Несчастный Бенджаминъ доставленъ былъ изъ Вѣны подъ строгимъ карауломъ и находился теперь на скамьѣ подсудимыхъ. Возлѣ него, въ качествѣ соучастника, стоялъ Смайлеръ, высокій, массивный, некрасивый, но рѣшительнаго вида мошенникъ, искусный взламывать замки, одаренный громадною силою и коротко извѣстный полиціи, съ которой вѣдался не разъ съ-тѣхъ-поръ, какъ взялся за свое ремесло лѣтъ пятнадцать назадъ. Да онъ, по правдѣ сказать, и за долго до того былъ знакомъ съ полиціею. Насколько онъ могъ себя запомнить, всегда знавалъ ее. Только любительская дѣятельность его дѣтскихъ лѣтъ теперь уже не шла въ зачетъ. Въ послѣдніе пятнадцать лѣтъ его біографія писалась со всею точностью, какой заслуживали подвиги великаго человѣка. Изъ этихъ ста-восьмидесяти мѣсяцевъ онъ провелъ сто въ тюрьмѣ и подвергся двадцати-тремъ приговорамъ. Онъ уже становился старъ -- для вора -- и пріятели его полагали, что онъ скоро поселится навсегда въ какомъ-нибудь уединенномъ уголкѣ. Бенджаминъ смотрѣлъ почтеннымъ, пожилымъ человѣкомъ лѣтъ пятидесяти, съ легкою просѣдью и въ превосходномъ черномъ костюмѣ. Видомъ своимъ онъ всячески старался выказать изумленіе, что очутился на такомъ мѣстѣ и въ такой компаніи. Онъ то и дѣло говорилъ съ своимъ стряпчимъ и тѣмъ адвокатомъ, который долженъ былъ излагать, почему онъ не подлежитъ суду. Вообще онъ все время былъ въ волненіи. Смайлеръ, напротивъ, какъ дома. Онъ очень хорошо понималъ свое положеніе и не раскрывалъ рта. Онъ стоялъ прямо, какъ столбъ, глядѣлъ на судью, не отводя глазъ, и не облокачивался даже ни разу на перила во всѣ четыре часа, пока длилось разбирательство. Только когда пріятель его, Билли Канъ, разодѣтый въ пухъ и прахъ, спокойный и мягкій, какъ онъ видѣлъ его однажды въ трактирѣ "Восходящее Солнце" въ Микской улицѣ, введенъ былъ въ присутствіе дать показаніе противъ него, Смайлеръ бросилъ на него взглядъ, въ которомъ очевидно для всѣхъ присутствующихъ заключалась угроза кровавой отплаты. Но Билли зналъ выгоду своего положенія и только съ улыбкой кивнулъ головой своему старому товарищу. Тотъ былъ гораздо сильнѣе его и надѣленъ многими преимуществами; по взявъ все въ соображеніе, его старый-то товарищъ, пожалуй, оказался наименѣе смѣтливымъ изъ двухъ воровъ. Такъ поняли зрители улыбку Билли.
Обстоятельства дѣла изложилъ очень коротко и ясно аторней. Все умѣстилось бы въ орѣховой скорлупкѣ, заявилъ онъ, еслибъ воровство, произведенное предъ тѣмъ въ Карлейлѣ, не усложнило вопроса. Не трудно бы доказать виновность подсудимыхъ и въ этомъ проступкѣ, но сочли лучшимъ ограничиться однимъ обвиненіемъ въ кражѣ, учиненной въ Гертфордской улицѣ. Онъ коснулся того, что произошло въ Карлейлѣ, только для поясненія, но замѣтилъ, что всѣ его слова могутъ быть подкрѣплены доказательствами. Потомъ онъ изложилъ все, что извѣстно читателю о желѣзномъ сундучкѣ. Брилліантовъ тамъ не оказалось, сказалъ онъ, и за тѣмъ послѣдовала исторія Лиззи; но передалъ онъ ее съ величайшей пощадою. Во все это время Лиззи сидѣла подъ вуалью въ отдѣльной комнатѣ и ни слова не слыхала изъ того, что говорилось. Между тѣмъ аторней приступилъ къ кражѣ въ Гертфордской улицѣ. Онъ докажетъ, говорилъ онъ, показаніемъ самой лэди Юстэсъ, что брилліанты лежали у нея въ замкнутой письменной шкатулкѣ, хотя всѣ ея знакомые и друзья полагали, что они были взяты въ Карлейлѣ, и онъ докажетъ кромѣ того показаніемъ соучастниковъ, что брилліанты были украдены двумя людьми -- младшимъ изъ подсудимыхъ и свидѣтелемъ, который будетъ приведенъ -- что ожерелье было передано этими двумя людьми старшему изъ подсудимыхъ, и тотъ далъ имъ извѣстную сумму денегъ за исполненныя ими. два воровства. Много еще говорилъ аторней, но для читателя, которому все извѣстно, это было бы третье повтореніе одного и того же. Заключилъ онъ тѣмъ, что прежде всего предлагаетъ спросить лэди Юстэсъ, у которой находились брилліанты, когда ихъ украли. Фрэнкъ Грейстокъ вышелъ при этихъ словахъ изъ присутствія и вскорѣ возвратился, ведя бѣдную Лиззи подъ руку.
Ее провели къ креслу и послѣ того, какъ она приняла присягу, пригласили сѣсть. Но ее попросили поднять вуаль, которую она было опустила, какъ скоро приложилась къ евангелію. Первый вопросъ ей предложили очень легкій. Помнитъ ли она ночь въ Карлейлѣ? Не разскажетъ ли она, что произошло въ эту ночь? Когда украли сундучокъ, находились ли въ немъ брилліанты? Нѣтъ, она вынула ихъ для безопасности и положила къ себѣ подъ подушку. Тутъ настала горькая минута, когда ей пришлось сознаться въ ложномъ показаніи подъ присягой предъ судьею въ Карлейлѣ; но и это даже прошло какъ-то легко. Судья сдѣлалъ ей одинъ строгій вопросъ:
-- Неужели, лэди Юстэсъ, вы дали тогда ложное показаніе, зная, что оно ложно?
-- Я находилась въ такомъ положеніи отъ испуга, что сама не знала, что говорю! воскликнула Лиззи и залилась слезами, протянувъ къ судьѣ сложенныя руки съ умоляющимъ видомъ.
Съ этой минуты судья былъ на ея сторонѣ -- и публика тоже. Бѣдное, несвѣдущее, измученное молодое созданіе -- и такая красавица! Таково было общее впечатлѣніе. Но она еще не попала въ руки адвоката, защитника Бенджамина. Потомъ Лиззи разсказала все, что ей было извѣстно о другомъ воровствѣ. Она конечно не заявляла при допросѣ, чтобъ у нея украдены были брилліанты. Она также не упоминала о брилліантахъ въ спискѣ украденныхъ у нея вещей. Не упоминала она потому, что считала ихъ своею собственностью и предпочла потерять скорѣе чѣмъ снова поднимать исторію о покражѣ въ Карлейлѣ. Такъ показала она предъ судомъ, затѣмъ предоставили право разспрашивать ее очень ученому и очень искусному адвокату, котораго Бенджаминъ взялъ защищать его -- или вѣрнѣе, изложить причины, почему его совсѣмъ не слѣдовало привлекать къ суду.
Надо сознаться, что Лиззи вынесла отъ него часть того наказанія, которое несомнѣнно заслуживала. Этотъ тонкій и ученый господинъ принялъ въ настоящемъ случаѣ самый добродушный и сладкій голосъ, которымъ когда-либо говорилъ англійскій адвокатъ. Онъ обратился къ лэди Юстэсъ въ самыхъ мягкихъ выраженіяхъ, точно-будто едва осмѣливался говорить съ женщиной, стоящей такъ высоко по богатству, званію и красотѣ; тѣмъ не менѣе онъ сдѣлалъ ей нѣсколько очень тяжелыхъ вопросовъ. "Такъ ли онъ понялъ, что она добровольно давала показаніе въ судѣ въ Карлейлѣ съ цѣлью содѣйствовать полиціи въ поимкѣ извѣстныхъ людей за покражу извѣстныхъ драгоцѣнныхъ камней, зная между тѣмъ, что драгоцѣнные камни эти находятся у нея самой?"
Пораженная рѣзкой противоположностью между сладкимъ голосомъ и грубымъ вопросомъ, Лиззи не могла никакъ понять его и онъ трижды повторилъ вопросъ, придавая своему голосу все болѣе и болѣе сладкозвучія.
-- Такъ, отвѣтила наконецъ Лиззи.
-- Такъ?
-- Да, такъ, повторила Лиззи.
-- И вы, ваше сіятельство, заставили кумберландскую полицію гоняться за мнимыми ворами брилліантовъ, которые находились въ вашихъ рукахъ, когда вы давали это показаніе подъ присягой?
-- Да.
-- И вы знали, ваше сіятельство, что показываете неправду?
-- Знала.
-- И полиція отыскивала, этихъ людей въ-теченіе нѣсколькихъ недѣль?
-- Отыскивала.
-- Основываясь на вашемъ показаніи?
-- На моемъ, сквозь слезы произнесла Лиззи.
-- И вы все время знали, ваше сіятельство, что эти бѣдные люди неповинны въ кражѣ вашихъ брилліантовъ?
-- Но они украли сундучокъ, возразила Лиззи опять сквозь слезы.
-- Разумѣется, кто-нибудь взялъ желѣзный сундучокъ изъ комнаты вашего сіятельства, но вы показали подъ присягой, что украдены были брилліанты. Если не ошибаюсь, на васъ въ то время былъ предъявленъ искъ по поводу этихъ брилліантовъ, на которые другія лица заявляли права?
-- Это правда
-- И лица эти прекратили искъ, какъ скоро услыхали, что брилліанты украдены?
При всей его вкрадчивой кротости, онъ довелъ Лиззи чуть-что не до обморока. Ей казалось, что вопросамъ конца не будетъ. Напрасно судья ставилъ на видъ ученому мужу, что лэди Юстэсъ неоднократно сознавалась въ своемъ ложномъ показаніи, какъ въ Карлейлѣ, такъ и въ Лондонѣ. Защитникъ Бенджамина настаивалъ на однихъ и тѣхъ же вопросахъ, все раскапывая дѣло въ Карлейлѣ и почти вовсе не упоминая о второй кражѣ въ Гертфордской улицѣ. Онъ задался цѣлью такъ обставить вопросъ, какъ-будто Лиззи сама устроила это воровство, чтобъ провести Кэмпердауна, и что лордъ Джорджъ Карутэрсъ былъ ея соучастникомъ. Онъ даже спросилъ ее почти шепотомъ и съ сладчайшею улыбкой, не выходитъ ли она замужъ за лорда Джорджа. Когда Лиззи отвѣтила отрицательно, онъ все-таки выразилъ мысль, что этотъ бракъ вѣроятно впереди. Тутъ Фрэнкъ Грэйстокъ обратился къ судьѣ съ просьбою оградить лэди Юстэсъ отъ такой безполезной пошлости и въ судѣ произошла сцена. Лиззи эта сцена была непріятна, но она отвлекла отъ нея вниманіе публики, которой, разумѣется, очень было забавно слышать, какъ два адвоката перекидывались крупными словами.
Лэди Юстэсъ была вынуждена оставаться въ отдѣльной комнатѣ во все время, пока допрашивали Пэшенсъ Крабстикъ и Кана, но слышать она не могла ничего. Пэшенсъ оказалась самою закоснѣлою и неподатливою свидѣтельницей; она никакъ не хотѣла высказывать что-либо дурное о себѣ и относительно этого не заслуживала всего хорошаго, что ей выпало на долю. Но Билли Канъ былъ обворожителенъ любезенъ, сообщителенъ и точенъ. Его ничѣмъ нельзя было сбить. Опытный и свѣдущій адвокатъ попытался-было истерзать его на части, однако ничего съ нимъ сдѣлать не могъ. На вопросъ, не былъ ли онъ воромъ по ремеслу цѣлыхъ десять лѣтъ, онъ отвѣтилъ:
-- Десять или двѣнадцать.
Развѣ онъ ожидаетъ, чтобъ какіе-нибудь присяжные повѣрили его показанію подъ присягой? обратился къ нему адвокатъ со вторымъ вопросомъ..
-- Только въ такомъ случаѣ, когда оно вполнѣ будетъ подтверждено.
-- Можете ли вы взглянуть прямо въ лицо этому человѣку -- который во всякомъ случаѣ честнѣе васъ? воскликнулъ адвокатъ съ паѳосомъ.
-- Кажется, могу, отвѣтилъ Билли, и такъ улыбнулся Смайлеру, что зала суда огласилась неудержимымъ хохотомъ.