– Человек с нормальной русской фамилией занимается своим делом – культурно-просветительской работой. А чем занимается его друг – ветеринарный врач?
– Ну.
– Это не ответ. Ветеринарный врач, как обычно, не в духе, хоть и нетрезв?
Старик Архиереев высунулся из оконца газетного киоска по плечи якобы для того, чтобы лучше рассмотреть и даже обнюхать Георгия. На самом же деле он не на приятеля своего смотрел, а оглядывал площадку перед зданием поселкового совета.
Георгий вздохнул. Отвернулся, закуривая.
– Я смотрю, ты слоняешься без дела туда-сюда, – продолжал Архиереев. – Несколько раз проходил мимо киоска. Нынче пятница, и в это время должен быть на работе. Так?
– Ну, – нехотя ответил Георгий.
– Тогда почему не на работе? Прогул? Тунеядство?
Георгий вздохнул.
– Что-то, кажется, запашок от тебя.
– Кажется – крестись.
– Грубо! Разве тебя в твоём ветеринарном институте не учили уважать старших и вежливо им – нам, старшим! – отвечать?
– Ну…
– Что-то кажется мне, от тебя «Пигнвином» разит. Если пьяным на улице поймают, отправят в Мирный, посадят на самолёт – и прощай, северные надбавки.
– Я не пью! – взорвался Георгий. – А злой я, потому что ненавижу твои часы. И ты знаешь, почему я их ненавижу.
– То-то я и вижу. Скажешь, что случилось?
– Это ты мне скажешь. Ты – умный. Газеты читаешь.
– Читаю. И тебе советую. Но читать надо уметь и между строк.
– Начитался уже. Хватит.
– Что случилось-то скажешь?
– Анна случилась.
– Неужели? Так быстро? Вот уж не думал, что столичная фифа так быстро и запросто даст.
Шея Георгия побагровела, подбородок окаменел. Он снова по-коровьи глубоко и шумно вздохнул.
– Неужели пошла к тебе на квартиру? Ты её «Пингвином» угощал? – не унимался Архиереев.
Из последних сил сдержав кипящее в кулаках раздражение, Георгий произнёс:
– Вредный ты старик. Ехидный. Знаешь же, что не ходила. Я вчера следил за ней.
– И?
– Байбаков её увёз.
– Надо говорить уважительно: товарищ Байбаков.
– Товарищ Байбаков увёз её на своём автомобиле. Ты не знаешь, куда?
Георгий снял очки, уставил на старика льдинки-глаза. Взгляд у Георгия серьёзный, осязаемый, словно чья-то безжалостная рука прикасается ледышками к самым нежным и чувствительным местам на теле человека. И от этих прикосновений по всему телу бегают неприятные мурашки.
– Умен ты, Георгий, не по годам, – проговорил старик, утягиваясь обратно в свой киоск. – У меня девушка ночевала, да не про твою она честь.
– Про мою честь тут всё, – возразил Георгий, отстреливая короткий бычок. – Что захочу, то и про мою честь.
Сказав так, он достал из кармана модного своего пиджака флакон с надписью «Пингвин» по сине-голубому фону и поставил его поверх разложенных на прилавке газет.
– Одного пузырька мало, – послышалось из полумрака киоска. – Ты же знаешь, я такую микстуру в чистом виде не употребляю. Мне надо перегнать, чтобы напиток получился достойного качества. А для перегонного куба объём нужен. Где это видано, чтоб первожитель посёлка Ч., открыватель алмазов и разведчик створов Савва Архиереев на старости своих трудовых лет лакал лосьон для бритья? Савва Архиереев не какой-нибудь там ветеринарный врач.
– Хватит. Клавка больше пяти флаконов в руки не отпускает.
– А ты ходи к ней каждый день. Заодно и отвлекёшься от московской зазнобы.
– Не хочу отвлекаться. Мне не надо.
– А по мне так надо. Видишь ли, жена изучила её паспорт. А там много чего занятного указано…
– Ну.
– Ты не перебивай, а слушай. Анна Евгеньевна Канкасова рождена в городе Москве.
– Ну! Это я и так знаю. Она мне сама сказала.
– Сказала-рассказала. Может, она и не так часто врёт, как ты, да только рассказала она не всё.
– Да что такое ещё можно узнать из паспорта? Национальность? Прописку?
– Национальность у неё русская, прописка – московская. Также в паспорте я обнаружил штампы отдела ЗАГС о заключении брака. Да не один.
Архиереев выждал пару минут, рассчитывая хоть на какую-нибудь реакцию, но Георгий уже надёжно прикрыл глаза стёклами своих замечательных очков. Теперь о его мыслях не дознаться. Только сжатые в кулаки ладони зачем-то прячет в карманах куртки. Но это уж у него такой обычай: любые житейские испытания принимать в позиции боксёра полулёгкого веса. А может быть, оно и правильно? Может быть, так и надо? Только жалко старику Архиерееву Жорку Лотиса. За неимением родных детей и племянников старик Архиереев расположен к Жорке Лотису если не как к сыну, то как к любимейшему племяннику, а потому долго шутить с Жоркой не станет.
– Я-то чего, – продолжал Архиереев. – А вот товарищ Байбаков так поразился обилию штампов в паспорте нашей фифы… так поразился!..
– Не называй её фифой!
– Хорошо!
– Что за штампы?
– Так всего поровну…
– Не тяни! Ну?!!
– Два штампа о браке и, соответственно, один о разводе. И это ещё не всё…
– Что же может быть ещё? Трое детей?
– Которых ты тут же усыновишь?..
Старик Архиереев рассмеялся. Лицо Георгия тут же придвинулось, заполнило собой весь проём оконца. Аромат «Пингвина» окреп.
– Ах, не дыши на меня, драконище!
Старик принялся обмахиваться свежим номером газеты «Труд», изображая приступ дурноты.
– Говори! Ну!
Георгий положил свои кулаки поверх стопок свежайших газет.
– Да полно тебе! Никаких записей не о каких детях там, конечно же, нет. Это и без изучения паспорта понятно. Зато там, как полагается, проставлена дата рождения… Ах, что-то мне душно. Убрал бы ты своё лицо, Георгий. Ей-богу, дышать стало нечем.
Георгий отшатнулся.
– На даты мне плевать.
И он действительно сплюнул себе под ноги.
– Двадцать второе сентября одна тысяча девятьсот сорокового года.
– Ну?
– Разведённая и перестарок.
– Если дважды замужем была, то уж точно не перестарок.
– Тебе не ровня по многим позициям.
– Что я, по-твоему…
Кулаки Георгия снова сжались.
– Да погоди ты! Горяч, как магма!
– Не стану годить! По-моему будет! Я – тойон.
– Бог, проживающий на восьмом ярусе светлого неба с тобой! Пусть тойон. Только угомонись!
И старик Архиереев замахал на Георгия сложенным трубочкой свежим номером газеты «Труд». Георгий отступил.
– Кстати, товарищ Байбаков паспорт и командировочное удостоверение её вместе с женой изучал при поселении ко мне на квартиру. Изучал по её же собственному настоянию. В результате изучения товарищ Байбаков сдулся.
– Ну?
Сдёрнув с носа очки, Георгий снова вонзился взглядом в Архиереева.
– Вот те и ну. Ухажёрский пыл его ослаб, а вернее, вовсе исчез.
– Исчез? – льдистые глаза Георгия немного потеплели.
Теперь завздыхал Архиереев. Ну, как же тяжел Георгий. Простой ветеринарный врач, а норов, как у Наполеона Бонапарта. Намекнув на минутное охлаждение товарища Бондарева, старик рассчитывает подсыпать ледку на разогревающуюся ревность приятеля и, выходит, переборщил. Теперь Георгий с удвоенным рвением станет добиваться внимания столичной дамочки. К чему это приведёт, одному лишь Баянаю известно. Надо как-то выправлять ситуацию.
– Вот не думаю, что товарищ Байбаков окончательно отступится. Он – отличный производственник и по производственным показателям идёт от победы к победе, – проговорил старик Архиереев.
– А я?
– Ну а тебе следовало бы выяснить, с какой целью эдакая дамочка в наш Ч. явилась.
– Это пусть Байбаков выясняет…
– Товарищ Байбаков.
– Вот заладил: «Байбаков-Байбаков». Не с ним ли ты на камнях у Вилюя жил, как при коммунизме?
– Я при коммунизме не жил и не доживу. А в палатках мы куковали в 1956 году с товарищем Цейхмистером…
Старик заметил, как его приятель при последней фразе подпрыгнул. Разве пренебрежение к мечтам о коммунизме ему не понравилось? Ещё бы! Георгию Лотису всего-навсего двадцать шестой год минул. Мальчишка, а не отбыв положенного по возрасту срока в комсомольской организации, уже стал кандидатом в члены КПСС, уже пытается карабкаться по карьерной лестнице куда-то вверх. В таком случае ему тем более не следует, именуя руководителя треста «Вилюйгэсстрой», пропускать слово «товарищ». И тем более не стоит заступать товарищу Байбакову дорогу, если тот стремится поближе познакомиться с заезжей бабёнкой. Вот он, Георгий, горе-Гоша, стоит посреди улицы, на глазах у редких прохожих которую уж по счёту сигаретку цедит, «Пингвином» вызывающе пахнет, вместо того чтобы спортивные достижения показывать. С женой развёлся, неприкаянный. Того и гляди по партийной линии выговор за аморалку подцепит. Или хуже того…
Старик Архиереев ещё раз горестно вздохнул.
– В командировку она приехала, – проговорил Георгий. – Показывала мне командировочное удостоверение, а там …
Сам себя прервав на полуслове, Георгий замялся и умолк, а старик Архиереев отвлёкся на проезжавшего мимо мотоциклиста и не расспросил приятеля о том, что же было такого необычного в обыкновенном документе.
Газетный киоск и одинокая фигура возле него потонули в клубах уличной пыли. Лихой наездник легко опознаваем по алому шлему и номерному знаку транспортного средства. Это персональный водитель и порученец руководителя треста «Вилюйгэсстрой» по фамилии Лёвка Витюк. Правой рукой Лёвка правит транспортным средством, а в левой руке у него огромный букет чайного цвета едва распустившихся роз. А в коляске его мотоцикла необычайных размеров коробка, перевязанная синим бантом из поделочной бумаги.
– Ишь ты! – присвистнул старик Архиереев. – Товарищ Байбаков не только все кусты в оранжерее ободрал, но и детишек без поделочной бумаги оставил. А что уж там в коробе – боюсь и вообразить…
– И мчится Витюк к твоему дому, старик. А ты говорил «сдулся». Такие, как товарищ Байбаков, не сдуваются. У товарища Байбакова отличные производственные показатели. От победы к победе…
И Георгий с досадой сплюнул в едва успевшую осесть пыль.