[36] так не разгуляешься. Стали мы наводить справки и выяснили, что, действительно, куплен был дом, только не самим Хохловым, а супругой его, Сильвией Константиновной. Кроме этого, они и собственный выезд завели на резиновом ходу. Все это нам очень не понравилось. В товариществе имеется ревизионный отдел, он периодически проверяет все наши отделения. Проверяли ревизоры и Хохлова, причем неоднократно проверяли, и ничего предосудительного не нашли. Вот мы и надумали послать в Саратов Горянского – человека честного и щепетильного, чтобы он свежим взглядом на все взглянул, а то вдруг у штатного ревизора глаз замылился. Или замаслился. О результатах ревизии он должен был сообщить лично Льву Соломоновичу – я и все другие члены правления разъезжались в отпуска.
– А почему Горянский поехал в Петербург, а не в Киев?
– Миней Моисеевич знал, что я в Киеве в ближайший месяц появляться не планировал, – сказал Забродский. – Мы заранее условились, что он прибудет ко мне в Петербург.
– Вы с ним встретились?
– Нет! Он сообщил телеграммой, что приедет 14 мая в половине двенадцатого вечера и явится ко мне с докладом поутру 15-го. Пятнадцатого он не пришел, вестей о себе не давал. Я подумал, что он задержался по каким-то неотложным делам, и сильно не беспокоился. Потом я, эх, чего греха таить, немного закутил и вспомнил о Минее Моисеевиче только утром 18-го. Я телеграфировал в Саратов и на всякий случай в Киев. Хохлов ответил, что лично помог ревизору разместиться в вагоне первого класса, а из Киева сообщили, что Горянский на службе не появлялся. Тогда я взволновался не на шутку. И тут на глаза мне попался газетный репортаж об убийстве на Петербургской и выставленной в прозекторской Обуховской больницы голове. Я поспешил в больницу, а потом к вам. Вот и все.
– Это понятно. Но ответа на свой вопрос о том, почему обо всем об этом вы нам не сообщили сразу, я так и не услышал.
Вместо Забродского опять ответил Веккер:
– Лев Соломонович не был уполномочен делать такие заявления.
Кунцевич усмехнулся:
– Не был уполномочен без вашего ведома выносить сор из избы?
– Можно сказать и так. Он объявил срочный сбор членов правления, мы прервали отпуска, провели совещание и решили сначала повторить ревизию, а уж потом решать, обращаться к вам за помощью или нет.
– Ну и что, обревизовали Хохлова?
– Всю предшествующую неделю лучшие наши бухгалтера, господин Забродский и ваш покорный слуга провели в Саратове.
– Судя по тому, что сейчас мы вместе пьем пиво, вы таки обнаружили недостачу?
– Нет. Недостачи мы не обнаружили. Все в целости и сохранности – и сахар, и вырученные от его продажи деньги, более того, мы обнаружили небольшой излишек – в банке лежало лишних 460 рублей. Да и документы все в полном ажуре.
– Так почему тогда вы у меня?
– Помните, вы нашли в клозете у подруги убийцы несколько листов, оставшихся от ревизионного отчета Горянского?
– Ну, конечно, помню!
– На последнем листе была подпись Минея Моисеевича. Мы для очистки совести и полного успокоения решили произвести ее экспертизу. Оказалось, что подпись подделана.
Кунцевич поднял на говорившего глаза:
– Кто же позволил вам, частным лицам, проводить такие экспертизы?
– Ну разумеется, экспертизу делали не мы. Мы лишь попросили следователя, а он любезно согласился, – говоря это, Веккер смотрел на коллежского секретаря глазами невинного младенца. – Сведущий человек установил, что подпись от имени Горянского выполнена не им, а иным лицом. Более того, печатный текст нанесен на лист после того, как на нем появилась подпись. В результатах исследования сомневаться не приходится – его проводил сам Буринский![37]
– Его вы тоже попросили?
– Ну разумеется. После того как мы получили его заключение, нам стало ясно, что дело темное, простите за каламбур. И вот – мы у вас!
– Да-с… – Кунцевич сделал большой глоток из кружки, съел соленую сушку и только потом сказал: – Теперь есть все основания полагать, что Хохлов все-таки что-то украл у вашего товарищества, и, кроме того, он не только вор, но и причастен к убийству.
– Совершенно верно! И мы хотим, чтобы вы помогли нам вывести Назара Титовича на чистую воду.
– Вряд ли я вам помогу. – вздохнул Мечислав Николаевич. – Убийца Горянского уже установлен, арестован и ждет суда. Прокурор велел мне этим делом больше не заниматься. В командировку в Саратов меня никто не пошлет, командировочных не заплатит.
– С вашим начальством мы договорились. Прокурор и следователь поменяли свое мнение. Они даже рассказали нам о вашем эксперименте с кровью. Мы поняли, что вы человек, мыслящий неординарно, профессионалист, и поэтому решили обратиться за помощью именно к вам. Если вы согласитесь нам помочь, то завтра Чулицкий получит предписание градоначальника о вашем откомандировании на Волгу. Завтра же вам выдадут прогонные и суточные. К ним я добавлю вот эти пятьсот рублей. – Веккер вытащил из толстого бумажника пять купюр с изображением императрицы и положил их на стол. – Когда вы сможете выехать?
– Послезавтра.
Глава 5Как украсть миллион
На следующий день Кунцевичу вручили предписание, билет на поезд, командировочные и подписанный самим Лопухиным открытый лист. Коллежский секретарь впервые получал такую бумагу и несколько раз с явным удовольствием перечитал документ:
«По Указу Его Величества Государя Императора Николая Александровича, Самодержца Всероссийского и прочая, и прочая, и прочая,
Предъявитель сего, чиновник для поручений Санкт-Петербургской столичной сыскной полиции коллежский секретарь Мечислав Николаевич Кунцевич, командирован по делам службы в город Саратов и разные места Саратовской и Самарской губерний; предписывается городским и уездным полицейским управлениям этих губерний удовлетворять все законные требования г-на Кунцевича, в том числе и по отводу квартир по положению, а в местах, где нет почтовых лошадей, давать без малейшего задержания обывательские за указанные прогоны.
Для чего и дать ему, г-ну Кунцевичу, это открытое письмо за подписью и с приложением казенной печати впредь на три месяца.
Санкт-Петербург, июня 7 дня 1902 года.
Вместе с Кунцевичем в командировку отправился младший бухгалтер Киевского товарищества Нахман Лейбович. Он сел в купе Мечислава Николаевича в Москве. Официально Лейбович был назначен на только что учрежденную должность помощника Хохлова, а неофициально должен был еще раз внимательно изучить бухгалтерию Саратовского филиала и попытаться узнать, как и в каких объемах воровал Назар Титыч.
Чтобы приступить к выполнению задания незамедлительно по прибытии, господин Лейбович всю дорогу изучал документы проведенной Забродским и Веккером ревизии. Мечислав Николаевич решил вспомнить молодость и тоже погрузился в мир цифр и проводок. Через пару часов он сказал:
– Нахман Самуилович, я смотрю, цены на сахар не стоят на месте. В октябре Хохлов продавал его по четыре пятьдесят пуд, а в апреле – уже за пять тридцать!
– Это еще что! В прошлом сезоне цена выросла на один рубль девяносто копеек с сентября по февраль.
– Как же у вас цены скачут! А из-за чего?
– Видите ли, отечественная свеклосахарная промышленность – это не совсем обычная промышленность. Всю ее историю можно описать следующими словами: неурожай – цены на сахар поднимаются, возникают новые заводы, старые усиливают свои мощности, наступает изобилие сахара, цены падают, маленькие и слабые заводы закрываются, посевы уменьшаются; запасы сахара истощаются, его снова недостает, цены идут в гору, и, как следствие, опять возникают новые заводы, закрывшиеся заводы открываются вновь, сахара опять становится много, его цена падает ниже себестоимости, наступает кризис, и все по новой. Скачки цен провоцируются и спекулянтами, которые, держа нос по ветру, играют то на понижение, то на повышение.
– Как акциями на бирже? – решил показать свои финансовые познания Кунцевич.
– Совершенно верно.
Коллежский секретарь на несколько минут задумался, а потом спросил:
– Скажите, а вы, специалисты, можете хотя бы примерно знать, как поведут себя цены?
– Ну конечно, и не примерно, а довольно точно! Об этом мы узнаем уже в самом начале сезона сахароварки: в сентябре-октябре. Сахарные заводы начинают функционировать с первого сентября и перерабатывают весь урожай за три-четыре месяца. После того как выкопана первая свекла, мы уже имеем представление о среднем урожае, а с наступлением заморозков и окончанием уборки картина становится абсолютно ясной.
Мечислав Николаевич опять задумался.
– Расскажите, а из чего складывается цена на сахар? – попросил он бухгалтера через несколько минут.
Тот охотно начал объяснять:
– Итак, сейчас пуд сахара оптом стоит около пяти рублей. Примерно рубль восемьдесят – два рубля – это себестоимость сахара, в которую заложены и расходы на его доставку на оптовый склад. Естественно, чем склад отдаленней, тем больше расходы, тем выше себестоимость. Например, сахар, доставленный с наших заводов в Саратов, стоит два рубля пять копеек за пуд.
– Ого! Получается, что вы по три рубля с пуда имеете? 150 процентов прибыли? – удивился чиновник.
– Эх, кабы оно так было. Мы имеем значительно меньше. Сахар в нашем государстве обложен акцизным сбором. Сейчас этот сбор составляет рубль семьдесят пять копеек с пуда. Таким образом, сахар обходится нам примерно в три пятьдесят – три восемьдесят.
– Все равно навар хороший.
– Сейчас да. А три года назад сахар стоил три рубля. А акциз был только на пять копеек меньше.