Читатель будетъ имѣть мало дѣла съ этимъ временемъ и его можно поскорѣе попросить перешагнуть чрезъ годъ и даже два года, послѣдовавшіе за смертью бѣднаго сэр-Флоріана. Вопросъ о наслѣдствѣ, однако былъ очень серіозенъ и въ началѣ мая лэди Юстэсъ навѣстилъ дядя ея мужа, епископъ Юстэсъ изъ Бобсборо. Епископъ -- младшій братъ отца сэр-Флоріана -- былъ въ то время человѣкъ лѣтъ пятидесяти, очень дѣятельный и очень популярный -- и стоявшій въ свѣтѣ высоко, даже между епископами. Онъ намекнулъ своей племянницѣ, что ей слѣдовало бы въ предстоящій часъ испытанія не разставаться съ родными ея мужа, и наконецъ уговорилъ ее поселиться въ епископскомъ домѣ въ Бобсборо, когда кончится это событіе. Лэди Юстэсъ переѣхала въ епископскій домъ и въ надлежащій срокъ у ней родился сынъ. Джонъ Юстэсъ, сдѣлавшійся теперь дядей наслѣдника, пріѣхалъ и, съ откровеннымъ добродушіемъ объявилъ, что посвятитъ себя маленькой главѣ фамиліи. Онъ былъ сдѣланъ опекуномъ и управленіе огромными фамильными помѣстьями должно быть въ его рукахъ. Лиззи не читала ему стиховъ и онъ ее не любилъ, не любилъ ее и епископъ, а дамы въ семействѣ епископа терпѣть ее не могли и думали, что семейство декана -- деканъ въ Бобсборо былъ дядя Лиззи -- не очень любилъ Лиззи съ-тѣхъ-поръ какъ она возвысилась въ свѣтѣ и не нуждалась болѣе въ ихъ помощи. Но все-таки они были обязаны исполнять свой долгъ въ отношеніи ея, какъ вдовы покойнаго и настоящаго баронета. И они не находили большой причины жаловаться на поведеніе Лиззи въ то время. Въ дѣлѣ фамильнаго брилліантоваго ожерелья -- которое конечно не слѣдовало возить въ Неаполь и о которомъ ювелиръ сказалъ повѣренному, а повѣренный Джону Юстэсу, что конечно оно теперь не можетъ считаться собственностью вдовы -- епископъ очень совѣтывалъ ничего не говорить пока. Ошибку эту, если только тутъ есть ошибка, можно поправить во всякое время. И ничего въ то раннее время не было сказано о великолѣпномъ юстэсовскомъ ожерельѣ, которое впослѣдствіи сдѣлалось такъ знаменито.
Почему Лиззи всѣ Юстэсы вообще такъ не любили, объяснить трудно. Пока она жила въ епископскомъ домѣ, она была очень скромна -- можетъ быть, даже жеманна. Можетъ быть, имъ не нравилось рѣшительное намѣреніе, выраженное ею, прекратить всѣ сношенія съ ея теткой, лэди Линлитго -- потому что они знали, что лэди Линлитго все-таки была другомъ Лиззи Грейстокъ. Есть люди, которые могутъ быть благоразумны въ извѣстныхъ границахъ, но за чертою этихъ границъ дѣлаютъ большія сумасбродства. Лэди Юстэсъ покорилась родственникамъ епископа на этотъ періодъ своего нездоровья, но не могла умолчать о своихъ будущихъ намѣреніяхъ. Она также время отъ времени дѣлала мистрисъ Юстэсъ и даже ея дочери любопытный, тревожный вопросъ о своемъ имѣніи.
-- Ей смерть хочется взять въ руки свои деньги, сказала мистрисъ Юстэсъ епископу.
-- Она въ этомъ только похожа на всѣхъ людей вообще, сказалъ епископъ.
-- Будь она откровенна, я простила бы ей это, сказала мистрисъ Юстэсъ.
Никтоизъ нихъ не любилъ ее -- и она не любила ихъ.
Она оставалась въ епископскомъ домѣ шесть мѣсяцевъ и въ концѣ этого времени отправилась въ свое шотландское помѣстье. Мистрисъ Юстэсъ очень совѣтывала ей пригласить съ собою ея тетку, лэди Линлитго, но Лиззи очень твердо отказалась отъ этого. Она выносила лэди Линлитго въ тотъ годъ, который прошелъ между смертью ея отца и ея замужства; теперь она начинала надѣяться, что будетъ имѣть возможность наслаждаться благами, пріобрѣтенными ею, а присутствіе вдовствующей графини "карги" конечно не принадлежало къ числу этихъ благъ. Въ чемъ должны были состоять ея наслажденія, она еще не составила себѣ опредѣленнаго заключенія. Она любила брилліанты. Она любила возбуждать восторгъ. Она любила имѣть возможность обращаться надменно съ окружающими. Она любила хорошо покушать. Но были и другія вещи очень для нея драгоцѣнныя. Она любила музыку -- хотя можно было сомнѣваться, будетъ ли она играть или даже слушать игру одна. Она любила читать, особенно стихи -- хотя даже въ этомъ она была фальшива и жеманна, просматривала мелькомъ, притворялась, будто читала, врала и выставляла на видъ свое знаніе литературы, чтобы заслужить похвалы безъ всякаго для себя труда. Она мечтала о любви и находила наслажденіе строить воздушные замки, населяя ихъ друзьями и любовниками, которыхъ она дѣлала счастливыми съ самой чистосердечной благосклонностью. Она имѣла теоретическія понятія о жизни очень не дурныя -- но на практикѣ она достигла своей цѣли и спѣшила воспользоваться свободой, чтобы наслаждаться ими.
Въ епископскомъ дворцѣ очень тревожились относительно будущей жизни лэди Юстэсъ. Еслибъ не младенецъ-наслѣдникъ, разумѣется, родные не имѣли бы никакого права вмѣшиваться; но права этого младенца были такъ серіозны и важны, что не вмѣшиваться было почти невозможно. Мать, однако, выказывала маленькіе признаки, что она не намѣрена покоряться вмѣшательству, и причины собственно никакой не было, почему ей не быть свободной какъ воздухъ. Но неужели она дѣйствительно намѣревалась отправиться одна въ замокъ Портрэ -- то-есть, только съ малюткой и няньками? Это кончилось тѣмъ, что съ нею поѣхала ея старшая кузина, Элеопора Грейстокъ, которая была старше ея десятью годами. Не было женщины добрѣе Элеоноры Грейстокъ -- не было существа добродушнѣе и ласковѣе. Послѣ многихъ разсужденій въ домѣ декана и въ епископскомъ дворцѣ -- между этими духовными домами существовала большая дружба -- было сдѣлано предложеніе и данъ совѣтъ. Элеонора приняла мученичество съ условіемъ, что если совѣтъ будетъ принятъ, она должна остаться въ замкѣ Портрэ три мѣсяца. Послѣ продолжительныхъ разсужденій между лэди Юстэсъ и женою епископа предложеніе было принято и обѣ дамы отправились въ Шотландію.
Въ эти три мѣсяца вдова все выжидала время. О своихъ будущихъ планахъ жизни она не говорила ни слова своей компаньонкѣ. О своемъ-ребенкѣ она говорила очень мало. Она разговаривала о книгахъ -- выбирая такія книги, какихъ ея кузина не читала -- и пересыпала свой разговоръ итальянскими выраженіями, потому что ея кузина не знала этого языка. Вдова держала экипажъ и онѣ вмѣстѣ выѣзжали. Настоящихъ дружескихъ отношеній не было. Лиззи выжидала время и чрезъ три мѣсяца мисъ Грейстокъ съ радостью, но и по необходимости, вернулась въ Бобсоро.
-- Я не сдѣлала никакой пользы, сказала она матери: -- а мнѣ самой было очень неудобно.
-- Душа моя, сказала ей мать:-- мы спасли три мѣсяца изъ двухгодовой опасности. Когда пройдутъ два года послѣ смерти сэр-Флоріана, она опять выйдетъ замужъ.
Когда объ этомъ говорили, Лиззи вдовѣла почти годъ и осторожно выжидала. Она написала нѣсколько глупыхъ писемъ своему повѣренному о деньгахъ и имѣніи, говорила разныя глупыя вещи -- напримѣръ, Элеонорѣ Грейстокъ она сказала, что имѣніе Портрэ было ея собственностью и будто она могла дѣлать съ нимъ что хотѣла. Деньги, отказанныя ей мужемъ, въ это время были уже ей выплачены и она отдала ихъ на текущій счетъ банкиру. Доходъ съ шотландскаго помѣстья -- 4000 въ годъ -- безспорно принадлежалъ ей пожизненно. Фамильное брилліантовое ожерелье было въ ея рукахъ и она не отвѣчала на приписку въ письмѣ повѣреннаго, въ которомъ ей давался совѣтъ относительно этого ожерелья.
Въ концѣ второго года, когда она достигла двадцатидвухлѣтняго возраста и конца второго года своего вдовства, она все еще была лэди Юстэсъ, опровергнувъ такимъ образомъ предсказаніе, сдѣланное женою декана. Настала весна и у ней былъ въ Лондонѣ свой собственный домъ. Она открыто разошлась съ лэди Линлитго. Она не принимала, хотя открыто и не отвергала всякія братскія предложенія Джона Юстэса. Она не приняла вторичнаго приглашенія, и для себя, и для сына въ епископскій дворецъ. Она положительно объявляла о своемъ намѣреніи оставить у себя брилліанты. Она говорила, что ея покойный мужъ эти брилліанты ей подарилъ. Такъ какъ они цѣнились въ 10,000 ф. с. и дѣйствительно были брилліанты фамильные, всѣ, прикосновенные къ этому дѣлу, чувствовали, что оно очень важно. Она находилась въ тягостномъ невѣдѣніи, которое сдѣлалось серіозно отъ ея одинокаго положенія. Она научилась писать чеки, но о дѣлахъ не имѣла никакого правильнаго понятія. Она умѣла только тратить деньги, копить ихъ или выгодно помѣщать. Хотя она была умна, хитра и жадна, она не имѣла никакого понятія о томъ, что могутъ или чего не могутъ сдѣлать ея деньги, и не было у ней ни одного вѣрнаго человѣка, который могъ бы сказать ей это. У ней былъ молодой кузенъ адвокатъ -- сынъ декана, котораго она можетъ быть любила нѣсколько болѣе всѣхъ другихъ своихъ родственниковъ -- но она не принимала совѣтовъ даже отъ своего друга адвоката. Она не хотѣла вести свои дѣла съ старымъ фамильнымъ повѣреннымъ Юстэсовъ -- тѣмъ самымъ, который теперь формально требовалъ возвращенія брилліантовъ -- но выбрала себѣ другихъ повѣренныхъ. Господа Маубрэ и Монусъ были такого мнѣнія, что такъ-какъ брилліанты подарены ей мужемъ безъ всякихъ условій о возвращеніи, то никто не могъ требовать ихъ обратно. О томъ, какимъ образомъ брилліанты были отданы ей, никто не зналъ болѣе того, что говорила она сама.
Но когда она завелась своимъ домомъ въ Лондонѣ -- скромнымъ домикомъ въ улицѣ Маунтъ, близъ парка -- равно чрезъ два года послѣ смерти ея мужа, у ней былъ большой кругъ знакомыхъ. Юстэсы, Грейстоки и даже Линлитго не совсѣмъ отвернулись отъ нея. Правда, графиня выражалась очень ядовито, на что она имѣла причины, но вѣдь графиня была извѣстна своею ядовитостью. Деканъ и его семья все еще заботились о томъ, чтобъ уговорить Лиззи жить скромно, и хотя они боялись многаго, но думали, что для открытыхъ жалобъ причины не было. Юстэсы были снисходительны и всегда надѣялись лучшаго.
-- Къ чорту ожерелье! сказалъ Джонъ Юстэсъ, и къ несчастью епископъ слышалъ, какъ онъ это говорилъ.
-- Джонъ, сказалъ прелатъ:-- что ни случилось бы съ этой бездѣлушкой, вы могли бы выразить ваше мнѣніе болѣе разумнымъ языкомъ.
-- Я прошу извиненія у вашего преосвященства, сказалъ Джонъ:-- я только хотѣлъ сказать, что намъ не слѣдуетъ тревожиться изъ-за какихъ-нибудь каменьевъ.