Сколько времени она так пролежала? Казалось, грозный дух Кыырт Мохсогол сжалился над ней, лишив сознания. Она очнулась в полной глухой тишине. Пролежав ещё немного, она прислушивалась к тишине. Потом она приподняла шкуры и высунула наружу головку меж обломков жердей. Готовая в любой момент спрятаться обратно, она всматривалась в белую ночь. Солнце уже ушло на запад и покосившиеся пустые тордохи отбрасывали на лысую вершину сопки длинные тени. Место, где прошло её детство, где она играла с друзьями, где жила и умерла её мать, показалось ей чужим. По лиственничным рощам, покрывавшим бока сопки, бродила глухая тишина.
На обрывистом краю лысой вершины сопки мужчины мохсогол воздвигли большой помост, на котором разделывали крупную дичь: лосей и медведей. Взобравшись на него, девочка огляделась. На ветвях высоких и старых, росших чуть ниже по склону лиственниц она увидела чужаков в красных одеждах войны. Ещё ниже по склону пылали высокие костры, а между ними, закинув за плечи луки и стрелы, бродили люди в красном. Вот они подняли над головами копья и, потрясая ими, пустились в пляс. Пляска сопровождалась громким пением, напоминающим вороний грай. Эхо подхватывало их голоса и носило по окрестным рощам, заставляя испуганно трепетать всё живое.
Опустившись сначала на карачки, а потом и на живот, девочка сползла с помоста. Как обезумевшее от ужаса животное, она ползла-стелилась вдоль помоста. Казалось, испытать больший ужас невозможно. Девочка медленно огибала помост, пока наконец не наткнулась на распростёртое тело собственного отца. Он лежал на спине, разбросав в стороны руки и запрокинув голову. Густые и чёрные как смоль его волосы спутались и разметались по земле.
Позабыв все страхи, девочка с отчаянным криком бросилась к отцу, припала к нему. Долго лежала она, громко плача, и крупные горькие слёзы её не могли согреть холодное, как лёд, лицо вождя Мохсогол. Добрый и внимательный, когда ей бывало грустно, он молча смотрел на неё тёмными и нежными, как у оленя, глазами, и ей казалось, что он гладит её и утешает своим взглядом. Почему же теперь он равнодушен к горю любимой дочки, почему лежит так спокойно, почему смотрит неподвижным взглядом в начинающее сереть небо?
Долго, пока не покинули её слёзы, плакала девочка мохсогол. Ликующая песня врагов с новой силой вспыхнула под боком сопки. Слитный вопль вывел девочку из горестного забытья. Она вспомнила наказ отца. Прибрав длинные разметавшиеся волосы убитого, она отёрла с его лица свои слёзы полой одежды, словно боялась, что отец замёрзнет.
Утомлённая горем и страхом, вымотанная долгими рыданиями, девочка поднялась на ноги. Где-то под боком сопки, в ивняке, спрятана лодка-берестянка, на которой она доберётся до долины Чоны. Там живут родичи её отца – люди Мохсогол. Там она найдёт сподвижников, чтобы одолеть Тураах.
– Я отомщу! – вскричала девочка, вынимая из холодной руки отца древко пальмы. – Стану воительницей и отомщу!
– Я готов! – вскричал Гамлет. – Битва! Месть!
Вот он уже на ногах, и хоть нет на нём выкрашенной красной краской одежды, хоть не вооружён он острой пальмой, но дух его готов к сражению. Он прыгает через кострище и…
– Каков молодец! – смеётся бабушка. – Уж не с моей ли коровой собрался сражаться?
Однако так просто Гамлета не унять. Он шарахается от коровы – право слово, смешно! Так бояться какой-то коровы! – подскакивает ко мне, и вот я уже лечу так высоко, что за урезом сопки мне отлично видна голубая лента Вилюя. Тан-тала-дин-там! Я чувствую на своей щеке его горячее дыхание. Он целует меня сначала в щёку, а потом и в глаза.
– О, моя прекрасная сказительница! – кричит он и кружит меня.
Земля и небо меняются местами. Я вижу то искрящиеся фиалковые глаза бабушки, то непроницаемую мину Осипа, то рогатую, вечно жующую голову коровы. Собаки с лаем скачут вокруг нас, отчаянно виляя хвостами. Кто разделит радость человека, если не собака? И снова бабушка. Взгляд её пронзителен. И опять Осип. Этот, как обычно, саркастичен и недоверчив. Но страха в нём нет. Осип уверен: Гамлет нипочём и никогда не уронит меня.
А тот кружит меня по поляне, вокруг чум-утэна моей госпожи-бабушки. Это не танец. Это полёт счастья. Ослабев от восторга, я прижимаюсь к его груди щекой. Я слышу его сердце. Оно стучит, как поршень мощной машины: бум-бум-бум. Я слышу его чистое дыхание: аах-ах, аах-ах.
Его тёмные, глубокие глаза так близко! Так похожи они на глаза вождя Мохсогол из моей сказки! Я смотрюсь в них, как в зеркало, и вижу женщину сказочной красоты. Да, я красавица, и весь этот мир – реки, полные рыбой, сопки и леса, полные дичи, каменное основание мира, в котором созревают кристаллы алмазов небывалой ценности – создан для моего удовольствия. Я – царица. Я – богиня. Я – выше и краше самой Ахтар Айысыт, умножающей род двуногих.
Вот мой избранник опускает меня на расстеленную кошму. Я – его главная драгоценность. Он целует мою руку. Но что я вижу? Взгляд милого потускнел, отуманился новой думой. А может быть, он скорбит о том, что сказка завершилась? Надо его ободрить.
– У меня ещё много сказок, – говорю я. – Можно слушать много-много дней, и я ни разу не повторюсь.
– Конечно… я уверен… – бормочет он. – Может быть, завтра?
– Должно пройти не менее пяти дней, – возражает бабушка.
Гамлет растерян и расстроен. «Почему так долго?» – говорит его обеспокоенный взгляд.
– В землях племени Мохсогол есть и другие алмазы, – отвечает госпожа-бабушка. – Ты хочешь увидеть их?
– Я хочу их получить!
Теперь во взгляде Гамлета читается уже знакомая мне алчность.
– Я и сама из племени Мохсогол, – невозмутимо продолжает госпожа-бабушка. – Поэтому вправе распоряжаться и готова предоставить тебе часть её богатств.
Гамлет вскочил сам не свой. Алчность кружила ему голову.
– Давай! Я готов!
– Богатства не даются просто так. Надо отслужить.
– Я готов!!!
– Я думала, ты занят сейчас. Себе не принадлежишь. Надо завершить дело с отцом.
Гамлет растерялся и медлил с ответом. Ослеплённый обещанием неслыханного богатства, он, казалось, и думать забыл о цели своего приезда.
– Отец… отец? Отец подождёт, – проговорил он после паузы.
– Верно. Мёртвые никуда не торопятся, – поддержал его Осип. – Моя жена объяснит тебе твои обязанности. Наградой за работу будет настоящее богатство.
Гамлет принялся расспрашивать бабушку и Осипа. Он так волновался, что совершенно позабыл не только о потерянном отце, но даже и обо мне. На его смуглом лбу и щеках вспыхнули яркие пятна румянца. Глаза блестели, словно он ещё минуту назад безутешно плакал. Мне следовало бы молчать, но я, переступив через собственную гордость, спросила:
– Госпожа-бабушка, дело к ночи. Где будет ночевать наш почётный гость?
Гамлет на минуту умолк, обескураженный моим вопросом. Казалось, он не понимает, кого я имею в виду, кого называю почётным гостем.
– Где ночевать? – живо ответила госпожа-бабушка. – Разве это вопрос, требующий твоего беспокойства? Разве мало места в срединном мире? Разве не найдётся лежанки для такого знатного молодца?
– У меня он устроится прекрасно, – проговорил Осип. – Будет жить в той же комнате, где когда-то ночевал товарищ Богатых и где любит останавливаться товарищ Байбаков с товарищами.
– Богатых? Байбаков? – Удивлению Гамлета не было предела. – Это важные люди? Но мне всё же хотелось бы знать, сколько алмазов получу я, их вес, или вы считаете их поштучно? И ещё немаловажный вопрос: как надолго я должен здесь задержаться?
– О! На последний вопрос ответить просто, – почему-то отводя взгляд, проговорил Осип. – Оставайся с нами надолго. Оставайся навсегда.
– Но это невозможно… моя мать… она не вынесет разлуки со мной…
Он хотел сказать ещё что-то, но его опьянённый алчностью взгляд наткнулся на меня, и он промолчал.
– Ну так как? По рукам? – Осип сжал его ладонь своею, но Гамлет по-прежнему колебался.
– Всё же я не понимаю…
– Что тут понимать? Охота, рыбалка, общество прекрасной Миры…
– Он согласен. – Госпожа-бабушка тряхнула головой, колокольчики в её волосах зазвенели, и Гамлет сдался.
– Хорошо, – буркнул он. – Рыбалка и охота – это не по мне, но алмазы…
– На московском асфальте ты не найдёшь таких камней, как на дне между камней речки-богачки, – усмехнулся Осип.
На прощание госпожа-бабушка сказала мне так:
– Отдыхай. На неделе я сама навещу тебя. Ничто так не утомляет человека, как долгое празднование или долгая битва…
Я кивнула, заслужив тем самым пристальный и сочувственный взгляд Гамлета.
Гамлет и я в сопровождении Осипа покинули поляну на уступе лысой сопки. Мы спустились в рощу, под лиственницы, где в одном из домов покинутого посёлка Осип устроил себе жилище неподалёку от меня. У Осипа уютно: пол выстлан новыми плахами и надёжно подвешена дверь. У Осипа в оконных переплётах цело остекление. У Осипа вездесущий гнус не побеспокоит ночлежников.
Итак, алчность разлучила меня с Гамлетом. Одетый в высокие, до паха, сапоги Осипа он целыми днями шлиховал вдоль берегов Безымянной речки или обследовал изрытые извилистыми ходами шурфов бока нашей сопки. А мои дни заполняли скука и печаль. Я дожидалась прихода суженого с самого утра, а он всё не шёл. По обыкновению, меня ежедневно навещал Осип, помогавший мне готовить нехитрую пищу, приносил воду, стирал мои платья. Приходила и бабушка. Помогала совершать мой туалет. Она расплетала и заплетала мои косы, купала меня, пела мне. Согретая её любовью, я забывала горесть своего напрасного ожидания. А Гамлет всё не шёл.
Однажды явился и младший брат Георгий. Ещё затемно я услышала рокот рыбнадзоровской моторки. Брат, как обычно, спешил, промелькнул мимо моего крылечка, бросив походя:
– Сбегаю к бабушке на гору, а потом заскочу к тебе.
Сказав так, Георгий бросил мне под ноги авоську, полную каких-то бумажных кульков. Тут было и три кирпича серого, невероятно вкусного хлеба. Такой хлеб пекут в пекарне города Ч. Его хорошо натереть зубчиком чеснока, полить постным маслом и… Поворачивая авоську так и эдак, я обнаружила в ней свёрток с новым платьем из криплена и две брошюры с броскими обложками – мои любимые детективы, и разную вкусную снедь, которую запросто в гастрономе не купить. Георгий исчез за частыми стволами лиственниц примерно в пятнадцать часов, а я осталась сидеть на своём крылечке дожидаясь неведомо чего. Младший брат вернулся быстро, как и обещал. Глаза сияют. Объятия крепки и горячи. Карманы полны гостинцев. Тут и карамель в шоколадной глазури – где и достал? – и плитка соевого шоколада, и бусы из чароита, будто мало у меня в шкатулке бус. Всё это он не положил в авоську с основными дарами, а приберёг напоследок, чтобы подсластить прощание. Так делал всегда.