– Не спишь, Анастаси?
– В этом городе заснуть невозможно, – пробубнила она, решив про себя: если сейчас полезет с любовью – вылетит в окно.
– Закрывай окна, будет меньше шума.
Она пропустила совет мимо ушей. Ее давно раздражала его мнимая забота, советы, которые ничего не стоили. Тем временем он сел на кровать спиной к ней, безмолвствовал, значит, собирался клянчить денег.
– Настя… мне нужны деньги.
Она знала его, как собственную расческу. Последние года два он доводил ее прямо-таки до бешенства этой фразой. Остатки сна мгновенно испарились, а внутри заклокотало негодование пополам со жгучей обидой. Анастасия уставилась в низкий потолок, тягуче выговорила:
– Деньги всем нужны, дорогой.
– Настя, – повернулся он к ней, – пойми… это для дела…
– Для какого дела? – подлетела она с кровати, стараясь оставаться сдержанной, как воспитывала мама. Но сегодня ее прорвало. Она схватила чулки и стала тщательно натягивать их на ноги, бросая ледяным тоном: – Ты называешь делом бандитские налеты на территорию Советов? Это смешно. У вас были армии, военные специалисты, оружие, иностранная поддержка. Тогда надо было дело делать, а не сейчас. Вы столько лет готовите операции, а они проваливаются с треском и позором.
– Анастаси! – прикрикнул он. – Если ты где-нибудь неосторожно скажешь то, что сказала мне, тебя уничтожат.
– Тогда чем вы отличаетесь от красных? Такие же озлобленные и жестокие. Не пора ли признать поражение, Петруша? Проигрывать надо с честью. Не пора ли тебе заняться чем-нибудь полезным, а не наносить мелкие укусы стране, которая нас вышвырнула? Когда открылся политехнический институт, тебе предлагали место преподавателя, но ты отказался! Для тебя главное – стрелять, а не то, как мы живем. Кстати, тех денег, что я отдала тебе, хватило бы на безбедную жизнь где-нибудь под Парижем! А в результате мы сидим в этом… ужасном Харбине. И здесь мы никто!
– Чем тебе не нравится Харбин? Это русский город, наш район точная копия Васильевского острова в Питере, а Новый город напоминает Москву…
– Это Китай! – выпалила Анастасия зло. – И мне не нравится этот город, потому что за пределами Харбина нет наших деревень и лесов. Каждый камень здесь чужой!
Поставив локоть на колено, Петр прикрыл ладонью лицо, помолчал. Анастасия надела розовую блузку и серый костюм и начала укладывать волосы в прическу, стоя перед зеркалом. Петр процедил:
– Я буду давить их до последнего вздоха. Безграмотное быдло захватило мою Россию. Плебс, хамы… Они лишили нас всего, уничтожили наши семьи, ограбили. Всю эту красную сволочь я буду убивать даже голыми руками. В этом вижу свой долг.
– В таком случае делай это без меня. Я устала от твоей ненависти, устала влачить полунищенское существование, устала выхаживать тебя после ранений, устала от всего. И больше не проси денег. У меня нет философского камня, превращающего рис в золото. Я работаю, потому что не хочу подохнуть с голоду. А ведь ты мужчина, это я должна просить у тебя денег.
– Анастаси, ты очень изменилась, – сказал он тихо. – Где то неземное создание, которое я знал? Ты огрубела и стала похожа на пошлую мещанку.
– Так ведь и вы, господин подполковник, претерпели изменения. Неблагородно сидеть на шее у дамы, да еще попрекать ее бандитским прошлым.
Она приладила на волосы шляпку, взяла ридикюль.
– Куда ты? – подскочил он.
– Туда, где не услышу твоего голоса.
– Стой, Анастаси! – Он загородил выход. – Ты была у ювелира, индуса. Зачем ты ходила к нему? Не отрицай, мне сказал Ли Бо.
– Вот как! Ты приставил ко мне шпиона? Да, я ходила к индусу. Потому что хочу купить чулки и туфли. И ты не смеешь требовать у меня отчета! Уйди с дороги!
– Значит, у тебя остались золотые вещи? – не отступил он. – Настя, нашему движению нужны деньги. Тебе все вернут… – Анастасия оттолкнула его и выбежала из квартиры, слыша крики мужа: – Настя, вернись! Черт возьми! Ты пожалеешь!
Она шла скорым шагом в сторону английской экспортной компании, бормоча под нос ругательства, которые выучила в свою бандитскую бытность. Ссора поставила точку на замужестве. Хоть и венчаны они с Петром, а выносить его больше она не в состоянии. У нее ничего не осталось, кроме колье, но не здесь же его продавать. Вот накопит она немного и уедет в Европу.
– Добрый день, господин Чотхай, – поздоровалась она по-английски с индусом-ювелиром. – Мой заказ готов?
– Прошу вас, леди, – с достоинством поклонился он, приглашая ее в маленькую комнату за ювелирной лавкой.
Господин Чотхай предложил ей стул, достал колье. Анастасия разложила на столе украшение, рассматривая каждый камень, не смогла удержаться от восторга:
– Изумительно. Вы блестящий мастер, господин Чотхай.
– Индия с древности славилась ювелирами, – слегка поклонился он, принимая восторг русской леди. – Как вы будете расплачиваться? Желательно не китайскими.
Денег не было ни китайских, ни английских, а предложение было. Анастасия вынула из ридикюля коробочку, извлекла из нее камешек и положила на стол рядом с колье:
– Если вас устроит, господин Чотхай, то этого хватит, чтобы оплатить вашу великолепную работу.
Он взял розовый камешек, поднес к глазам, улыбнулся:
– Из вашего колье? Эти камни не спутаешь. Хотите, я сделаю такой же?
– Не стоит.
– Здесь пять карат, этого много. В таком случае разницу я возвращу вам в фунтах. Кстати, будьте осторожны, Харбин наводнен грабителями.
Она поблагодарила, все сложила в ридикюль, вышла на улицу. Теперь Анастасия не торопилась, ощущая полнейшую свободу. За английской компанией начинался китайский район, за ним трущобы. Как раз на границе между трущобами и благополучием Анастасия сняла квартиру, дала задаток – последние деньги. Осталось перевезти вещи, но делать это придется ночью, когда уйдет Петр. Предварительно нужно договориться с княгиней Анной, работающей в том же ресторане певицей, чтобы подменила ее у рояля на пару часов. Русские не селились в китайских кварталах, но Анастасия решила, что Петр не догадается искать ее здесь. Конечно, прежде следовало бы позавтракать, но ходить по улицам Харбина с сокровищами и в одиночестве опасно.
Сокращая дорогу, Анастасия очутилась в пустом квартале, неподалеку от которого сняла квартиру. Собираясь зайти туда и спрятать ценности, она вдруг остановилась. Трое молодых китайцев явно с недобрыми намерениями окружили ее. Анастасия лихорадочно открыла сумочку, где лежал револьвер «бульдог», но в сумочке столько всего… нужное отыскать невозможно, особенно когда торопишься.
Она огляделась, продолжая рыться в ридикюле, – поблизости никого, кто был бы способен помочь. Отнимут сумочку – все, она пропала! Нет-нет, этого допустить нельзя. Не успел первый наброситься на нее, как Анастасия, намотав ремешок ридикюля на кисть и крепко зажав сумочку пальцами, пнула его ногой в живот, отчего расползлась по шву юбка, и одновременно закричала:
– Помогите! На помощь!
Второй свалил ее на землю, третий разжимал пальцы, в которых она держала сумочку. Китаец ударил по лицу, Анастасия кричала, но ридикюль не выпускала, она готова была бороться до последнего вздоха, но не отдать сумочку. Внезапно почувствовала некоторую свободу и услышала голос:
– Мать вашу! Пшли отсель! На женщину! Втроем!
Раздался удаляющийся топот ног. Анастасия открыла глаза, увидела, как над ней склонился человек, но солнце слепило. А он сказал:
– Мадама, поднимайтеся…
– Благодарю вас.
Опираясь на руку невысокого русского мужичка, Анастасия поднялась и открыла ридикюль, чтобы отблагодарить деньгами нечаянного спасителя.
– Настя? Анастасия Львовна?
Она вглядывалась в лицо, заросшее белобрысой щетиной, в белесые глаза…
– Боже мой… – вскрикнула. – Левка! Не может быть!
– Он самый! – воскликнул тот радостно. – Как же…
Анастасия кинулась ему на шею, обняла, прослезилась, а он смущенно трогал ее спину одной рукой, тут же одергивал, лепеча и стеснительно улыбаясь:
– Да что ж вы… Я ж грязный… в пыли…
– Левушка, милый… Как я рада! Боже мой! Ну, пойдем, пойдем… – Она заметила, что у него одна рука, правой нет по локоть. – Почему?
– Да тады… в бою с красными… руку оторвало.
– Знаешь что… давай зайдем куда-нибудь… я ужасно хочу есть. А ты, Левка?
– Так ить, да… Тока денег нету…
– Ну, что ты, милый Левка, я заплачу. У меня есть. Идем?
Она взяла его под левую руку, всю дорогу тарахтела без остановки, рассказывала, как очутилась в Харбине, попав сюда в разгар чумы, а он помалкивал, изредка вставлял пару слов, выражая удивление. Но, опомнившись, что болтает без умолку, она спросила:
– А ты? Как ты здесь оказался? Чем занимаешься?
– В извозчиках я. Лошадь свою имею. Тады краснюки постреляли нас и бросили, думали – мертвые… А мы ить тока без памяти. Опосля буряты от волков отбили, выходили. Хороший народ буряты… добрый, да. А Стрижак-то, Анастасия Львовна…
– Знаю, Левка, знаю, – перебила она, и вновь глаза ее наполнились слезами. – Он мне часто снится. Представь, лучше Николки я не встречала. Вот странно, он убил моего мужа, был бандитом, а без него мне… До сих пор сердце давит. Любила я его, Левка.
– Так ить…
– Не будем о грустном, – улыбнулась она, смахивая выкатившиеся слезы. – Сегодня праздник. Я словно родного человека повстречала. А помнишь, как ты меня сторожил?
– Так ить…
– У, как я тогда тебя ненавидела! А потом поняла, какой ты замечательный. Вот разбросала нас судьба, а? Но она же и свела! Как ты живешь? Бедствуешь?