Бриллианты твоих глаз — страница 17 из 28

Мэгги мельком глянула на большие настенные часы. Уже десять, но спать совершенно не хотелось. Она решила еще немного задержаться в гостиной, чтобы как следует подумать обо всем. Но ей почему-то не думалось, и, стоя у камина, она вспоминала руки и губы Берти и чувствовала, что у нее кружится голова...


11


Но в этот вечер ей было не суждено обрести покой. Не прошло и получаса, как ее уединение было вновь нарушено, на этот раз Джеймсом Аркрофтом. Увидев входящего Джеймса, девушка радостно поприветствовала его, рассчитывая, что его общество развеет ее невеселые и опасные мысли. Что может эффективнее, чем мужчина, излечить от роковой привязанности к другому мужчине? Но Джеймс был мрачнее тучи, и вместо того, чтобы развлечь, только встревожил девушку.

Они поболтали немного о пустяках, но Мэгги все время ощущала какую-то недосказанность. Что же хочет сообщить ей Джеймс, раз он то краснеет, то бледнеет...

— Изабель, — наконец решился он, но запнулся.

— Да?

— Я... понимаете... я...

— Да, Джеймс.

— Возможно, я слишком тороплюсь... Вам, наверное, не до того... но я больше не могу молчать...

Джеймс сбивался после каждого слова. Видимо, это надоело ему самому, и он решил отбросить ненужные речи и приступить к действиям. Он вдруг шагнул вперед и стиснул Мэгги в объятиях. Девушка настолько растерялась, что не могла сразу оттолкнуть Джеймса. Но потом нелепость ситуации дошла и до ее затуманенного мозга, и она стала вырываться.

— Простите, Изабель, — опомнился он. — Не знаю, что на меня нашло. Мне просто показалось, что так я смогу выразить свои чувства легче, чем словами. Я никогда не обладал красноречием Берти...

При напоминании о Берти Мэгги залилась краской. В течение одного часа оба брата сжимали ее в объятиях! Не слишком ли много даже для прелестной француженки?

— Прошу вас, Джеймс, не будем об этом, — мягко произнесла она, надеясь успокоить молодого человека. Но добилась, к собственному удивлению, прямо противоположного эффекта.

— Не будем? — Он картинно поднял брови вверх. — Это почему же? Не потому ли, что полчаса назад отсюда выскочил мой драгоценный братец, красный как рак? Отвечайте, Изабель!

Его тон покоробил девушку.

— Вы следили за мной? — надменно спросила она, моментально вспомнив о гордой Изабель Алмеду. — Очень достойное занятие для отпрыска благородной семьи!

Она презрительно фыркнула. Джеймс задумчиво смотрел на нее.

— Хорошо, — внезапно произнес он. У него был на редкость сосредоточенный вид, как будто он наконец пришел к какому-то решению. У Мэгги мурашки по спине побежали от его взгляда. — Я никак не мог определиться, что правильно: оставлять вас в неведении либо же опозорить собственную семью. Но сейчас я понимаю, что молчать опасно. Мой коварный брат слишком близко подобрался к вашему наивному сердечку...

— В чем дело? — спросила Мэгги. Это начало ей очень не понравилось. Что еще хочет добавить Джеймс к ее страданиям?

— Помните, Изабель, что я вас искренний друг. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы оградить вас от бед. Ибо в ваших глазах я уже вижу предвестие несчастья...

Мэгги вздрогнула. Сколько можно говорить загадками?


— Дева с глазами хрустальными ими владеть должна.

Им красотою равная, яркая им нужна.

Дева с глазами лучистыми спасенье в себе несет.

Кровь молодая, чистая смоет позора гнет.


Джеймс монотонно читал стихотворение, четко выговаривая каждое слово. Мэгги внимательно слушала. Дева с глазами хрустальными. Уж не дневник ли Джере цитирует Джеймс? И к чему?

— Эта история началась много лет назад, когда мой дед, супруг леди Элизабет, нашел бриллианты Кента.

Мэгги замерла на месте. Какой неожиданный поворот. Неужели у нее на лице написано, что ее интересуют эти злосчастные бриллианты?

— Помимо камней, он обнаружил еще и дневник старого слуги Кента. Собственно говоря, именно этот дневник и помог ему найти алмазы. Из дневника дед узнал историю бриллиантов. Она поразила его, как прежде поразили камни своей красотой. Я не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что клад достался Перигрину во время одной из его разбойничьих вылазок. Немалой кровью обагрены эти камни, но Перигрина ничего не пугало. Граф Кентский был счастлив, что завладел этим сокровищем, оно занимало его мысли днем и ночью. Однако Джере, верный слуга, не был так ослеплен. Алмазы сразу насторожили его. Он неустанно трудился, пытаясь понять, что это за камни и кому они могли принадлежать в прошлом. Из его дневника видно, что он нашел ответ на свой вопрос, но даже наедине с собой он не мог быть откровенным, поэтому лишь отрывки легенды он доверил бумаге. Например, «злобу дьявола черную способны они принести» и все в таком духе. Перигрин, естественно, не желал прислушаться к предупреждениям верного слуги и избавиться от опасных камней. Они овладели его душой. Но проклятие, как и боялся Джере, все-таки настигло его.

Мэгги становилось не по себе от заунывного голоса Джеймса. Мадам Ламож рассказывала ей об алмазах Кента в несколько ином свете. Где же правда?

— Кент погиб при загадочных обстоятельствах. То ли бешеная собака накинулась на него в парке, то ли с ним случился внезапный приступ удушья, но его тело обнаружили одним прекрасным утром в замковом парке. Супруга благородного графа вздохнула с облегчением, — здесь Джеймс позволил себе улыбнуться уголками рта, — и приложила максимум усилий, чтобы никто не прознал о его темном прошлом. Почти весь архив Кента был уничтожен, кроме дневника слуги. О проклятии забыли. На время. Пока мой дед, на свою беду, не обнаружил эти бриллианты.

Повисла пауза. Мэгги посчитала нужным ее нарушить.

— Забавная история, — тихо заметила она. Вам надо связаться с каким-нибудь Королевским Историческим Обществом и опубликовать ее. Начнутся научные диспуты, и ваше имя станет известно всей стране...

— Конечно, вы не верите, — косо усмехнулся Джеймс. — Я тоже считал, что это выдумки суеверных людей. Но как тогда объяснить то, что сэр Эдуард, муж моей дорогой бабушки, закончил свои дни в сумасшедшем доме? Говорят, он до последнего бормотал о каких-то глазах цвета небесной синевы, прозрачных как горный хрусталь. В легенде говорится, что дева именно с такими глазами способна очистить алмазы от скверны, и дедушка тихо рехнулся, думая, каким образом ему раздобыть эту деву и что с ней делать.

— Как вы можете так говорить! — возмутилась Мэгги. — Леди Элизабет не простила бы вам подобного отзыва о ее супруге.

— Леди Элизабет не знает почти ничего, — фыркнул Джеймс. — Вернее, не желает ничего знать. Она замечает лишь то, что ей выгодно, не больше.

— По-моему, вы преувеличиваете, — робко произнесла Мэгги. — Мало ли что могло произойти с сэром Эдуардом...

— Я тоже так думал. Пока не узнал историю гибели моей матери.

В голосе Джеймса прозвучала такая нестерпимая горечь, что у Мэгги на глаза навернулись слезы.

— Эдуард Аркрофт выпустил джинна из бутылки. Столетиями бриллианты были схоронены в стенах замка вместе с дневником. Но он нашел их, и проклятие начало действовать. Следующей жертвой стал мой отец. Точнее, моя мать. На свою беду она имела как раз те самые глаза, что описывались в дневнике. Большие и ласковые, светло-серые, чистые, как горный родник. Отец безумно любил ее, но постепенно алмазы овладевали всеми его помыслами. У них родился Бертрам. Отец еще боролся с недугом, но после того, как появился на свет я, он не выдержал. Темной ночью, когда мать отдыхала...

Голос Джеймса сорвался. Мэгги, повинуясь внезапному порыву, подошла ближе к нему и положила руку ему на плечо. Ей захотелось успокоить его, утешить. Но он не замечал ничего.

— Он подкрался к ней и задушил. Утром слуги обнаружили бездыханное тело госпожи, все решили, что ее ослабевший от тяжелых родов организм проиграл схватку со смертью. Все были уверены, что я стоил моей матери жизни. Как они ошибались!

— Откуда вы знаете это?

— В этой семье, — криво усмехнулся Джеймс, — привычка вести дневник. Мой отец тщательно записывал все, и, хотя он перед смертью последовал примеру Кента и сжег почти все свои бумаги, кое-что мне удалось найти.

— Перед своей смертью? — переспросила перепуганная девушка. — Разве ваш отец не погиб случайно? Его, кажется, понесла лошадь...

— Совершенно верно, — подтвердил Джеймс. — Только мой отец был слишком хорошим наездником, чтобы в это можно было поверить. Он покончил с собой, осознав страшную ошибку. Алмазы Кента не были свободны от проклятия и не освободили его душу от любви к ним. Для этого была нужна кровь девушки, а мой отец задушил мою мать.

Легкий вскрик сорвался с губ Мэгги.

— Да, это было ужасно. Сознавать, что преступление было совершено напрасно. Даже не знаю, о чем отец сожалел сильнее. О том, что убил горячо любимую жену, или о том, что под рукой больше нет девушки с хрустальными глазами, чтобы снять проклятие. Поэтому он убил себя, оставив своим потомкам это бремя.

— Это ужасно, — прошептала девушка.

Джеймс посмотрел на нее. Казалось, он только что понял, что ее рука лежит на его плече. Его взгляд полыхнул страстью, и Мэгги невольно вздрогнула.

— Теперь вы понимаете причину моего беспокойства? — спросил он. Недоумение в глазах девушки послужило ему ответом. — Господи, Изабель, вы наивны, как годовалый ребенок. Неужели вы не догадываетесь, что проклятие алмазов Кента до сих пор в силе, что оно действует и дух Перигрина нашел свое новое воплощение? И что он больше не имеет права на ошибку и будет разить наверняка? Что вы в смертельной опасности?

— Почему я? — пролепетала Мэгги.

Вместо ответа Джеймс подтолкнул ее к большому зеркалу, которое украшало одну из стен комнаты. Мэгги уставилась на свое изображение. На нее глянула перепуганная девушка с короткими пушистыми волосами. Страх отражался в ее прекрасных серо-голубых глазах. Серо-голубых, прозрачных как горный хрусталь... Не эти ли слова она привыкла слышать по отношению к собственным глазам?