– Сегодня вечером – пулька. Завтра – находка.
С оговорками, негодуя, но я согласился. Преферанс – игра медленная. Играют, как правило, по-маленькой. При таких условиях да за один вечер много не проиграешь. К тому же у госпожи этого места могут закончиться истории о её предках, пробивавших друг другу черепа каменными топорами и занимавшихся людоедством без особых на то оснований.
Я отвык от карточной игры. Она вызывала у меня только скуку и ничего, кроме скуки. Играли, как и я предполагал, по-маленькой. Один вист – одна копейка. Старая эвенкийка не участвовала в игре. Зато её муж и прислуга играли мастерски. К утру, когда пулька была расписана подчистую, я оказался должен обоим.
– У него нет столько денег, – проговорила Изольда.
Старая эвенкийка рассмеялась.
– Напротив. Он самый богатый человек на трассе. Неправда ли, Осип?
Она впервые обратилась к мужу по имени, но я настолько отупел от усталости, что ничему уже не придавал значения. Я просто залез в спальный мешок и уснул. Голод разбудил меня через несколько часов. В ту ночь мы не так много ели, как в предыдущие две. Время перевалило за полдень, когда я выбрался из мешка, наскоро пообедал остатками эвенкийской снеди и взялся за лопату.
Надежда найти что-либо в этой промёрзшей земле покинула меня ещё вчера. Тем не менее я решил продлить мою траншею ещё хоть на один метр, а там будь что будет. Пусть я утону в отчаянии. Пусть сердце моё лопнет от тоски. Пусть…
Я вонзил лопату в мёрзлую землю и услышал характерный звук – металл ударился о металл. Черенок выпал из моей ослабевшей руки. Мне понадобилось несколько минут, чтобы отдышаться, а потом я принялся рыть землю руками. Да, я разрывал оттаявший грунт северной лесотундры, как пёс. Сыпал землю горстями себе за спину, пробрасывая её между ног. И вот я держу в руках свою находку.
Юдель Генсбург обернул жестяной ящик хорошо промасленной тряпкой. Я разорвал ногтями истлевшую ткань. Замка на ящике не оказалось. Я откинул крышку. Золото выглядело вовсе не так празднично, как мне мечталось, но то было золото. Много золота. Моего золота.
Укладываясь спать, я засунул коробку с золотом в спальный мешок. Так и провёл ночь в обнимку с ней и не ведал я в жизни своей ночи слаще. Я не думал о том, как стану выбираться с территории Эльгинская. Мне почему-то блазнился ещё один водитель с ещё одним уазиком, быстрая и приятная поездка до паромной переправы в Нижнем Бестяхе, а потом Якутск, плавание по Лене до Усть-Кута, поездом до Иркутска и так далее. В мыслях своих я не видел препятствий. Мечта сбылась. Цель достигнута. А сомнения, а недавние страхи, ощущение захлопнувшейся ловушки – это всего лишь результат старческой мнительности, преувеличенной усталостью. О какой ловушке может идти речь, если за стенами моей палатки необъятный простор, где нет практически никого, кроме, может быть, диких зверей, которым моё золото не интересно (да-да, в тот момент я считал золото Юделя Генсбурга своим!). А что до старческой мнительности – богачи не стареют. Взять, к примеру, Ротшильда…
За такими глупыми мыслями я незаметно заснул.
Разбудили меня возня и утробный рык – кто-то бродил возле моей палатки, рыл землю, шумно дышал. Я отчётливо слышал звериный смрад. В рюкзаке, который я всегда клал себе под голову есть большой охотничий нож. Надо его достать и… Достойно встретить опасность? Ещё накануне вечером я мужественно полагал, будто дикие звери совершенно не опасны для меня. Часы показывали половину шестого утра. Выходит, храбрым я был примерно шесть с половиной часов. А теперь кандалы страха не сковали моё тело. Надеясь как-то освободиться из их чугунной неволи, я попытался молиться святым христианским великомученикам, растерзанным дикими зверями на аренах языческого Рима. Я поминал их поимённо: святая Евфимия, Сильван епископ Эмеский, диакон Лука и Мокий чтец. Минуты текли. Возня возле палатки утихла, и я почуял запах дымка. Выходит, молитва моя помогла! Меня услышали! Неведомый спаситель подкрался неслышно, прогнал зверя – кто же это мог быть, медведь или росомаха? – и развёл огонь. Возможно, это хозяйка-хатун уже вешает над огнём закопчённый чугунный чан, в котором она заварит своё травяное зелье. А может быть, это морок? Может быть, я снова уснул и мне грезится запах домашнего очага и характерный звук булькающего в котле варева? Пришлось хлопать себя по щекам, щипать до красноты кисти рук. Только таким образом мне удалось немного взбодриться. От долгого лежания тело моё одеревенело. Несколько минут я отдал обычным физическим упражнениям, которые проделывал, лёжа на спине и животе.
Так, оживив себя и отчаянно надеясь на лучший исход, я выглянул из палатки. Мои лучшие надежды вполне оправдались – вместо медведя или росомахи я увидел троих мирно беседующих очень разных мужчин.
Первый, одетый в зашму и кованый узорчатый доспех с островерхим шлемом на голове, сидел лицом ко мне. Острые глаза его, похожие на крепостные бойницы, смотрели твёрдо и уверенно. И сам он широк, и сидит широко, и за спиной его толпится призрачный сонм мощных, высоких, толстовыих воителей в латах и шлемах, с длинными копьями и пальмами в руках.
Я вновь оцепенел от страха. Кандальные браслеты на запястьях. Кандальные браслеты на лодыжках. В висках пульсирует кровь. Дыхание стеснено.
– Не бойся. Скоро ты станешь одним из нас, – проговорил второй пришелец, по виду фартовый мужик лет сорока пяти.
Этот выглядит, как обычный промысловик: брезентовые штаны и ветровка, поверх байковой рубахи в клетку, шляпа с поднятым накомарником, высокие, до паха, сапоги. Так испокон веков одеваются геофизики, отправляясь в «поле». Кто он? Откуда взялся здесь? Какой-то знакомый из прошлого? Я, повидавший на своём веку немало геологов, гидрологов и прочих полевиков-изыскателей, напряг намять.
– Моя фамилия Богатых и она ничего тебе не скажет, – проговорил незнакомец.
– Богатых… Богатых… – мямлил я.
– И не пытайся. Может быть, ты и слышал об Амакинской экспедиции (я был её начальником), но меня ты не знаешь. Меня скормил медведю мой пасынок-паршивец. Отомстил! Я прожил жизнь атеистом и не верил в существование души до тех пор, пока её не сожрал дрессированный медведь. Половину жизни я искал алмазы, искал в тайге и тундре. Я умел их найти, но не умел ценить. Не имел я и семьи. Единственным ценным для меня предметом были американские золотые часы – награда, врученная мне весной 1945 года американским полковником на военном аэродроме за Одером. И вот, когда моя душа досталась медведю, часы мои забрал его хозяин – капитан Архиереев. Его ты тоже не знаешь?
Я подскочил на месте, как от удара током, – такое действие возымели на меня слова товарища Богатых. В тот миг я впервые провидел смысл происходящего и собственную судьбу.
– Всё было не так! Что значит – скормил медведю?!! Ты неправильно тракруешь! – возразил боотур в доспехах. – Ты избранный. Дедушка выбрал тебя. Он всегда выбирает сильнейшего. Поэтому не пасынок-мальчишка, а ты – сильный мужчина, стал его избранником.
– Дедушка? Не тот ли это дедушка?.. – промямлил я.
– Тот! – воскликнул человек по фамилии Богатых. – Дух этого места, которому ты обязан дарами.
– Лучше всего подойдут оладьи, – проговорил боотур в доспехах. – Но если у тебя оладьев нет, то подойдёт и та китайская лапша, что хранится в твоём заплечном мешке. Просто высыпи её на уголья, и всё!
Я попятился к палатке, забрался в неё. Избавившись на короткое время от ящика Юделя Генсбурга, я трясущимися руками распутал завязки рюкзака и достал коробку с пищеконцентратами. Надо бы выбираться наружу и начать выполнять инструкцию боотура, но жестянка с золотом куда-то запропала. Никак не найти её в полумраке среди множества разбросанных вещей. Пришлось шарить по карманам в поисках зажигалки. В неверном свете слабенького пламени золотоносная коробка быстро нашлась. Таким образом я вылез из палатки с ящиком Юделя Генсбурга и упаковкой сушёной лапши.
– Сыпь в костёр! – скомандовал Богатых. – Ах ты! Безрукий, как все камеральщики! Давай мне! Я сам!
Он смял упаковку в горсти. Фрагменты упаковки вместе с лапшой высыпались на горячие уголья. Синее пламя всколыхнулось. Я зажмурил глаза.
Нет, призрак не может смять картонку в горсти. В призрачной деснице нет силы, а потому этот Богатых не призрак, а вполне реальный человек. Остальные – ряженые. Как раз скоро день летнего солнцестояния. Для якутов это большой праздник, вот они и вырядились боотурами. Наверняка все приехали на автомобиле. А на чём же ещё? Не на собаках же? Автомобиль стоит где-то неподалёку, и я смогу на нём завтра уехать. Впрочем, почему завтра? Я уеду уже сегодня!
Я выдохнул и снова вдохнул полной грудью, ощутив при этом внятный укол боли слева под ложечкой. Кандалы страха беззвучно пали к ногам, и я отёр со лба холодный пот. Действительно, у страха глаза велики. На поверку «сонм» древних воинов оказался четверыми крепкими толстошеими мужиками. Мне припомнились слова старухи-эвенкийки, показавшиеся мне с ходу бессвязным бредом. Она что-то говорила о Торганае, Кэрэмэне и мастеровитом Дабаане. Также упоминала она и Потапа Прохорова, и Павла Паникадилова. Учитывая экипировку присутствующих, двое последних отнюдь не являлись древними боотурами и носили, как это принято у современных якутов, архаичные русские имена. Кто из них эвенк, кто саха, мне не разобрать, но двое действительно вооружены традиционным для этих мест холодным оружием. Выглядит всё так, будто они стащили экипировку из какого-нибудь этнографического музея. Да и латы их местами покрыты пятнами ржавчины. Двое русскоимённых одеты в обычные костюмы современных эвенков, пасущих свои стада где-нибудь в Оленёкском улусе. Такую экипировку можно приобрести в интернет-магазине Wildberries. Эти вооружены почему-то винтовками Мосина. Наверное, в северных стойбищах до сих пор можно встретить такие. В целом компания северян не выглядела сколь-нибудь устрашающе. Наоборот, они выглядели забавно, как ряженые на Масленицу.