аконецъ рѣшила, что возьметъ сундучокъ. Вскорѣ послѣ десяти часовъ ея карета -- старая карета, теперь въ послѣдній разъ служившая ей службу -- стояла у дверей, а для слугъ былъ нанятъ кэбъ. Вынесли поклажу съ большими чемоданами и желѣзный сундучокъ съ ожерельемъ. Слуга, конечно болѣе сгибаясь подъ тяжестью, чѣмъ было необходимо, поставилъ сундучокъ подъ ноги Лиззи, которая сѣла прежде, а мисъ Мэкнёльти за мею. Лиззи хотѣла точно также поставить сундучокъ подъ ноги въ вагонѣ и взять съ собою въ карлейльскую гостинницу. Что если носильщикъ догадается? Ничего не было незаконнаго везти съ собою тяжелый желѣзный сундучокъ съ брилліантами и, по ея мнѣнію, все-таки это будетъ не такъ опасно, какъ оставить ихъ въ Лондонѣ. Домъ въ Маунтской улицѣ, нанятый ею на одинъ сезонъ, не оставался за нею, а на кого могла она положиться въ Лондонѣ? Она боялась, что даже банкиры измѣнятъ ей и отдадутъ ея сокровище Кэмпердауну. А Гартеръ и Бенджаминъ навѣрно будутъ подкуплены Кэмпердауномъ. Лиззи думала одно время просить своего кузена взять брилліанты на храненіе, но никакъ не могла рѣшиться выпустить ихъ изъ своихъ рукъ. Десять тысячъ фунтовъ! Еслибъ она могла продать эти брилліанты, отъ какихъ хлопотъ избавилась бы она! Продать ихъ было бы удобно еще по другой причинѣ: лэди Юстэсъ уже имѣла долги. Но она не могла ихъ продать, и когда сѣла въ карету, сундучокъ находился у ней въ ногахъ.
Въ эту самую минуту на мостовой, между экипажемъ и дверью дома, явился Кэмпердаунъ. А съ нимъ другой человѣкъ -- очень подозрительной наружности -- котораго Лиззи приняла за полицейскаго.
-- Лэди Юстэсъ! сказалъ Кэмпердаунъ, снимая шляпу.
Лиззи поклонилась чрезъ мисъ Мэкнёльти и старалась скрыть краснорѣчивый румянецъ, покрывшій ея щеки.
-- Вы, кажется, отправляетесь теперь въ Шотландію? сказала Кэмпердаунъ.
-- Оправляемся, мистеръ Кэмпердаунъ, и уже очень опоздали.
-- Можете вы поговорить со мною минуты двѣ въ вашемъ домѣ?
-- О, нѣтъ! говорю вамъ, мы опоздали. Какое время выбрали вы, мистеръ Кэмпердаунъ!
-- Время неловкое, лэди Юстэсъ. Я только сегодня утромъ слышалъ, что вы уѣзжаете такъ скоро, а мнѣ необходимо видѣться съ вами.
-- Не лучше ли вамъ написать, мистеръ Кэмпердаунъ?
-- Вы никогда не отвѣчаете на мои письма.
-- Я... я... я право не могу принять васъ теперь. Уильямъ, вели кучеру ѣхать. Мы не можемъ пропустить поѣзда. Мнѣ право очень жаль, мистеръ Кэмпердаунъ, но мы не можемъ пропустить поѣзда.
-- Лэди Юстэсъ, сказалъ Кэмпердаунъ, протянувъ руку къ дверцѣ и ставь такимъ образомъ, что кучеръ не смѣлъ погнать лошадей я:-- долженъ сдѣлать вамъ вопросъ.
Онъ говорилъ тихимъ голосомъ, но мисъ Мэкнёльти сидѣла съ его стороны, слѣдовательно она его слышала; услыхалъ и Уильямъ, слуга, который стоялъ возлѣ дверецъ:-- я непремѣнно долженъ знать гдѣ юстэсовскіе брилліанты.
Лиззи чувствовала сундучокъ подъ своими ногами и незамѣтно раскинула шире подолъ своего платья.
-- Теперь я ничего не могу вамъ сказать. Уильямъ, вели кучеру ѣхать.
-- Если вы не отвѣтите мнѣ, я долженъ вамъ сказать, что буду принужденъ, исполняя мою обязанность, выпросить дозволеніе сдѣлать обыскъ, для того чтобы брилліанты были отданы на сохраненіе кому слѣдуетъ. Они не принадлежатъ вамъ и ихъ слѣдуетъ взять отъ васъ.
Лиззи съ испугомъ посмотрѣла на подозрительнаго человѣка. Подозрительный человѣкъ былъ просто очень уважаемый клэркъ въ конторѣ Кэмпердауна, но Лиззи представилось, что обыскъ пожалуй начнется сейчасъ. Она не поняла угрозы и думала, что Кэмпердаунъ уже вооружился властью, о которой говорилъ. Она посмотрѣла съ минуту на мисъ Мэкнёльти, а потомъ на слугу. Неужели они измѣнятъ ей? Если они вздумаютъ употребить силу, то конечно сундучокъ можно отъ нея отнять.
-- Я знаю, что опоздаю къ поѣзду, сказала она:-- я это знаю. Я должна настоять на томъ, чтобъ вы позволили моему кучеру ѣхать.,
На мостовой столпилось человѣкъ двѣнадцать, а сундучокъ былъ покрытъ только подоломъ дорожнаго платья Лиззи.
-- Брилліанты здѣсь въ этомъ домѣ, лэди Юстэсъ?
-- Зачѣмъ онъ не ѣдетъ? закричала Лиззи.-- Вы не имѣете права останавливать меня, сэръ. Я не позволю вамъ останавливать меня.
-- Или вы взяли ихъ съ собой?
-- Я не стану отвѣчать на вашъ вопросъ. Вы не имѣете права обращаться со мною такимъ образомъ.
-- Когда такъ, я буду принужденъ, отъ имени фамиліи Юстэсъ, выпросить позволеніе сдѣлать обыскъ здѣсь и въ Айрширѣ; будутъ приняты также мѣры и противъ вашего сіятельства.
Говоря такимъ образомъ, Кэмпердаунъ отошелъ и карета уѣхала.
Времени было довольно, чтобы поспѣть къ поѣзду -- время даже оставалось лишнее. Вся эта исторія въ улицѣ Маунтъ взяла не болѣе десяти минутъ. Но дѣйствіе произведенное ею на Лиззи было очень сильное. Нѣсколько времени она не могла говорить и наконецъ залилась истерическими слезами -- не притворными, а настоящими судорожными рыданіями. Всѣ въ улицѣ Маунтъ, включая и ея слугъ, слышали обвиненія противъ нея. Все утро она жалѣла, зачѣмъ видѣла эти брилліанты, но теперь ей было почти невозможно разстаться съ ними. А между тѣмъ они легли тяжестью на ея грудь, какъ будто она принуждена была держать на колѣняхъ желѣзный сундучокъ и день и ночь. Рыдая, она чувствовала сундучокъ подъ ногами и знала, что не можетъ освободиться отъ него. Она возненавидѣла сундучокъ, а между тѣмъ должна была держать его при себѣ. Она стыдилась этого сундучка, а между тѣмъ должна показывать, будто гордится имъ. Она ужасно боялась его, а между тѣмъ должна была держать его въ своей спальнѣ. Что скажетъ она теперь Мэкнёльти, которая сидѣла возлѣ нея, холодно и презрительно предлагая ей нюхательный спиртъ, но не свое сочувствіе.
-- Милая моя, сказала она наконецъ:-- этотъ противный человѣкъ совершенно разстроилъ меня.
-- Я не удивляюсь, что вы разстроены, сказала мисъ Мэкнёльти.
-- И какой онъ несправедливый... какой лгунъ... какой... какой... какой.. Эти брилліанты принадлежатъ точно также мнѣ, какъ этотъ зонтикъ вамъ, мисъ Мэкнёльти.
-- Я не знаю, сказала мисъ Мэкнёльти.
-- Но я вамъ говорю, сказала Лиззи.
-- Я хочу только сказать, что жаль, если есть сомнѣніе.
-- Сомнѣнія нѣтъ, сказала Лиззи:-- какъ смѣете вы говорить, что сомнѣніе есть? Мой кузенъ, мистеръ Грейстокъ, говоритъ, что нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія. Онъ адвокатъ и долженъ знать лучше чѣмъ такой повѣренный, какъ Кэмпердаунъ.
Въ это время они пріѣхали на Юстонскій сквэръ и съ сундучкомъ опять начались хлопоты. Лакей съ усиліемъ принесъ его въ залу, а носильщикъ съ усиліемъ вынесъ его изъ залы въ вагонъ. Лиззи не могла не глядѣть на носильщика, когда онъ несъ сундучокъ, и чувствовала, что человѣку этому было сказано, что въ немъ лежитъ и что онъ дѣлаетъ усиліе нарочно для того, чтобъ раздосадовать ее. То же самое случилось и въ Карлейлѣ, гдѣ сундучокъ былъ отнесенъ лакеемъ въ спальню Лиззи, гдѣ она была убѣждена, что ея сокровище сдѣлалось предметомъ толковъ во всей гостинницѣ. Утромъ на нее глядѣли, когда она шла по длинной платформѣ, а сундучокъ все несли съ усиліемъ впереди нея. Она почти жалѣла, зачѣмъ не несетъ его сама, думая, что ея усилія не привлекли бы на него столько вниманія. Ея собственные слуги какъ-будто составили заговоръ противъ нея и мисъ Мэкнёльти никогда не бывала такъ, непріятна. Бѣдная мисъ Мэкнёльти, добросовѣстно старавшаяся исполнять свою обязанность и всегда давать надлежащую замѣну за хлѣбъ-соль, получаемую ею, не могла преодолѣть впечатлѣнія, произведеннаго на нее посѣщеніемъ Кэмпердауна, и не могла говорить о брилліантахъ безъ холодности и суровости. Она тоже страдала отъ сундучка -- до такой степени, что даже замышляла бросить Лиззи, если для нея найдется какой-нибудь другой пріютъ. Кто захочетъ жить съ женщиной, которая повсюду таскала съ собою брилліантовое ожерелье, стоющее десять тысячъ фунтовъ, въ желѣзномъ сундучкѣ -- ожерелье, не принадлежавшее ей?
Но наконецъ лэди Юстэсъ, мисъ Мэкнёльти, слуги -- и желѣзный сундучокъ -- благополучно добрались до замка Портрэ.
Глава XXI.ДУША ІАНТЫ.
Лэди Юстэсъ была сердита дорогою и почти заставила несчастную мисъ Мэкнёльти думать, что лэди Линлитго или богадѣльня были бы лучше, чѣмъ эта юная бѣглянка; но по пріѣздѣ въ свой домъ она одно время опять сдѣлалась весела и любезна. Дорогою она сердилась необдуманно, но гнѣвъ ея былъ почти извинителенъ. Еслибъ мисъ Мэкнёльти могла понять, какъ тяготилъ ея покровительницу сундучокъ съ брилліантами, она простила бы все. До-сихъ-поръ это дѣло сохранялось въ нѣкоторой тайнѣ, но теперь этотъ противный повѣренный разгласилъ это дѣло на улицѣ въ присутствіи слугъ, и лэди Юстэсъ чувствовала, что о немъ разсуждали всѣ носильщики на желѣзной дорогѣ отъ Лондона до Трупа -- станціи въ Шотландіи -- гдѣ ее ожидалъ ея собственный экипажъ, чтобъ отвезти въ собственный замокъ. Ночь въ Карлейлѣ была для нея ужасна и брилліанты ни на минуту не выходили у ней изъ головы. Можетъ быть, хуже всего было то что ея собственные слуги слышали запальчивое требованіе Кэмпердауна. Есть люди въ этомъ отношеніи очень счастливые, слуги которыхъ знаютъ всѣ ихъ дѣла, принимаютъ участіе въ ихъ заботахъ, сочувствуютъ требованіямъ, понимаютъ ихъ нужды и во всемъ съ ними заодно. Но такіе слуги коротко извѣстны и составляютъ часть семьи, какъ сыновья и дочери. Бываютъ разрывы и ссоры, случаются причины для прекращенія подобнаго положенія дѣлъ. Но пока продолжается такое положеніе, слуги въ такихъ домахъ, по большей части, готовы драться за своихъ хозяевъ. У дворецкаго Бинса выступитъ пѣна у рта, если ему намекнутъ, что серебро въ замкѣ Сильверкёпъ не принадлежитъ старому сквайру, а мистрисъ Паунсбоксъ никакими доказательствами нельзя бы увѣрить, что брилліанты, которые носитъ ея барыня, не составляютъ ея собственности. Биксъ станетъ драться за серебро, а Паунсбоксъ за брилліанты, такъ что дадутъ разорвать себя въ куски. Сохраненіе этихъ сокровищъ для тѣхъ, кто ихъ содержитъ, поитъ и кормитъ, иногда бранитъ, но всегда помогаетъ, будетъ для нихъ дѣломъ чести. Никакія пытки не выманятъ отъ Бинса ключа отъ кладовой; никакія угрозы не заставятъ Паунсбоксъ разсказать секретъ туалетнаго замка. Но у бѣдной Лиззи Юстэсъ не было ни Бинса, ни Паунсбоксъ. Это растенія, вырастающія медленно. Все окружающее лэди Юстэсъ слишкомъ походило на грибы, для того чтобъ позволить ей обладать такими сокровищами... Лакей ея былъ шести футъ роста, не дуренъ собой и звали его Томасъ. Лиззи ничего болѣе о немъ не знала и была слишкомъ благоразумна для того, чтобъ ожидать отъ него сочувствія или другой помощи, кромѣ того труда, за который она платила. Ея горничная была нѣсколько къ ней ближе, но не многимъ ближе. Дѣвушку эту звали Пэшенсъ Кробстикъ и она умѣла хорошо убирать волоса. Лиззи знала о ней не больше этого.