е вызовутъ свидѣтельницей.
-- Говоря по правдѣ, она только налгала на счетъ своей собственной вещи, замѣтилъ Довъ.
-- Не собственной, чужой, упорно стоялъ на своемъ Кэмпердаунъ.
-- Ея собственной, пока закономъ не будетъ опредѣлено противнаго; ея собственной съ точки зрѣнія защиты предъ судомъ присяжныхъ, еслибъ ее привлекли къ отвѣтственности. Еслибъ ее подвергли суду за ложное показаніе подъ присягой, ваша попытка овладѣть брилліантовымъ ожерельемъ была бы обстоятельствомъ, говорящимъ въ ея пользу.
Съ невыразимымъ сожалѣніемъ Кэмпердаунъ усматривалъ, что съ нею ничего не подѣлаешь.
Но она сама будетъ къ нему сообщить факты, о которыхъ до него только доходили смутные слухи. Онъ началъ искъ и ходъ дѣла остановилъ просто потому, что стали толковать -- неосновательно, какъ теперь оказывалось -- что брилліанты украдены въ Карлейлѣ. Желая воспользоваться свидѣтельствомъ Лиззи противъ воровъ, майоръ Макинтошъ посовѣтовалъ ей сказать всю правду тѣмъ, кто требовалъ цѣнное ожерелье въ качествѣ фамильнаго имущества, и вотъ эта ненавистная женщина въ первый разъ жизни навѣститъ его, Кэмпердауна, въ собственной его конторѣ.
Онъ не счелъ удобнымъ принять ее одинъ. Итакъ, онъ посовѣтовался съ своимъ руководителемъ Довомъ и съ своимъ кліентомъ Джономъ Юстэсомъ, который согласился присутствовать при свиданіи. Дову былъ сдѣланъ намекъ, что ради такого необыкновеннаго случая онъ могъ бы уклониться отъ принятаго обычая и пріѣхать къ стряпчему въ его собственную контору; но онъ только улыбнулся и сказалъ, что хотя онъ выше всякихъ мелочныхъ предразсудковъ и ничего не имѣетъ противъ того, чтобъ навѣстить своего друга Кэмпердауна, еслибъ это вело къ чему-нибудь хорошему; по его мнѣнію онъ своимъ присутствіемъ въ настоящемъ случаѣ только способствовалъ бы смущенію молодой женщины.
Въ это утро, пока мистрисъ Карбункль отдѣлывала Лиззи въ своемъ домѣ въ Гертфордской улицѣ, Джонъ Юстэсъ и Кэмпердаунъ были у Дова, чтобъ сообщить ему о предстоящемъ свиданіи. Довъ сидѣлъ откинувшись на спинку кресла и вытянувъ впередъ голову, какъ будто она готова у него отдѣлиться отъ шеи, пока два посѣтителя вслушивались въ его слова.
-- Буіьте снисходительны, говорю я, совѣтовалъ адвокатъ.
Джонъ Юстэсъ очевидно раздѣлялъ его мнѣніе. Кэмпердаунъ вовсе не смотрѣлъ снисходительнымъ.
-- Что выиграете вы, преслѣдуя это бѣдное, слабое существо, не имѣющее понятія о законахъ? продолжалъ Довъ.-- Она тянулась за своей игрушкой и налгала, чтобъ сохранить ее. Развѣ вы не слыхали, что въ томъ же оказывались виновны люди постарше, болѣе свѣдущіе въ законахъ и ближе къ намъ стоящіе?
Именно въ это время предполагалось соперничество, но безъ интригъ, между нѣкоторыми передовыми людьми въ юридическомъ мірѣ, по поводу почетныхъ должностей, сопряженныхъ съ хорошимъ вознагражденіемъ, которыя оказывались вакантными или должны были вскорѣ сдѣлаться вакантными. Лордъ-канцлеръ собирался сложить съ себя должность и умеръ судья. Будетъ ли не очень популярный судья вынужденъ довольствоваться однимъ мѣстомъ или ему позволятъ выжидать другого, это было вопросомъ, который обсуждался во всѣхъ газетахъ. Пришли къ такому заключенію, что представлялось нѣчто среднее въ-родѣ мѣста второкласнаго главнаго аторнея, но только настоящій второкласный судья не соглашался на подобное раздвоеніе его званія. Между всѣми прикосновенными лицами существовала ярая зависть и шли толки, которые, быть можетъ, не строго согласовались съ истиною. Кэмпердаунъ и Юстэсъ понимали, что адвокатъ намекаетъ на эти обстоятельства, говоря о лжи и объ игрушкахъ да о людяхъ свѣдущихъ, ближе къ нимъ стоящихъ. Онъ самъ не тянулся ни за какой игрушкой, во какъ бываетъ съ тѣми, кто не подверженъ подобной слабости, онъ не прочь былъ подтрунить, когда другіе подавали поводъ къ насмѣшкамъ.
-- Пощадите ее, говорилъ Довъ.-- Собственно имущество уже не представляетъ существеннаго вопроса, такъ какъ оно повидимому пропало безвозвратно. Взявъ все въ соображеніе, даже хорошо, чтобъ такое фиктивное имущество, какъ брилліанты, подверглось подобному уничтоженію въ глазахъ всего свѣта. Относительно насъ имущества этого не существуетъ и я не сталъ бы преслѣдовать это бѣдное, несвѣдущее молодое созданіе.
Дорогою отъ Стараго къ Новому-Сквэру Джонъ Юстэсъ объявилъ стряпчему, что вполнѣ раздѣляетъ мнѣніе Дова.
-- Во-первыхъ, мистеръ Кэмпердаунъ, она вдова моего брата.
Стряпчій долженъ былъ съ этимъ согласиться, хотя и съ грустью.
-- Потомъ она мать главы нашего рода. Не унижать ее намъ слѣдуетъ, а скорѣе охранить отъ униженія, если возможно.
-- Очень жалѣю, что ей не досталось по-заслугамъ прежде чѣмъ вашъ бѣдный братъ встрѣтился съ нею.
Въ страхѣ своемъ Лиззи пріѣхала въ назначенныя часъ и даже минуту. Когда Юстэсъ и Кэмпердаунъ подходили къ лѣстницѣ, которая вела къ помѣщенію стряпчаго, карета лэди Юстэсъ уже стояла у двери. Лиззи, поднявшись наверхъ, пришла въ восторгъ, когда ей сказали, что Кэмпердаунъ въ отсутствіи, но сейчасъ вернется. Она тотчасъ рѣшила, что ей неприлично ждать. Согласно ея обѣщанію, она пріѣхала, не застала Кэмпердауна и умчится такъ скоро, какъ только могутъ унести ея колеса. На ея несчастье, пока она нѣжнымъ шепотомъ пояснила клэрку, что немыслимо ей ждать стряпчаго, который не оказался точнымъ, когда самъ назначилъ свиданіе, Джонъ Юстэсъ и Кэмпердаунъ появились на площадкѣ и она немедленно была введена въ кабинетъ.
Лиззи всегда одѣвалась хорошо, но теперь нарядъ ея вполнъ соотвѣтствовалъ положенію знатной дамы съ четырьмя тысячами годового дохода и короткой пріятельницы лэди Гленкоры Пализеръ. Когда она въ послѣдній разъ видѣлась съ Кэмпердауномъ, то была въ лѣтнемъ дорожномъ костюмѣ, собираясь въ дальній и пыльный путь; ни наружнымъ убранствомъ, ни обращеніемъ она не могла возбуждать большого восторіа. Ее неожиданно остановили на улицѣ и напугали. Теперь же, въ какомъ бы ни была она затруднительномъ положеніи, она будетъ гордо держать себя и не упадетъ духомъ. Немного смутилась она, увидавъ своего деверя; но она приложила всѣ старанія, чтобъ скрыть смущеніе.
-- А, Джонъ! вскричала она:-- я не ожидала застать васъ у мистера Кэмпердауна.
-- Я счелъ лучшимъ быть здѣсь -- какъ другъ вашъ.
-- Разумѣется, это для меня очень пріятно, отвѣтила Лиззи.-- Я не убѣждена, чтобъ мистеръ Кэмпердаунъ позволить мнѣ считать его своимъ другомъ.
-- Вы не имѣете повода считать меня врагомъ, лэди Юстэсъ, замѣтилъ стряпчій.-- Не угодно ли садиться? Полагаю, вы желаете изложить обстоятельства, при которыхъ были украдены юстэсовскіе брилліанты, когда они находились въ вашихъ рукахъ?
-- Мои собственные, мистеръ Кэмпердаунъ.
-- Я не могу этого допустить ни на минуту, милэди.
-- Какая въ этомъ важность? вмѣшался Юстэсъ.-- Эти ненавистные брилліанты пропали навсегда и вопросъ принадлежали ли они по праву моей невѣсткѣ, или ея сыну, теперь значенія не имѣетъ.
Кэмпердаунъ съ раздраженіемъ качнулъ головой. Его оскорбляло до глубины души, что всѣ берутъ сторону этой безчестной, лживой женщины, надѣлавшей ему столько хлопотъ. Лиззи угадывала выгоду своего положенія и была смѣлѣе чѣмъ когда-либо.
-- Вы никогда не заставите меня признать, чтобъ они не были моими, сказала она.-- Мужъ мнѣ подарилъ ихъ и я знаю, что они принадлежали мнѣ.
-- Теперь они во всякомъ случаѣ украдены, отвѣтилъ стряпчій.
-- Да,-- ихъ украли.
-- Не скажете ли вы намъ теперь, какимъ образомъ?
Лиззи взглянула на деверя и вздохнула. Еще ни разу ей не приходилось разсказывать эту исторію во всей ея наготѣ, хотя она сознавалась три, четыре раза, отвѣчая утвердительно на вопросы. Она молчала съ минуту въ надеждѣ, что ее станутъ разспрашивать и ей легко будетъ отвѣчать полусловами, но ни единаго слова не было произнесено, чтобъ помочь ей.
-- Я полагаю, вы все знаете, сказала она наконецъ.
-- Ровно ничего не знаю, возразилъ Кэмпердаунъ.
-- Мы слышали, что сундучокъ съ брилліантами украли изъ вашей комнаты съ гостинницѣ въ Карлейлѣ и что его взломали, сказалъ Юстэсъ.
-- Такъ и было. Вломились въ мою комнату ночью, когда я лежала въ постели и крѣпко спала, и сундучокъ унесли. Когда настало утро, всѣ бросились ко мнѣ въ спальню; я до того перепугалась, что не знала, что дѣлаю. Каково было бы вашей дочери, еслибъ два мошенника вырѣзали замки и вошли въ ея спальню во время ея сна? Вы, повидимому, этого вовсе не принимаете въ соображеніе.
-- А гдѣ же было ожерелье? спросилъ Юстэсъ.
Лиззи вспомнила, что ея другъ майоръ Макинтошъ очень совѣтовалъ ей сказать всю правду Кэмпердауну, ставя ей на видъ, что такимъ образомъ она много можетъ способствовать огражденію себя отъ преслѣдованія.
-- Подъ моей подушкой, шепотомъ промолвила она.
-- Отчего же вы не сказали судьѣ, что оно находилось у васъ подъ подушкой?
Предлагая этотъ вопросъ, который составлялъ всю суть, голосъ Кэмпердауна звучалъ строго и почти оправдывалъ легкія рыданія, которыя Лиззи предпослала своему отвѣту.
-- Я сама не сознавала, что дѣлаю. Право я не знаю чего вы отъ меня хотите. Вы преслѣдовали меня со смерти сэр-Флоріака изъ-за этихъ брилліантовъ и я не знала, что мнѣ дѣлать. Они принадлежали мнѣ и я не считала своимъ долгомъ заявлять встрѣчному и поперечному, гдѣ держу ихъ. Есть такія вещи, которыхъ никто не высказываетъ. Еслибъ мнѣ вздумалось разспрашивать всѣ ваши тайны, сообщили бы вы мнѣ ихъ? Когда Вальтеръ-Скотта спросили, онъ ли пишетъ романы, то онъ отперся.
-- Его не спрашивали подъ присягой, лэди Юстэсъ.
-- Онъ клялся не разъ. Я право не вижу, какая тутъ можетъ быть разница. Никто не обязанъ высказывать своихъ тайнъ и я этого не хотѣла.
-- Разница та, лэди Юстэсъ, что давая ложное показаніе подъ присягой, вы были виновны въ клятвопреступленіи.
-- Какъ могла бы я думать объ этомъ, когда я такъ перепугалась и растерялась, что сама себя не помнила и не понимала, что дѣлаю? Ну вотъ, теперь я вамъ созналась во всемъ.