сложив руки, как школьница за партой, и пересчитывала кружочки на синей бумажной скатерти. Степан тоже молчал, как-то плохо молчал, так и казалось, что если откроет рот, обязательно скажет что-нибудь неприятное, после чего их странному затянувшемуся содружеству придет конец.
– Кстати, у тебя нет таблетки от головы? – неожиданно спросил он, потирая лоб.
– От головы мы скоро оба избавимся, а пока придется потерпеть. И необязательно столько курить, – Анна брезгливо отодвинула подальше пепельницу, в которой было уже не меньше десяти окурков. – Устроил тут дымовую завесу… замаскировался.
Степан насупился, подозвал официанта и попросил принести чистую. Хотел было отхлебнуть крепкого, уже остывшего чая, но не стал – цветом он напоминал ту самую темно-бурую лужу, Васину кровь.
– Мне надо кое-куда съездить, – он бухнул чашку на стол. – Одному.
Анна оцепенела от неожиданности:
– А… я?
– Ты подождешь меня здесь.
– Здесь? – она растерянно оглянулась по сторонам.
– Так будет лучше. Не волнуйся, тут безопасно.
– Когда ты вернешься?
– Максимум через два часа, надеюсь раньше, – сказал Степан.
Его глаза показались Анне сейчас холодными и непроницаемыми как бетонная стена. Хотела спросить: «Ты меня бросаешь? Решил избавиться?», но ни слова больше выдавить из себя не могла, просто мгновенно стало зябко, словно она снова оказалась в лесу, в том самом ледяном овраге.
– Сиди здесь и никуда не ходи, – строго велел Степан. – Ты меня слышишь?
– Ладно… – сказала она, и сама испугалась своего ставшего вдруг чужим, хриплым голоса.
– Можешь заказать все, что угодно, посиди в интернете, в общем, ни в чем себе не отказывай, я оплачу. Ты меня поняла?
Анна кивнула и снова уставилась в стол.
Степан хотел сказать еще что-то, помялся и передумал. Еще раз внимательно посмотрел на нее, словно желая запомнить, развернулся, бросил официанту несколько слов и вышел.
Глава 41
Нет, это уже ни что не похоже, ему, видите ли, надо уехать, а понимает ли он, что творится у нее внутри, каково ей сейчас, стенала про себя Анна, не удостоил даже объяснением… она таскалась за ним весь день, провела с ним ночь, а в ответ надменный тон, холодный отстраненный взгляд и это «подождешь меня здесь». Как рабыне. И это уже не первый раз, вчера из машины вот так же исчез, ведь если бы он тогда остался с ней ничего бы не случилось. Обращается как с собачкой, то приласкает, то «пошла прочь». Когда же он настоящий, сейчас или ночью? Уставившись невидящими глазами в монитор компьютера, Анна всеми силами старалась не заплакать. Он ушел… Раньше она думала, что одинока, но ошибалась – по-настоящему одинокой она почувствовала себя только теперь.
И никакая Аглашка ей не поможет, а только наоборот, может быть, именно благодаря ей, ее глумлениям, она, Анна, заработала такой финал. Да и при чем здесь собственно Аглашка? Она сама же ее выдумала, сама устроила из своей жизни «реалити», а себя настоящую, день за днем в «Корзину» сливала. В общем, копила, копила и получила. А ведь подспудно все понимала, но, казалось, что однажды проснется, почистит перышки, помедитирует и…
Сундуки с брюликами, да тонны жратвы Лакшми ей, видите ли, сулила – ах, какое счастье! А если на уме совсем другое, и к цацкам это не имеет никакого отношения?
Глупо… ой, как глупо, непростительно. Значит, пора сворачивать свой бизнес, пока совсем не завралась.
Все, мисс Нежинская, ариведерчи, и больше свой облезлый хвост не распускай. Такую «глубокую» писательницу мир оплакивать не будет. Да и не налезет теперь на меня твоя шкурка, все изменилось.
Большие напольные часы, смотревшиеся в этом непритязательном кафе неуместно, громко оповестили присутствующих о времени. Анна даже не поняла, сколько они пробили, ей было все равно, и что с ней вообще будет дальше тоже все равно. Ну и что, если ее поймает полиция? Ну и что, если ее осудят и даже посадят в тюрьму?
Абсолютно все равно. Хотя нет, пусть ее запрут в камере, а еще лучше сразу на электрический стул.
– Вам что-нибудь принести? – раздался над самым ухом мужской голос и, не получив ответа, спросил более настойчиво. – Будете заказывать?