Бриллианты для невесты — страница 8 из 57

Адриана глубоко вдохнула и проделала один из своих любимых трюков: рассеянно прижала кончик пальца к губам, а затем медленно провела им по щеке. Это заставило четверых мужчин за соседним столиком уставиться на нее, а Николаса — буквально подбежать. Адриана почувствовала знакомое возбуждение от того, что за ней наблюдают.

Девушки заказали горячее, спиртное и одну на всех порцию макарон с трюфелями и сыром.

— Итак? Что скажешь? — спросила Эмми.

— Это моя мать тебя настропалила?

— Да, милая. Это была идея твоей матери — убедить меня залезать в постель к каждому мужчине в течение следующего года, если только ты согласишься встречаться с одним человеком. Умная женщина, — закончила Эмми.

— Ладно, девчонки, давайте серьезно, — сказала Ли. — Ни одна из вас на самом деле ничего такого не сделает, поэтому, может, сменим тему? Эмми, ты свое мнение высказала. Если хочешь с головой нырнуть в новые пятилетние отношения, это, естественно, твое право. И ты, Адриана, скорее станешь астронавтом, чем начнешь встречаться с одним мужчиной. Следующая тема.

— Вообще-то я не прошу ее сделать ничего ужасного, мер, Найти работу… — ухмыльнулась Эмми. Адриана выдавила ответную улыбку, хотя над собой трудно смеяться, особенно когда шутки касались ее праздного образа жизни. В голове зазвучал раздраженный голос матери.

— Ну что ж. Крутую из себя строим, да, querida? А знаешь что? Я принимаю твой вызов.

— Ты?! — удивилась Эмми, нервно накручивая на палец прядь волос.

Ли замерла с поднятым бокалом.

— Ты это сделаешь?

— Я уже сказала. Когда начнем?

Эмми откусила кусочек спаржи, медленно прожевала и проглотила.

— Думаю, нам нужно немного времени, чтобы выработать условия. К концу следующей недели составим план?

Адриана кивнула.

— Идет. А ты, — повела она бокалом шампанского в сторону Ли, — подумай, какой дашь зарок.

— Я? — нахмурилась Ли. — Зарок? Почему? Это же не Новый год? Если вы обе спятили, это не означает, что нужно спятить и мне.

Эмми закатила глаза.

— Ли! Я тебя умоляю. Что ей нужно изменить? Идеальную работу, идеального бойфренда, идеальную квартиру, идеальную семью… Марша, Марша, Марша[10], — пропела гнусавым голосом Эмми и отмела недовольный взгляд Ли, как мимолетное чудачество.

— Может, и так, — сказала Адриана, глядя только на Ли. Но ей придется что-то придумать. Ты же сделаешь это, а, Ли? Подумай, что в своей жизни ты хотела бы изменить. Над чем хотела бы поработать?

— Разумеется, — оборвала их Ли. — Уверена, есть миллион вещей.

Адриана и Эмми переглянулись: может, у Ли и все в порядке, но девушке не помешает немного расслабиться и развлечься.

— Что ж, у тебя есть две недели на обдумывание, querida, — объявила Адриана, и хрипотца только добавила ее голосу авторитетности. — А пока давайте выпьем.

Эмми подняла свой бокал, словно это было свинцовое пресс-папье.

— За нас, — провозгласила она. — К следующему лету я пересплю с половиной Манхэттена, а Адриана откроет для себя радости моногамии. А Ли придется… что-нибудь сделать.

— Ура! — воскликнула Адриана, снова привлекая к себе внимание половины ресторана. — За нас.

Ли нехотя чокнулась:

— За нас.

— Нас затрахали по полной программе, — театральным шепотом проговорила, наклонившись к ним, Эмми.

Адриана вскинула голову, отчасти от удовольствия, отчасти по привычке — ради эффекта.

— Разложили стопроцентно, — засмеялась она. — Игра слов, конечно.

— Может, мы пойдем отсюда, пока не договорились до полного абсурда? Прошу вас, — взмолилась Ли. От поданного Николасом красного вина у нее начала болеть голова, и Ли знала, что это всего лишь вопрос времени — вероятно, нескольких минут, — прежде чем ее подруги от состояния очаровательного подпития перейдут к откровенному опьянению.

Адриана и Эмми обменялись взглядами и захихикали.

— Идем, Марша, — сказала Адриана, поднялась, покачиваясь, и потащила за собой Ли, ухватив ее за предплечье. — У нас еще есть шанс научить тебя веселиться.

Если ты считаешь его слишком большим, значит, вообще не заслуживаешь

Следующая мысль: «Я самая ужасная на свете, неблагодарная, бесчувственная дрянь, посмевшая подумать, что-то подобное о Расселе». Год назад она, конечно, не была такой обидчивой. Когда он подошел к ней на книжной вечеринке, устроенной издательством «Брук Харрис» в честь Билла Парселлса (только что написавшего мемуары о своих годах в качестве тренера «Ковбоев»), она немедленно его узнала. Нельзя сказать, чтобы она когда-нибудь смотрела канал И-эс-пи-эн[11], но его мальчишеской улыбки, ямочек на щеках и репутации одного из самых завидных холостяков Манхэттена оказалось достаточно, чтобы Ли включила свое обаяние на полную мощность, когда он ей представился. В тот вечер они проговорили несколько часов — сначала на вечеринке, а потом в «Таверне Пита». С почти шокирующей откровенностью он заявил, насколько пресыщен Нью-Йорком, как устал от свиданий с моделями и актрисами и готов встретить «настоящую девушку», намекая, разумеется, что Ли является идеальной кандидатурой. Естественно, его внимание ей польстило — а кто не захочет принять ухаживания Рассела Перрина? Он прошел по всем до единого пунктам в ее списке требований, который она составила за последние десять лет. Он был по всем статьям именно тем мужчиной, которого она хотела найти, но никогда на это не надеялась.

И вот спустя почти год с начала ее отношений с красивым парнем, оказавшимся к тому же чутким, добрым, заботливым и безумно ее любящим, она чувствует только, что задыхается. Окружению Ли было как дважды два ясно, что она наконец-то встретила Того Самого; что же с ней происходит? И словно для полноты впечатления Рассел посмотрел ей в глаза и проговорил:

— Ли, дорогая. Я так тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю, — без раздумий ответила Ли, хотя сторонний наблюдатель — даже совершенно незнакомый — мог бы поставить под сомнение искренность ее заявления. Что прикажете делать, когда мужчина, который нравится и которого вы уважаете и хотели бы узнать лучше, после двух месяцев обычных во всем остальном ухаживаний объявляет, что по уши в вас влюблен? Подобно любому не желающему конфронтации человеку, вы говорите в ответ:

— Я тоже тебя люблю.

Ли поняла, что постепенно срослась с этими словами и произносит их с большей убежденностью с тех пор, как они познакомились ближе. Ее огорчало, что год спустя все еще приходится ждать.

Она заставила себя поднять глаза от страницы и придать голосу сладости:

— Я знаю, в последнее время была настоящая круговерть, но так происходит каждый год — едва начинается июнь, воцаряется хаос. Обещаю, вечно это не продлится.

Затаив дыхание, Ли ждала, что он взорвется (чего доселе никогда не случалось), заявит, что не потерпит покровительственного тона и ему не нравится, когда она разговаривает, будто мать с ребенком-несмышленышем, который размазал по ковру арахисовое масло.

Однако вместо возмущения или негодования он улыбнулся — искренне, понимающе и до невозможности виновато:

— Я не хотел давить на тебя, детка. Знаю, насколько ты любишь свою работу, и хочу, чтобы ты наслаждалась ею, пока можешь. Не спеши и приходи спать, когда освободишься.

— Пока я могу? — Ли вскинула голову. — Неужели ты снова заводишь этот разговор в час ночи?

— Нет, милая, я не завожу снова этот разговор. Ты абсолютно ясно дала понять, что сейчас в твои планы Сан-Франциско не входит… но мне действительно хотелось бы, чтобы ты избавилась от предубеждения. Знаешь, это стало бы невероятной возможностью.

— Для тебя, — отозвалась Ли, дуясь, как ребенок.

— Для нас обоих.

— Рассел, еще года нет, как мы вместе. Думаю, что рановато начинать разговоры о переезде в другой конец страны.

Степень раздраженности в ее голосе удивила обоих.

— Это никогда не рано, если кого-то любишь, Ли сдержанно сказал он.

Эта сдержанность, так понравившаяся ей когда-то, теперь бесила. Его хладнокровие, полное самообладание заставляли Ли гадать, слышал ли он то, что она говорила.

— Давай не будем обсуждать это сейчас, хорошо? — попросила она.

Рассел выбрался из-под одеяла и сел на край кровати поближе к тому углу, где Ли поставила свое кресло для чтения и лампу с направленным светом. Огромное покрывало — на поиски которого она потратила не одну неделю, проверяя все имеющиеся в продаже марки на мягкость и легкость — соскользнуло на пол, едва не сбив с ночного столика деревце-бонсай. Рассел ничего не заметил.

— Хочешь, сделаю тебе чаю? — предложил он.

И снова Ли потребовалась вся, до капельки, воля, чтобы не сорваться на крик. Она не хотела ложиться в постель. Она не хотела чаю. Хотела только, чтобы он замолчал.

Ли невольно глубоко вздохнула.

— Спасибо, ничего не нужно. Дай мне еще несколько минут, хорошо?

Он посмотрел на нее с понимающей улыбкой и, поднявшись, сжал в медвежьем объятии. Ли почувствовала, как напряглось ее тело, но ничего не могла с этим поделать. Рассел обнял ее крепче, уткнулся лицом в изгиб шеи возле плеча, под подбородком. Пробившаяся щетина царапнула кожу, и Ли поежилась.

— Колется? — засмеялся Рассел. — Мой отец всегда говорил, что со временем я начну бриться два раза в день, но я не верил.

Ли хмыкнула.

— Схожу за водой. Хочешь воды?

— Конечно, — сказала Ли, хотя не хотела.

Она снова углубилась в рукопись и прочла полстраницы, когда Рассел крикнул из кухни:

— Где у тебя мед?

— Что? — крикнула она в ответ.

— Мед. Я делаю нам чай и хочу добавить в него теплого молока и меда. Мед у тебя есть?

Ли глубоко вдохнула.

— В шкафчике над микроволновкой.

Через несколько минут он вернулся, держа в каждой руке по кружке и пакет шоколадного печенья в зубах.

— Сделай перерыв, детка. Обещаю оставить тебя в покое после полуночного перекуса.