ли о ком-то говорят: name dropper, то Славка — пате bomber. Имена сыплются из него, как из рога изобилия. Ему кажется, так он становится частью изображаемого им мира. Впрочем, его тоже знают — поэтому Славка частенько ходит в синяках от тычков телохранителей, отгоняющих ретивого фотографа от охраняемых тел.
Славка, как и Майя, весь в мечтах. Он грезит о карьере Аведона или Ньютона. Ему хочется делать фотосессии для журналов, открыть миру новую Наталью Водянову. Видимо, с этой целью он пристает к знакомым и незнакомым девушкам с предложением «сделать портфолио». Майку трясет от одного упоминания его имени. А я даю украшения, когда ему удается уболтать очередную жертву. Славка иногда может быть полезен — ему перепадают пригласительные билеты на вечеринки, и он частенько сбрасывает их нам. Это единственный вопрос, по которому Майка готова его выслушать. Воображение у Славки не слишком богатое. «Гламур» в его представлении заключается в том, чтобы завернуть голую красавицу в меха и повесить на шею побольше бриллиантов. Почему-то журналы не выстраиваются в очередь за Славкиными откровениями.
— Слушай, я таких девок нашел — звезды! — Я просто чувствую Славкино возбуждение. — Прямо Синди и Клавка. Нужны два колье. Я уже вижу — белый мех, рубины и бриллианты… Такого еще ни у кого не было!
У меня есть парадный набор «серьезных» украшений. Как раз колье с рубинами для блондинки и странное сооружение с розовыми сапфировыми бантами для брюнетки. Нормальному человеку такое и в страшном сне не приснится. На моей памяти это колье вынимали из сейфа один раз — когда в магазин ввалился целый цыганский табор. Мы страшно перепугались. Оказалось, дочь цыганского барона выходила замуж, и табор искал самое дорогое украшение в городе. Наши банты очень понравились цыганам, но сделка не состоялась. Видимо, нашлось что-то подороже. Но для Славки цыганский выбор — самое то. Пусть потешится. Все равно в ближайшие две недели покупателей не будет. Все разъехались по Куршавелям и Санкт-Морицам.
2 января, понедельник
Забегала Ленка. Она моя единственная подруга из «прошлых времен». Вместе учились на филфаке. В то время как я глазела на женевские витрины, она работала в известной перестроечной газете, писала о кино. Ей не повезло — отечественное кино того времени было сереньким (чтобы не сказать — чернушным). Из многочисленных поездок по фестивалям Лена вынесла стойкое отвращение к кинематографу (ей принадлежит основной закон кинокритика: «Никогда не садись в середину ряда — уйти не сможешь!») и убеждение, что разбираться в оттенках говна — занятие неблагодарное. Как и многие ее коллеги, она плавно десантировалась в мир «глянца». Теперь пишет о красоте, причем в самом буквальном смысле. Ее работа — ездить по спа и клиникам и описывать их преимущества перед остальными. Работа, сами понимаете, тяжелая. Пробовать на себе различные методики вечной молодости — это какое же здоровье нужно!
Впрочем, Ленка — строгий критик. Эта строгость осталась с газетных времен. Она никогда не хвалила плохой фильм, даже если его сделали друзья, даже если там сыграла актриса, у которой Лена хочет взять интервью, даже если его назвал концептуальным известный культуролог Т. Описывая свои мытарства по пятизвездочным клиникам, Лена столь же нелицеприятна. Кому еще придет в голову начать статью о зимнем отдыхе в Египте словами: «Территорию Египта на 90 процентов занимает каменистая пустыня. Зимой с моря дует ветер, сбивающий с ног. Местное население грязно, плохо одето и бедно. Посещение пирамид ничего не добавляет к их изображению на картинке, — разве что сильный запах верблюжьей мочи. Единственное, куда можно смотреть так, чтобы твой взгляд ничто не оскорбляло, — это море». Самое смешное, что все это, конечно же, в журналах вычеркивают. Но я не встречала еще ни одного человека, который, вернувшись из Египта, не говорил те же слова, прибавляя: «Хоть бы кто мне это рассказал раньше, до поездки! Ноги бы моей там не было!»
Ленка только что вернулась из Баварии. Как она говорит, из концлагеря. В маленькой деревне всего несколько гостиниц, и все они лечат по системе Шрота. С чисто немецкой пунктуальностью и безо всяких эмоций там морят голодом (700 калорий в день — сплошное сено, даже без соли). Но самое главное — в 4 часа утра дверь вашего номера своим ключом открывает этакая Эльза Кох, медсестра. Она приносит мокрую холодную простыню, в которую вас и запеленывает. За измывательство люди платят деньги, и немалые. Зато выходят оттуда с младенчески чистыми белками глаз, похудевшие, помолодевшие. Правда, чуть поглупевшие — сено мозгам не полезно. Но это можно быстро исправить — достаточно добежать до ближайшей таверны и съесть сосиску с пивом. Только кто захочет за 50 евро свести на нет эффект, за который заплачено 5000?
Лена смирилась с тем, что самосовершенствование — тяжелый труд. На ней давно нет живого места. На ее голову претендуют несколько известных парикмахеров: если бы она соглашалась стричься и краситься каждый раз, когда они ей звонят, она давно бы уже стала лысой. От услуг пластических хирургов она пока отбивается, но я просто физически чувствую, как оборона с каждым днем слабеет. Ей чудом удалось избежать предложений какого-то косметического салона по пересадке стволовых клеток с целью волшебного омоложения — она весьма вовремя залезла в Интернет и почитала литературу по вопросу. Баночки с косметикой присылают ей сумками, которые она, даже не распаковывая, приносит нам. За это девочки в магазине ее обожают. Терпят громогласность, некую бесцеремонность и поразительное умение сказать неприятное из лучших побуждений.
Вот и сегодня она ни с того ни с сего с ходу наехала на Майю. Ленка всех мужиков зовет мальчишами-плохишами, разговаривает с ними свысока и всячески демонстрирует независимость. Любые попытки окружающих девушек устроить свою жизнь вызывают у нее презрительное фырканье. Майку она считает глупой коровой и искренне хочет перевести поток Майкиных усилий в полезное русло. Майка обижается до слез.
— Май, посмотри, на углу машина стоит. Не Абрамович ли? Я ему сказала, что буду сегодня у вас, он обещал за мной зайти, — говорит Лена елейным голосом.
Майка знает, что там никого нет, но невольно бросает взгляд в окно.
— Ах да, я забыла. У него дела на Чукотке. Задержался. Но завтра-то уж точно!
Мне Майку жалко. Она действительно глупая корова, но ее мечты никому не мешают. Она и работает-то здесь только потому, что ей кажется, что шанс встретить товарного мужика в ювелирном магазине выше, чем где бы то ни было. И не только товарного, но и денежного, и щедрого. В логике ей не откажешь. Если мужчина вообще открыл дверь ювелирного магазина, значит, ему хоть раз пришла в голову идея о том, чтобы подарить украшение какой-нибудь женщине (подарки, которыми обмениваются между собой бойфрендики, не в счет). А если такая мысль ему не чужда, то почему бы этой женщиной не оказаться, в конце концов, Майке?
4 января, среда
Первые клиенты в новом году. Супружеская пара. Он — солидняк в костюме (для первых дней января это перебор — мог бы как-нибудь без церемоний, в свитере). Я воспринимаю его парадность как средство дополнительного давления на продавца. То есть на меня. Мужчина в костюме заведомо разговаривает с позиций силы и не допускает нарушения дистанции. Она — Барби со стажем. Разговор ведет муж. Хочет кольцо с большим камнем. Придирчиво разглядывает сертификат, несколькими фразами обнаруживает знакомство с предметом (видно, перед визитом к нам посоветовался со знакомым геммологом).
Супруга молчит, хотя по хищным взглядам, которые она кидает в сторону остальных витрин, я чувствую, что это затишье перед бурей.
Наконец, сакраментальный вопрос: «Сколько стоит?»
— 64 тысячи долларов, — говорю я уверенно. В нашем деле главное — уверенность. Клиент не должен чувствовать ни тени сомнения в моем голосе. Чем более юбилейным будет мой тон, тем быстрее он утвердится в мысли, что совершает на редкость удачную покупку.
Он тут же достает из портфеля последний аргумент — журнал «Раппопорт», где печатаются биржевые цены на бриллианты. Терпеливо объясняю ему, что эти цены — для оптовиков, а мы розница. Извините за каламбур, есть разница.
И тут случилось страшное. Барби открыла рот:
— Ну, Пусик! Ты же обещал мне подарок на 80 тысяч!
Голос у нее неожиданно скрипнул — как ножницами по толстому картону.
Пусик выглядит смущенным, несмотря на костюм. Видно, он уже прикинул, на что мог бы потратить разницу. Под бдительным оком супруги он выбирает еще и серьги. Настроение испорчено у обоих. Она принимает коробочку брезгливо, как будто ей недоплатили. Он покрывается красными пятнами. От былого костюмного величия нет и следа.
Почему-то считается, что продавать украшения — занятие красивое и даже возвышенное. Не сравнить, скажем, с едой или одеждой. Покупатель отборный, лишние люди к нам не заходят — нам даже не надо ничего говорить, уровень цен виден с порога. Тетка с авоськой побоится даже мимо двери пройти, не то что войти. Мы, слава богу, не в Америке, где частью фольклора служит фигура какого-нибудь Билла Гейтса, всегда выступающего в джинсах, рубашке поло и бейсболке и получающего удовольствие от того, что его не узнают люди на улице. В Москве все серьезно. Состоятельный мужчина никогда не будет стилизоваться «под народ» (говорят, лишь один очень крупный банкир ходил на работу в джинсах, считая, что достиг такого уровня, когда его должны воспринимать таким, какой есть. Все его замы при этом ходили в костюмах и даже слыли эталоном стиля в столице. Интересно, что как только у банка начались неприятности, банкир как миленький перешел на формальную одежду). Атрибуты престижа обычно видны невооруженным глазом. Мне это облегчает работу — при небольших навыках я всегда могу определить с точностью до тысячи долларов сумму предполагаемой покупки. По этим же атрибутам можно определить вкус и даже характер.
Девушки из ювелирного магазина — сливки сообщества работников прилавка. Тетки с волосами цвета застиранной простыни, ненавидящие всех и вся, ушли в прошлое. Отбор строг. Помимо некоторых знаний в области геммологии и истории ювелирного искусства, приятной внешности и ухоженных рук, нужно уметь правильно разговаривать (акценты, вульгаризмы и прочие свидетельства неполного воспитания отсекаются в самом начале). Нужно уметь располагать к себе собеседника, но не допускать панибратства. Такт и терпение — такие же необходимые качества профессии, как вкус. Клиенту нас в основном нервный — расставаться с большими суммами денег всегда трудно, особенно если не уверен, что тратишь их правильно.