Бриллианты Forever, или Кто не носит Tiffani — страница 30 из 36

И он что-то записал в левой части расчерченной салфетки.

— Вторая задача — найти применение вашим знаниям и способностям. Здесь я тоже постараюсь быть вам полезным. Но многое зависит от вас. До сих пор вы занимались работой, которая гораздо ниже ваших способностей. Нужно изменить эту ситуацию.

И он что-то написал на правой стороне.

Я не понимаю. Я уже было почувствовала себя прекрасной дамой, слабой и нежной. И тут же от меня опять что-то зависит. Опять надо делать усилия, а главное — делать выбор.

Кажется, он почувствовал мое разочарование.

— Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Вы мне очень нравитесь. Настолько, что я готов был бы предложить вам очень многое. Но я не свободен. Причем во всех смыслах этого слова. Я женат. И хотя мои отношения с женой далеки от совершенства — мы уже давно живем порознь, — я этот аспект своей жизни даже не обсуждаю. Я нахожусь в плену. Своей семьи, своего бизнеса, своих обязательств. Если бы обстоятельства были иными, я был бы готов дать вам все. Все, что от меня зависит, чтобы вы были счастливы и спокойны. Но менять свою жизнь я не вправе — слишком многое на мне висит. Сейчас я могу предложить только деньги и рекомендацию.

— Я не могу взять у вас деньги.

— Даже не заикайтесь об этом! Деньги — это самое меньшее, что один человек может дать другому. Поймите — гораздо труднее дать душевное участие, любовь, нежность. Не думайте, что я от вас откупаюсь.

— Но я вряд ли смогу быстро вернуть вам долг.

— Не думайте об этом. Я воспринимаю это как инвестицию в ваше будущее.

Мне хочется плакать. Почему все считают меня сильной, когда мне хочется быть слабой? Слабой меня считал только Алекс. Повторения этой ситуации я не хочу. Но и сильной стать я как-то не готова.

Но больше всего меня задели слова Виктора. На объяснение в любви я не рассчитывала, но и столь делового подхода не ожидала. Видите ли, он в плену. А я тут что, совершенно свободна? И могу подождать? Пожалуйста, приходите лет через десять, когда разберетесь с семьей и прочими обязательствами. Только меня скорее всего не будет дома. Я в это время буду, покрываясь морщинами и упиваясь слезами, сортировать драгоценности в какой-нибудь очередной лавочке.

Впрочем, я несправедлива к нему. Человек прямо и открыто проявил заботу, предложил помощь. 99 процентов мужчин на его месте посочувствовали бы, но ничего не сделали. Или постарались бы воспользоваться ситуацией. Нужно принять все как есть. Отставим в сторону романтику. Начнем работать.

Виктор провожает меня до подъезда. Пригласить его на чашку кофе я после нашего разговора стесняюсь.

Вдруг подумает что-нибудь не то? Он как-то помялся, подержал мою руку, потом резко попрощался и ушел не оглядываясь.

Я тут же звоню Ленке. Рассказываю о свидании. О том, что мне трудно взять у него деньги. Она меня успокаивает:

— Мне кажется, что если в этом мире у кого-то есть потребность давать, значит, у другого человека должно быть мужество брать. Ты тем самым помогаешь ему, облегчаешь ему душу. Иначе все бессмысленно.

Мне нечего возразить. Буду обживать новую для себя ситуацию.

18 апреля, вторник

Прошло три дня, а Виктор не позвонил. Я двадцать раз перебрала в уме подробности нашей встречи, препарировала слова, интонации, сказанное и несказанное. То, что казалось ясным и определенным, теперь вообще непонятно. Неужели он забыл? Опять действует теория работающего телевизора? С глаз долой — и можно забыть?

Я решаю переключиться на что-нибудь более конструктивное. Звоню швейцарской подруге, которая когда-то предлагала мне работу в своем магазине одежды. Она охает, ахает, искренне мне сочувствует, но вакансий у нее сейчас нет. Я воспринимаю эту новость с облегчением. В голове засели слова Виктора о том, что я занимаюсь вещами, которые ниже моей квалификации.

Впрочем, если думать об этом всерьез, можно вообще никогда не найти работу. В совет министров пока не зовут. Может так получиться, что гордыня не оставит другого выбора, кроме палатки с корейской бижутерией у метро.

Резкий звонок заставляет меня подпрыгнуть. Услышав голос в трубке, не могу скрыть разочарования. Майка. Я ждала совсем не ее.

Она сообщает мне вести с оставленного поля битвы. Ей кажется, Ирина по мне скучает — у нее пропал постоянный раздражитель. Она по-прежнему гоняет девочек, но без куража. Я не люблю разочаровывать людей. Но ради того, чтобы не разочаровывать Ирину, вернуться не готова. Майка говорит, что в Милан за товаром поедет Катя. Больше никаких новостей.

Я слушаю ее, но мысли мои далеко. То, что волновало каждый день и составляло смысл жизни на протяжении последних пяти лет, уже не трогает. Майкин голос доносится как сквозь вату. Я искренне верю, что на этот раз история с Ириной закончена. Правда, не знаю, началась ли новая история. Какая и с кем?

Вдруг я снова начинаю слышать Майкины слова. Она сменила тему:

— Представляешь, кого я встретила вчера в супермаркете? Василия! Оказывается, он живет со мной в соседнем доме! Он меня узнал, мы поговорили. Он даже взял мой телефон… Ну вернее, я нашла предлог, чтобы ему его всучить. Как ты думаешь, позвонит?

— Конечно, позвонит! Разве есть мужчина, который способен тебе не позвонить?

— Нет, ну он не такой, как все. Я ему даже намекнула, что буду очень ждать его звонка.

— Майка! Я тебя не узнаю!

— Я сама себя не узнаю. Я чувствую себя, как в пятом классе, когда ждешь, что одноклассник позовет на свидание.

Я почти искренне желаю ей успеха. Она обещает зайти на днях в гости — повидать кота. Но я чувствую, что ее цель главным образом — поговорить о Василии. Просто одержимость какая-то!

Только положила трубку — звонок. Я с радостью хватаюсь за телефон. Мужской голос в трубке чуть было не заставил швырнуть ее об стену. Только Павла мне сейчас не хватает!

— Марина, вы так и не объяснили мне, что произошло.

— А почему вы спрашиваете об этом меня? Разве Ирина вам ничего не сказала?

Он молчит. Потом как-то странно шмыгает носом и говорит:

— Я хочу вам сказать, что как бы ни складывались ваши с Ириной отношения, вы нам нужны. Она — трудный человек. Иногда бывает резка и несправедлива. Мы с вами уже это обсуждали. Но мне кажется, с вашим опытом и умением общаться вы можете найти общий язык с любым, даже самым сложным персонажем.

— Могу. Но не хочу. У меня изменились планы. Я решила поменять работу.

— Надеюсь, вы не думаете, что причиной вашего увольнения были наши с вами отношения?

— Мне нечего вам на это сказать, кроме того, что я по-прежнему считаю, что у нас с вами нет и не было никаких отношений.

— Мне жаль, что вы так считаете. И жаль, что вы не дали мне возможности рассчитывать на большее. Могу я хотя бы просить вас: если когда-нибудь вам понадобится помощь, вы вспомните обо мне?

— Не знаю. Разве что врачебная.

Я прощаюсь с облегчением. Хочется поскорее забыть обо всей этой тухлой компании с их непомерными амбициями и ощущением, что мир без них не проживет.

Однако Виктор по-прежнему не звонит. Я бесцельно брожу по квартире, шугаю кота, который уже боится попадаться мне на глаза. Зачем-то заглядываю в холодильник. Вижу там одинокую пачку пломбира, забытую с Нового года. Вываливаю на нее растекающуюся гору малинового варенья и жадно запускаю туда ложку. Если так дальше пойдет, на новое место работы будут устраиваться две меня.

Звонок. Ну почему все решили позвонить мне именно сегодня? Валера выкроил минутку своего драгоценного времени, чтобы пожаловаться на Майку и спросить моего совета. Я терпеливо выслушиваю его стоны. Странно все-таки, что такие благополучные, уверенные в себе и своем бизнесе мужики становятся столь беспомощными, когда речь заходит о женщинах. Валера предъявляет перечень своих обид, и я вижу, что он совсем не понял Майку. Но главная проблема даже не в этом. Она его не любит. Майка с восторгом бы согласилась с любыми требованиями на ограничение ее свободы, если бы они исходили от дорогого ей человека. Валера может ее рассмешить, сводить в ресторан. Она с удовольствием имела бы такого друга. Только если бы он не предъявлял на нее права, не тащил в постель, не требовал абсурдных, с ее точки зрения, жертв.

Я не хочу всего этого говорить Валере. Если бы мы всегда получали то, что хотели, наверно, мир был бы счастливее, но скучнее. Как говорила моя бабушка, страдания облагораживают.

Опять звонок. Славка. Похоже, он пошел в гору — ему предложили показать фотографии для каталога на рекламной выставке.

— Мне нужно их подписать. Поможешь? А то я боюсь вашей Кати.

Конечно, помогу.

У меня звонит домашний телефон. Ленка.

— Я почему-то не могу дозвониться тебе на мобильный. Все время занято!

— Да потому что все как с цепи сорвались! Как раз тогда, когда я жду звонка от Виктора!

— И давно ждешь?

— Третий день.

— Так дело не пойдет. Нужно развеяться. Пошли в кино!

— Не могу. Вдруг он позвонит, когда телефон будет выключен?

— Слушай, те, кто хочет, обычно дозваниваются. Не сходи с ума.

Мы договариваемся встретиться у «Кодака». Идем смотреть дурацкую американскую мелодраму. В нормальном состоянии мы бы с Ленкой проржали весь сеанс. Сейчас мы льем слезы в три ручья — каждая о своем. Любовная история одноклеточной простоты трогает до глубины души. На экране все кончается хорошо. Краем глаза я вижу, как суровый критик, гроза режиссеров Ленка вытирает слезу. Так вот оно что! Женщине достаточно влюбиться, чтобы вся суровость ушла в песок.

Смотрю на экран молчащего телефона. Виктор не звонил.

19 апреля, среда

Мне нужно куда-нибудь уехать. В глушь, в деревню. Туда, где телефон не берет. Сидеть дома больше не могу. Может, подрядиться к кому-нибудь на фазенду копать огород? Правда, рановато — в деревне, наверно, еще кое-где снег не сошел.

Включаю телевизор. По каналу «Домашний» идет передача о моде. Жеманная ведущая, преувеличенно восторгаясь, крутит в руках знакомое колье с голубыми бантами, которое Ирина таки получила после Базеля. По сравнению с тем, какими я их помню, банты ничуть не стали лучше. Ведущая безуспешно пытается увязать очевидную дороговизну украшения с демократичной направленностью канала. У нее это выражается во всплесках типа: «Конечно, такие украшения носят не каждый день», «Наверно, не все могут себе это позволить, но как хочется иногда помечтать». Камера переходит на гостью передачи. Конечно, это Ирина. Одета в белое — наверно, ей никто не объяснил перед эфиром, что это самый невыигрышный цвет для экрана. Она выглядит как расплывчатое пятно. Единственный яркий штрих — красная помада, которой она щедро намазала губы. Ирина пытается возразить ведущей, совершенно не принимая в ра