дъ и признаться въ неправильности своего показанія. Она вѣрила каждому слову майора. Ахъ, вотъ человѣкъ, которому стоитъ вѣрить, краса всѣхъ мужчинъ! Отъ нея не могутъ отнять дохода, или замка. Ее не могутъ заставить заплатить за брилліанты. А все-таки что скажетъ свѣтъ? И что скажутъ ея женихи? То, что одинъ изъ ея жениховъ счелъ нужнымъ сказать, она уже слышала. Лордъ Джорджъ высказался, и очень непріятно. Она знала, что лордъ Фонъ откажется отъ своего предложенія, каковъ бы ни былъ ея отвѣтъ. Но что скажетъ Фрэнкъ? Теперь Фрэнкъ былъ съ нею и смотрѣлъ ей въ лицо строгими глазами.
Она была больше прежняго убѣждена, что жизнь вдовы не годится для нея и что между ея женихами она должна отдать свое богатство и свое сердце какому-нибудь одному жениху. Ни ея богатство, ни ея сердце не пострадаетъ отъ признанія, которое она приготовилась сдѣлать. Но мужчины такъ робки, такъ фальшивы и такъ слѣпы! Относительно Фрэнка, котораго она, по ея мнѣнію, полюбила со всею горячностью своей юной привязанности съ той первой минуты, въ которую увидѣла его послѣ смерти сэр-Флоріана -- она очень затруднялась, какъ очистить для него путь. Она знала о его глупой помолвкѣ съ Люси Морисъ и готова была простить ему это оскорбленіе. Она знала, что онъ не можетъ жениться на Люси по милости своего безденежья и своихъ долговъ, и вотъ почему рѣшилась видѣться съ Люси, чтобъ устроить дѣло съ той стороны. Люси, конечно, грубо поступила съ нею, но Лиззи думала, что ей все-таки удалось. Люси была груба, не умѣла держать себя, но въ тоже время она была добра и едвали станетъ настаивать послѣ того, что было сказано ей. Лиззи была увѣрена, что мѣсяцъ тому назадъ кузенъ охотно поддался бы ей, еслибъ могъ освободиться отъ Люси Морисъ. Но теперь въ одинъ мигъ, и очень для нея важный, полиціи удалось открыть ея тайну, и вотъ Фрэнкъ сидитъ и смотритъ на нее сурово, зло, скорѣе какъ врагъ, чѣмъ обожатель.
-- Какое дѣло? спросила она въ отвѣтъ на его вопросъ.
Она должна быть смѣлою -- если можетъ. Она должна выставить ему мѣдный лобъ, если только у нея достанетъ силъ сдѣлать себѣ мѣдный лобъ въ его.присутствіи. Онъ такъ глупо вѣрилъ всѣмъ ея разсказамъ о воровствѣ, когда никто другой имъ не вѣрилъ, что передъ нею, какъ она чувствовала, была задача очень непріятная и очень трудная. Она посмотрѣла на него, усиливаясь быть смѣлою, но взглядъ ея опустился передъ его взглядомъ и потупился въ полъ.
-- Я вовсе не желаю заглядывать въ ваши секреты, сказалъ онъ.
Секреты отъ него! Подобное восклицаніе готово было сорваться съ ея губъ, когда она вспомнила, что главная ея цѣль въ настоящую минуту состояла въ томъ, чтобъ признаться въ секретѣ, который она скрывала отъ него.
-- Жестоко съ вашей стороны говорить со мною такимъ образомъ, сказала она.
-- Я говорю совершенно серіозно. Я не желаю заглядывать въ ваши секреты, но я слышу слухи, которые кажутся основательными, и хотя я разумѣется могъ бы отъ васъ отсторониться...
-- О! что ни случилось бы, пожалуйста, пожалуйста не отстраняйтесь отъ меня. Куда мнѣ обратиться за совѣтомъ, если вы отстранитесь отъ меня?
-- Все это очень хорошо, Лиззи.
-- Ахъ! Фрэнкъ, если вы бросите меня, я погибла.
-- Вѣдь конечно правда, что у васъ недавно былъ кто-то изъ полиціи?
-- Майоръ Макинтошъ былъ у меня въ концѣ прошлой недѣли -- очень добрый человѣкъ, настоящій джентльмэнъ -- и я была рада видѣть его.
-- Зачѣмъ онъ пріѣзжалъ?
Зачѣмъ онъ пріѣзжалъ? Какъ ей разсказать?
-- О! разумѣется, онъ пріѣзжалъ насчетъ воровства. Полиція разузнала все. Бенджаминъ, брилліантщикъ, состряпалъ все. Эта противная хитрая горничная, которая служила у меня, Пэшенсъ Крабстикъ подучила его. Тутъ дѣйствовали два настоящихъ вора. Наконецъ все разузнали.
-- Я слышалъ.
-- И майоръ Макинтошъ пріѣзжалъ разсказать мнѣ объ этомъ.
-- Но брилліанты пропали?
-- О да! эти противные, противные брилліанты! Знаете ли, Фрэнкъ, что хотя они мои собственные, какъ сюртукъ, который на васъ, принадлежитъ вамъ, я рада, что они пропали. Я рада, что полиція не отыскала ихъ; они мучили меня до того, что я возненавидѣла ихъ. Помните, какъ я разсказывала вамъ, что мнѣ хотѣлось бросить ихъ въ море и отвязаться отъ нихъ навсегда?
-- Разумѣется, это была шутка.
-- Это не была шутка, Фрэнкъ. Это была торжественная, серіозная правда.
-- Я желаю знать... гдѣ они были украдены.
На этотъ вопросъ Лиззи Юстэсъ до-сихъ-поръ отвѣчала неправильнымъ изложеніемъ обстоятельствъ, а теперь она должна разсказать правду. Мѣдный лобъ она не могла принять. Можетъ быть, искусно разыгранная роль принесетъ ей пользу и лицо скорѣе нѣжное чѣмъ смѣлое.
-- О Фрэнкъ! воскликнула она и залилась слезами.
-- Я всегда предполагалъ, что они были украдены въ Карлейлѣ, сказалъ Фрэнкъ.
Лиззи упала на колѣни къ его ногамъ, сложивъ руки, и одинъ длинный локонъ ея волосъ коснулся его руки; глаза ея сверкали слезами, но не были еще мокры и не покраснѣли отъ слезъ. Не достаточно ли этого признанія? Неужели онъ будетъ такъ жестокосердъ, что заставитъ самое ее разсказать о своемъ безславіи? Разумѣется, онъ теперь зналъ, когда брилліанты украдены. Если у него есть какая-нибудь нѣжность, какой-нибудь тактъ-какое-нибудь благородство, онъ будетъ продолжать такъ, какъ-будто на вопросъ его былъ данъ отвѣтъ.
-- Я совсѣмъ этого не понимаю, сказалъ онъ, тихо положивъ руку на ея плечо: -- меня заставили увѣрять другихъ въ томъ, что теперь оказывается невѣрно. Въ Карлейлѣ былъ украденъ только сундучокъ?
-- Только сундучокъ.
На этотъ вопросъ она могла отвѣтить.
-- Но воры думали, что брилліанты были въ сундучкѣ?
-- Полагаю. Но, Фрэнкъ, не допрашивайте меня. Еслибъ вы знали, какъ я страдала, вы не захотѣли бы наказывать меня. Я обѣщала быть у мистера Кэмпердауна сегодня. Я вызвалась сдѣлать это тотчасъ, но у меня не достанетъ силъ перенести это, если вы не будете добры ко мнѣ теперь. Милый, милый Фрэнкъ -- будьте добры ко мнѣ!
Онъ былъ къ ней добръ. Онъ поднялъ ее, посадилъ на диванъ и не разспрашивалъ болѣе объ ожерельѣ. Разумѣется, она лгала и ему, и всѣмъ. Съ самаго начала его короткости съ нею онъ зналъ, что она лгунья; чего же онъ могъ ожидать отъ нея кромѣ лжи? А эта ложь была особенно громадна, особенно важна и была причиною безконечныхъ непріятностей. Она была совершенно безполезна съ самаго начала, и хотя вредна для многихъ, гораздо вреднѣе для нея, чѣмъ для кого бы то ни было. И ему былъ сдѣланъ вредъ, но теперь ему казалось, что она рѣшительно погубила себя. И все это было сдѣлано безцѣльно -- было сдѣлано, какъ онъ думалъ, для того, чтобъ Кэмпердаунъ ничего не зналъ, между тѣмъ какъ всѣ разъясненія на свѣтѣ не помогли бы Кэмпердауну ни въ чемъ. Фрэнкъ вспомнилъ, стоя возлѣ Лиззи, всѣ сцены, которыя она такъ успѣшно разыгрывала въ его присутствіи послѣ того, какъ онъ пріѣхалъ въ Лондонъ -- сцены, въ которыхъ они разсуждали вдвоемъ о воровствѣ въ Карлейлѣ. Лиззи въ то время свободно выражала свое мнѣніе объ ожерельѣ, говоря шепотомъ и мило пожимая плечами, что по ея мнѣнію лордъ Джорджъ не могъ быть замѣшанъ въ воровствѣ. Фрэнкъ чувствовалъ, когда она говорила это, что она намѣрена набросить нѣкоторое подозрѣніе на лорда Джорджа. Она изъявляла желаніе знать, извѣстно ли что-нибудь объ этомъ Кэмпердауну. Она надѣялась, что лордъ Фонъ теперь останется доволенъ. Она была совершенно убѣждена, что Бенджаминъ укралъ брилліанты. Она приходила въ негодованіе, что полиція не отыскала вещей. Она спрашивала шепотомъ -- очень тихимъ шепотомъ -- возможно ли, чтобы мистрисъ Карбункль знала объ этомъ болѣе, чѣмъ хотѣла говорить. А между тѣмъ все это время ожерелье лежало въ ея письменной шкатулкѣ и она положила его туда собственными руками.
Фрэнкъ изумлялся, какъ эта женщина могла быть такъ фальшива и такъ хорошо поддерживать свою фальшивость. И это была его кузина, его возлюбленная -- какъ кузина она конечно была возлюбленная; да еще было время, когда онъ думалъ жениться на ней! Онъ не могъ не улыбаться, смотря на нее и представляя себѣ всю суматоху, которую она надѣлала, и думая, какъ мало смущало ее открытіе ея дурныхъ поступковъ.
-- О Фрэнкъ! не смѣйтесь надо мною, сказала она.
-- Я не смѣюсь, Лиззи, я только удивляюсь.
-- А теперь, Фрэнкъ, скажите мнѣ, что я должна дѣлать.
-- Ахъ!-- трудно; не такъ ли? Вы видите, что я еще не знаю всей правды. Я и не желаю знать болѣе -- но какъ я могу посовѣтовать вамъ?
-- Я думала, что вы знаете все.
-- Я не думаю, чтобъ вамъ могли сдѣлать что-нибудь.
-- Майоръ Макинтошъ говоритъ, что никто ничего не можетъ сдѣлать. Онъ вполнѣ понимаетъ, что брилліанты моя собственность и что я имѣю право держать ихъ въ моей шкатулкѣ, если хочу. Для чего мнѣ было разсказывать, гдѣ они? Разумѣется, я поступила глупо и вотъ теперь они пропали. Ужъ если кто пострадалъ, такъ я. Майоръ Макинтошъ совершенно понимаетъ это и говоритъ, что никто ничего не можетъ сдѣлать мнѣ -- только я должна ѣхать къ мистеру Кэмпердауну.
-- Васъ опять будутъ допрашивать передъ судьей.
-- Да -- я думаю, меня надо допросить. Вы поѣдете со мною, Фрэнкъ -- не такъ ли?
Онъ поморщился и не тотчасъ отвѣтилъ.
-- Не къ мистеру Кэмпердауну, а къ судьѣ. Это будетъ въ судѣ?
-- Я полагаю.
-- Ко мнѣ судья пріѣзжалъ прежде сюда. Не можетъ ли онъ опять пріѣхать?
Тутъ Фрэнкъ объяснилъ ей разницу ея настоящаго положенія, и объясняя, упомянулъ кое-что объ ея кривизнѣ. Онъ далъ ей понять, что судья отступилъ отъ своихъ обязанностей на послѣднемъ слѣдствіи, считая ее благородной женщиной, жестоко обиженной, которой поэтому слѣдовало оказывать большое вниманіе.
-- Я дѣйствительно была жестоко обижена, сказала Лиззи.
Но теперь отъ нея потребуютъ сказать всю правду, вопреки ложному показанію, которое она дала прежде, и ее самое избавятъ отъ преслѣдованія за ложную присягу только на томъ основаніи, что ее заставляютъ обвинять себя, давая показаніе противъ преступниковъ, преступленія которыхъ гораздо важнѣе ея собственныхъ.