О Лиззи и ея судьбѣ надо будетъ сказать кое-что еще въ послѣднихъ главахъ этого романа. Она была нашею героинею и нельзя намъ оставить ее прежде чѣмъ мы выведемъ изъ настоящаго ея тягостнаго положенія; но мы упомянемъ здѣсь, что, несмотря на всѣ угрозы не только Кэмпердауна и аторнеевъ, но и самого судьи, она не подверглась никакому наказанію за отказъ явиться въ судъ, да и попытки никакой не сдѣлали наказать ее. Дѣло кончилось и всѣ были рады избавиться отъ дальнѣйшихъ хлопотъ. Поговаривали сперва, будто затѣвается дѣло съ цѣлью доказать, что она совсѣмъ больна не была, и лишить шотландскаго доктора его званія и всѣхъ преимуществъ съ нимъ сопряженныхъ -- но ничего не было исполнено и Лиззи торжествовала.
Глава LXXIX.ОПЯТЬ ВЪ ПОРТРЭ.
Въ самый день суда Эмиліусъ ѣхалъ изъ Лондона въ Кильмарнокъ. Это было въ понедѣльникъ; слѣдовательно, онъ имѣлъ предъ собою цѣлую недѣлю до того времени, когда его присутствіе потребуется въ церкви. Онъ внимательно слѣдилъ за дѣломъ Бенджамина и Смайлера, и зналъ заранѣе съ величайшей точностью, какіе свидѣтели явятся и какіе нѣтъ при великомъ событіи въ старомъ зданіи суда. Когда до него дошла первая, вѣсть о болѣзни лэди Юстэсъ, онъ написалъ ей самое дружески-пастырское письмо, въ которомъ сильно убѣждалъ позаботиться прежде всего о своемъ здоровьѣ, и увѣрялъ, что. по его мнѣнію и по взгляду всѣхъ его друзей, она вполнѣ была права въ томъ, что не ѣхала въ Лондонъ. Отвѣтила она ему очень короткимъ, но очень любезнымъ письмомъ, въ которомъ благодарила за участіе и заявляла, что при ея состояніи здоровья ей и думать нельзя выѣхать изъ Портрэ. "Не полагаю, чтобъ кто-нибудь зналъ, какъ я больна; нужды нѣтъ. Когда меня не станетъ, то увидятъ, что сдѣлали." Эмиліусъ рѣшился ѣхать въ Шотландію. Пожалуй, лэди Юстэсъ и не такъ больна, какъ воображаетъ; но можетъ быть, что слѣдствіе и жестокія вещи, сказанныя про нее, при одиночествѣ и чувствѣ, что она нуждается въ покровителѣ, теперь смягчатъ ея сердце. Пусть она знаетъ по-крайней-мѣрѣ, что одинъ ея нѣжный другъ не бросилъ ее изъ-за всего дурного, что про нее говорилось.
Онъ отправился въ Кильмарнокъ въ тѣхъ видахъ, что лучше не являться прямо, по постепенно подготовить Лиззи къ своему посѣщенію. Еслибъ при неожиданномъ появленіи въ замокъ ему отказали, трудно бы найти предлогъ, чтобъ повторить посѣщеніе или заставить принять себя насильно. Изъ Кильмарнока онъ написалъ лэди Юстэсъ, что дѣло, относящееся къ его священнослуженію въ предстоящую осень, привело его въ прекрасное ея сосѣдство и онъ не можетъ уѣхать, не засвидѣтельствовавъ ей лично своего почтенія. Онъ будетъ у нея во вторникъ въ полдень, если она позволитъ. Онъ надѣялся, что состояніе ея здоровья не помѣшаетъ ей принять его, и напоминалъ, что духовное лицо часто бываетъ не менѣе желаннымъ гостемъ у изголовья больного, какъ докторъ или сидѣлка. Онъ не давалъ ей своего адреса, чтобъ она не имѣла средства отвѣчать ему. Въ назначенный часъ онъ былъ у двери замка.
Нужно ли говорить, что состояніе здоровья Лиззи не помѣшало ей принять добраго своего друга, мистера Эмиліуса? Разумѣется, каждый читатель, не упрямецъ и не педантъ, согласится, что она была права, оградивъ себя отъ кары, готовившейся ей въ судѣ чрезъ посредство рѣзкаго языка защитника Бенджамина. Еще бы одинокая женщина, такая молодая и деликатнаго сложенія! Могла ли бы она выдержать подобное обращеніе! И наконецъ развѣ женщины не считаютъ извинительнымъ всякій ложный предлогъ, чтобъ уклониться отъ общественныхъ требованій? Развѣ есть женщина, которая стѣснялась бы уклониться отъ уплаты налога? Когда женщина понимала свой долгъ въ отношеніи къ государству? А тутъ еще требовалось исполненіе долга такого ужаснаго, что и потверже ея духомъ могли прибѣгнуть къ обману. Едвали можно ставить Лиззи въ большую вину, что она не поѣхала въ Лондонъ. Она разыгрывала роль больной даже съ своими собственными слугами. Это она была обязана сдѣлать даже для доктора, у котораго выманила свидѣтельство правдами и неправдами и который долженъ былъ отстаивать его потомъ отъ страха. Но мистеръ Эмиліусъ ея духовный пастырь -- какъ она поясняла своей горничной -- который пріѣхалъ изъ Лондона единственно, чтобъ находиться при ней въ ея болѣзни. Само собою разумѣется, что его она приметъ.
Лиззи не обратила большого вниманія на осеннее священнодѣйствіе въ Кильмарнокѣ. Она очень хорошо знала, зачѣмъ Эмиліусъ израсходовался на путешествіе въ Шотландію въ самый разгаръ столичнаго сезона. Она жестоко пострадала въ своей послѣдней борьбѣ съ людьми и была теперь безсильна и покрыта грязью. Раненною птицею можетъ овладѣть и ребенокъ безъ всякихъ орудій искуснаго охотника. Эмиліусъ являлся къ ней въ минуту ея слабости, опасаясь, чтобъ всякая возможность на успѣхъ не ускользнула у него изъ рукъ, если она успѣетъ вновь расправить свои крылья. Все это Лиззи понимала и вполнѣ могла оцѣнить Эмиліуса согласно собственной его оцѣнкѣ. Но тутъ она невольно задала себѣ вопросъ, какъ ей цѣнить себя. Страшно истерзали ее птицеловы. Ей отшибли, такъ сказать, оба крыла и она сомнѣвалась, будетъ ли когда въ состояніи снова попытаться на полетъ въ общество. Нельзя же ей жить въ Портрэ одной до конца своихъ дней. Душа Іанты и корсаръ не могли бы замѣнить ей общество. Ей надо имѣть кого-нибудь, кому она бы довѣрилась -- ахъ! кого она могла бы любить. Она не видала причины, почему ей не любить Эмиліуса. Возмутительно поступили съ нею и лордъ Фонъ, и корсаръ, и Фрэнкъ Грейстокъ. Ни одна женщина не была безпощаднѣе поражена въ своихъ привязанностяхъ. Она чувствовала безконечную жалость къ себѣ самой, когда думала объ испытаніяхъ, ею вынесенныхъ. Овдовѣвъ молодою, она была преслѣдуема роднею мужа, дважды обворована, предметомъ шпіонства собственныхъ своихъ слугъ, не оцѣнена свѣтомъ вообще, жестоко оскорблена тремя поклонниками, жертва избраннаго своего друга, мистрисъ Карбункль, и теперь изгнана изъ общества за то, что сама же лишилась брилліантовъ! Нѣтъ, никогда она не читывала и не слыхивала о такомъ безподобномъ обращеніи съ бѣдной женщиной. А все она еще не отказывалась отъ борьбы. Доходъ ея оставался при ней, она же сильно вѣровала въ могущество доходовъ. И хотя она знала, что тяжело ранена охотниками, но не теряла надежды, что время залечитъ эти раны. Свѣтъ не будетъ упорно непреклоненъ къ женщинѣ съ четырьми тысячами фунтовъ годового дохода, потому что она насказала неправды о своемъ собственномъ ожерельѣ. Все это она взвѣсила, но крѣпче всего засѣло ей въ умъ, что ей нуженъ мужъ. Она сознавала, что женщина одна ничего въ свѣтѣ не сдѣлаетъ, что вся сила незамужней женщины въ томъ и заключается, что она можетъ скоро выйти -- ей въ особенности было необходимо покровительство мужа, который могъ бы вынести за нее часть толчковъ, повидимому, написанныхъ ей на роду. Могла ли она найти лучшую партію, чѣмъ Эмиліусъ?
Представляйся ей свободный выборъ, она вѣроятно не выбрала бы именно его. Правда, что нѣкоторыя свойства этого человѣка, въ высшей степени противныя въ глазахъ другихъ, на нее не производили такого невыгоднаго дѣйствія. Она считала его скорѣе красивымъ, несмотря на маленькій недостатокъ въ лѣвомъ глазѣ. Она восхищалась его черными какъ смоль и глянцевитыми волосами и находила его горбатый носъ очень недурнымъ. Она не совсѣмъ повѣрила древнему роду, которымъ онъ хвасталъ, и не полагала, чтобъ онъ когда-либо достигъ званія епископа. Но онъ былъ популяренъ и еще болѣе будетъ имѣть успѣха съ богатою и знатною женой. По ея мнѣнію, "мистеръ Эмиліусъ и лэди Юстэсъ" звучало бы очень хорошо въ сопоставленіи, и они безспорно съумѣли бы проложить себѣ путь въ большой свѣтъ. Въ этомъ человѣкѣ были жадное честолюбіе и способности, которыя въ соединеніи дадутъ ему возможность пріобрѣсти громкую славу. И наконецъ, выходя за Эмиліуса, еслибъ рѣшилась на этотъ бракъ, она предписала бы условія брачнаго контракта. Это оказалось бы очень затруднительно съ лордомъ Фономъ или лордомъ Джорджемъ, или даже съ кузеномъ Фрэнкомъ. Съ Эмиліусомъ, думалось ей, она оставитъ за собою неограниченное право распоряжаться своимъ собственнымъ доходомъ. Тѣмъ не менѣе она не принимала еще никакого рѣшенія. Она увидится съ нимъ и послушаетъ, что онъ ей скажетъ. Доходъ ея принадлежалъ ей, и въ случаѣ отказа Эмиліусу, всегда нашлись бы другіе искатели ея руки.
Она одѣлась съ величайшимъ тщаніемъ -- хотя сперва было думала принять гостя въ постели. Но дѣло разбиралось уже безъ нея, слѣдовательно ей пора начать выздоравливать. Итакъ, она велѣла подать себѣ бѣлую утреннюю блузу съ розовыми бантами и позволила завить длинный локонъ, чтобъ онъ лежалъ у нея на плечѣ. Хорошенькія туфли съ золотыми снурками и носовой платокъ, обшитый кружевомъ, довершали нарядъ. Она взяла въ руки томъ Шелли и такимъ образомъ приготовившись принять своего посѣтителя. Съ-тѣхъ-поръ, какъ читатель впервые познакомился съ Лиззи, она стала порой прибѣгать къ румянамъ и бѣлиламъ, и теперь въ честь своей болѣзни была чрезвычайно блѣдна. А все сквозь ея блѣдность проглядывалъ легкій оттѣнокъ румянца, котораго нѣжныя бѣлила не могли скрыть. Кто зналъ Лиззи, могъ быть увѣренъ, что она съумѣетъ взяться за дѣло, когда прибѣгнетъ къ искусственнымъ мѣрамъ, чтобъ возвысить свою красоту.
Разумѣется, сначала разговоръ шелъ объ одномъ ея здоровьѣ. Ей казалось, будто она чувствуетъ себя лучше, но по мнѣнію доктора успокоительные симптомы могутъ быть обманчивы, и очень даже. Она ничего не ѣла -- буквально ничего. Немного винограда изъ ея оранжерей -- вотъ единственная ея пища во всю послѣднюю недѣлю. Подобное увѣреніе Лиззи было не совсѣмъ умно. Эмиліусъ, человѣкъ любопытный по природѣ, давно удостовѣрился, что во всемъ помѣстьѣ нѣтъ винограднаго куста. Единственное наслажденіе для нея теперь, это чтеніе и присутствіе сына. Иногда ей казалось, что она такъ и разстанется съ этимъ міромъ съ своимъ ребенкомъ на колѣняхъ и любимою книгою въ рукѣ. Эмиліусъ выразилъ надежду, что она не разстанется съ нимъ еще много, много лѣтъ.
-- О, мой другъ! воскликнула Лиззи: -- что такое жизнь, чтобъ мы желали сохранить ее?