-- Да, о брилліантахъ.
-- У васъ довольно брилліантовъ и безъ нихъ. Я отдала бы ихъ ради спокойствія и тишины.
Таковъ былъ совѣтъ мисъ Мэкнёльти.
-- Нѣтъ; -- у меня недовольно -- или по-крайней-мѣрѣ недостаточно. Мнѣ пришлось прикупать множество вещей послѣ смерти моего мужа. Со мною поступили очень жестоко. Меня заставили заплатить за всю мебель въ Портрэ.
Это было неправда, но вотъ какъ было дѣло: Лиззи, при покупкѣ новыхъ вещей для своего деревенскаго дома, хотѣла надавать векселей подъ залогъ юстэсовскаго имѣнія.
-- Мнѣ недостаетъ моего дохода. Я ужъ въ долгахъ. Меня называютъ богатой женщиной, но когда приходится тратить, оказывается, что я далеко не богата. Для чего мнѣ отдавать брилліанты, если они принадлежатъ мнѣ?
-- Если они ваши, отдавать не надо.
-- Если я сдѣлаю вамъ подарокъ, а потомъ умру, не могутъ же отнять его у васъ, оттого что я не упомянула о немъ въ завѣщаніи. Стало быть, подарковъ совсѣмъ дѣлать нельзя.
Это Лиззи сказала съ очевиднымъ убѣжденіемъ въ силѣ своего довода.
-- Но это ожерелье очень цѣнно.
-- Это не можетъ составить разницы. Всякій можетъ подарить вещь, составляющую его собственность;-- конечно не домъ, не ферму, не лѣсъ или что-нибудь другое въ этомъ родѣ; но вещь, которую онъ можетъ возить съ собой -- разумѣется, онъ можетъ подарить.
-- Но можетъ быть сэр-Флоріанъ не навсегда отдалъ вамъ это ожерелье? намекнула мисъ Мэкнёльти.
-- А можетъ быть и навсегда. Онъ сказалъ мнѣ, что эти брилліанты мои и что я должна оставить ихъ у себя. Стало быть, это кончено. Вы можете теперь ложиться спать.
Мисъ Мэкнёльти легла спать.
Лиззи, думая объ этомъ, призналась себѣ, что никакой помощи съ этой стороны ожидать нельзя. Она не сердилась на мисъ Мэкнёльти, которая была ничтожнымъ существомъ. Но она была убѣждена сильнѣе прежняго, что ей необходимо имѣть друга, который не былъ бы ничтожнымъ существомъ. Лордъ Фонъ, хотя пэръ, былъ существо ничтожное. Фрэнка Грейстока она считала твердымъ какъ столбъ.
Глава VIIРѢЧИ МИСТЕРА БОРКА.
Лэди Фонъ сказала Люси Морись, что такъ-какъ она гувернантка, то ей не слѣдуетъ влюбляться въ Фрэнка Грейстока и что это ей не нравится. Лэди Фонъ конечно употребила слова не столь рѣзкія -- вѣроятно, она сказала очень мало и выразила свои мысли болѣе миганіемъ, покачиваніемъ головы, движеніями рукъ и кончила поцѣлуемъ -- во всемъ этомъ она имѣла намѣреніе соединить милосердіе съ справедливостью, и въ сущности слова ея были исполнены любви. Однако Люси это не понравилось. Дѣвушки, не любять, чтобы ихъ предостерегали отъ любви, если даже предостереженіе необходимо. Люси знала очень хорошо, что предостереженіе опоздало. Лэди Фонъ могла рѣшать, что ея гувернантка не должна принимать обожателя въ ея домѣ;-- а гувернантка могла рѣшать, слѣдуетъ ли ей оставаться послѣ этого или уйти; по лэди Фонъ не имѣла права говорить своей гувернанткѣ, чтобъ она не влюблялась. Все это Люси безпрестанно говорила себѣ, а между тѣмъ она чувствовала, что лэди Фонъ обращалась съ ней хорошо. Старуха цѣловала ее, ласкала, хвалила и дѣйствительно любила ее. Разумѣется, Люси не имѣла права имѣть обожателя. Люси знала это очень хорошо. Когда она гуляла одна, она приводила доводы въ защиту лэди Фонъ противъ себя. А между-тѣмъ, каждую минуту она готова была вспыхнуть гнѣвомъ и представить себѣ сцену, въ которой она смѣло говорила бы лэди Фонъ, что такъ-какъ ея обожатель былъ изгнанъ изъ замка Фонъ, то она, Люси, не хочетъ оставаться тамъ долѣе. Противъ этого поступка были двѣ причины. Вопервыхъ -- Фрэнкъ Грейстокъ не былъ ея обожателемъ; вовторыхъ, оставивъ замокъ Фонъ, она не знала куда ей дѣться. Всѣ знали, что она оставитъ замокъ Фонъ не иначе, какъ ей будетъ найденъ приличный пріютъ, или у Гитауэ, или у другихъ. Лэди Фонъ точно также не допустила бы ее оставить ея домъ для какого-нибудь ненадежнаго мѣста, какъ не рѣшилась бы выгнать свою дочь изъ дома при такихъ же условіяхъ. Лэди Фонъ служила для Люси надежной крѣпостью, но надежная крѣпость каждую минуту можетъ сдѣлаться тюрьмой.
Фрэнкъ Грейстокъ не былъ ея обожателемъ. Ахъ!-- вотъ это было хуже всего! Она отдала свое сердце и ничего не получила взамѣнъ. Она сообразила все это въ умѣ, стараясь удостовѣриться, имѣетъ ли она причину стыдиться своего поведенія. Поступала ли она неженственно? Не слишкомъ ли торопливо отдала она свое сердце? Было ли оно отнято у нея, какъ отнимается сердце у женщинъ, посредствомъ усилій со стороны мужчины, или оно просто выскочило у нея для перваго встрѣчнаго? Тутъ она припомнила нѣкоторыя сцены въ домѣ декана, слова, которыя были сказаны, взгляды, которые были обращены на нее; пожатіе рукъ поздно вечеромъ, шепотъ, выброшенную ленточку, подаренный цвѣтокъ и разъ, разъ... тутъ щеки ея вспыхнули, оттого что происходило такъ много, а между тѣмъ значительнаго было такъ мало. Она не имѣла права говорить другимъ и увѣрять себя, что этотъ человѣкъ былъ ея обожатель. Но она знала, что если она не имѣетъ права назвать его своимъ обожателемъ, то въ этомъ для нея есть нѣкоторая несправедливость.
Она думала много о своемъ правѣ считаться живымъ существомъ и имѣть сердце способное страдать и душу способную терпѣть. Она вѣрила въ себя, думая, что если ей достанется на долю сдѣлаться женою, то она будетъ для мужа истиннымъ другомъ и спутницей жизни, станетъ жить его радостями и бороться, если это будетъ необходимо, изъ всѣхъ силъ, за его интересы. Но о томъ, что она могла дать кромѣ сердца и ума, она не думала вовсе. Личную красоту она очень мало цѣнила, даже въ другихъ. Фигура и лицо лэди Юстэсъ, дѣйствительно прелестныя, были для нея противны; между тѣмъ какъ она съ удовольствіемъ глядѣла на широкую, некрасивую, безцвѣтную физіономію Лидіи Фонъ, которая сдѣлалась дорога ей по своему искреннему добродушію и безкорыстному характеру. Она никогда не спрашивала себя, красивъ или безобразенъ тотъ или этотъ мужчина. Она знала, что лицо Фрэнка Грейстока было исполнено живого ума, и знала что лицо лорда Фона отличалось отсутствіемъ умственныхъ способностей. Одного она не только любила, но даже не могла не любить, другой же, относительно того сочувствія, которое необходимо въ бракѣ, всегда долженъ быть отъ нея далекъ. Она знала, что мужчины требуютъ отъ женщины красоты, и себя красавицей никогда не считала; но ей въ голову не приходило, чтобъ изъ-за этого она могла потерпѣть неудачу. У нея было слишкомъ мужественное сердце для подобнаго опасенія. Она не очень думала обо всемъ этомъ, но чувствовала себя вправѣ сдѣлаться женою такого человѣка, какъ Фрэнкъ Грейстокъ. Она была гордая, твердая, самоувѣренная, но скромная женщина, слишкомъ любившая правду для того, чтобы говорить себѣ ложь о себѣ, самой. Она обладала большой способностью къ сочувствію, умѣла въ обществѣ вести разговоръ -- хотя любила болѣе слушать и говорила мало. Она вполнѣ понимала юморъ, любила похохотать такъ, что беззвучный смѣхъ оживлялъ все ея лицо. Она знала, что можетъ занять въ жизни мѣсто выше мѣста гувернантки -- а между-тѣмъ какъ же могло быть иначе?
Лэди Линлитго была у племянницы въ четвергъ и въ тотъ же самый вечеръ Фрэнкъ Грейстокъ поднялъ вопросъ въ нижней палатѣ о саабѣ Майгобскомъ. Мы всѣ знаемъ значеніе такихъ рѣчей. Еслибы Фрэнкъ принадлежалъ къ той партіи, которая сопротивлялась правамъ сааба, то онъ вѣроятно не очень заботился бы о принцѣ. Мы можемъ быть увѣрены, что онъ не позаботился прочесть ни одной строчки того скучнаго, длиннаго памфлета, который онъ долженъ былъ одолѣть, прежде чѣмъ отважился сдѣлать шагъ въ этомъ дѣлѣ, еслибъ для него не былъ открытъ опозиціонный путь. Но для того, чтобы проткнуть своимъ копьемъ кирасу врага, политикъ способенъ на все. Фрэнкъ сказалъ свою рѣчь и сказалъ очень хорошо. Это дѣло какъ разъ годилось для адвоката, допуская тотъ родъ защиты, который адвокатъ имѣетъ право употреблять. Тогдашній министръ остиндскихъ дѣлъ, начальникъ лорда Фона, рѣшилъ послѣ многихъ тревожныхъ соображеній, что онъ обязанъ не соглашаться на требованіе принца, и за это-то сопротивленіе нанего напали. Еслибъ онъ согласился, то нападеніе было бы также ядовито и весьма вѣроятно сдѣлано съ той же самой стороны. Молодого консерватора, добивающагося почета отъ своей партіи, никто не сталъ бы за это порицать. Такимъ образомъ ведется война. Фрэнкъ Грейстокъ взялся защищать сааба и извлекъ бы изъ глазъ своихъ слушателей слезы негодованія, еслибъ его слушатели не знали условій войны. Съ той и съ другой стороны слушатели много интересовались притязаніями сааба, но они чувствовали, что Грейстокъ предъявлялъ свои собственненныя требованія на будущую награду отъ своей партіи. Онъ очень сильно напалъ на министра -- онъ сильно напалъ и на лорда Фона, доказывая, что никогда еще жестокость правительственнаго вліянія не выражалась такъ ясно, какъ въ вопросѣ о несправедливости, съ какою обходились съ бѣднымъ туземнымъ принцемъ. Это было очень прискорбно для лорда Фона, который лично желалъ покровительствовать бѣдному принцу, -- и тѣмъ еще прискорбнѣе, что онъ былъ очень друженъ съ Грейстокомъ. Онъ очень этимъ обидѣлся и обида эта еще не прошла, когда по своему обыкновенію онъ пріѣхалъ въ замокъ Фонъ въ субботу вечеромъ.
Семейство Фонъ, состоявшее все изъ женщинъ, обѣдало рано. По субботамъ, когда пріѣзжалъ его сіятельство, для него одного приготовлялся обѣдъ. По воскресеньямъ всѣ обѣдали вмѣстѣ въ три часа. Въ воскресенье вечеромъ лордъ Фонъ возвращался въ Лондонъ, приготовляться къ работѣ слѣдующаго дня. Можетъ быть также ему не нравилась проповѣдь, которую лэди Фонъ всегда читала всѣмъ домашнимъ въ девять часовъ вечера по воскресеньямъ. Въ эту субботу онъ послѣ обѣда вышелъ въ садъ, гдѣ старшая незамужняя дочь, мисъ Фонъ, гуляла съ Люси Морисъ. Вечеръ былъ почти лѣтній;-- до такой степени, что нѣкоторые сидѣли на садовыхъ скамьяхъ, а четыре дѣвушки играли въ крокетъ на лугу, хотя уже такъ стемнѣло, что съ трудомъ можно было различать шары. Мисъ Фонъ уже сказала Люси, что ея братъ очень сердитъ на мистера Грейстока. Люси сочувствовала Фрэнку и саабу. Она старалась, и отчасти успѣла, привлечь на свою сторону товарища министра. Люси не имѣла намѣренія перемѣнить свое мнѣніе, хотя всѣ дочери лэди Фонъ и сама она были противъ нея. Когда братъ или сынъ товарищъ министра, то сестры и матери постоянно держатъ сторону правительства въ тѣхъ дѣлахъ, которыя касаются этого министерства.