Но фамильный повѣренный, Кэмпердаунъ, совсѣмъ не такъ смотрѣлъ на это. Всѣ вообще думали, что молодая вдова открыла свою кампанію гораздо благоразумнѣе, чѣмъ можно было ожидать.
Теперь, такъ-какъ много было сказано о характерѣ, состояніи и особенныхъ обстоятельствахъ Лиззи Грейстокъ, которая сдѣлалась лэди Юстэсъ новобрачной и лэди Юстэсъ вдовой, и матерью все въ-теченіе одного года, то слѣдуетъ описать ея наружность и привычки, каковы были онѣ въ тотъ періодъ, съ котораго нашъ разсказъ будетъ имѣть начало. Вопервыхъ, надо сказать, что она была очень хорошенькая -- гораздо лучше чѣмъ въ то время, когда она очаровала сэр-Флоріана. Она была не высока, но казалась выше чѣмъ на самомъ дѣлѣ, потому что фигура ея была чрезвычайно симетрична. Ея ноги и руки могли быть взяты за образецъ скульпторомъ. Станъ ея былъ гибкій, легкій, стройный, тонкій. Если въ немъ былъ какой-нибудь недостатокъ -- то этотъ недостатокъ состоялъ въ слишкомъ большомъ движеніи. Были люди, говорившіе, что она почти походила на змѣю въ своихъ быстрыхъ изгибахъ и почти въ слишкомъ свободныхъ движеніяхъ тѣла, потому что она была очень жива и выражала свои мысли движеніями членовъ. Она непремѣнно сдѣлала бы себѣ карьеру какъ актриса, еслибъ судьба заставила ее зарабатывать себѣ пропитаніе такимъ образомъ. И голосъ ея шелъ бы къ сценѣ. Онъ былъ силенъ, когда она вызывала его силу, но въ тоже время гибокъ и способенъ выказывать большое чувство. Она могла довести его до шепота, отъ котораго сердце ваше растаяло бы отъ нѣжности, какъ растаяло сердце сэр-Флоріана, когда она сидѣла возлѣ него и читала стихи; а потомъ она могла возвышать его до тона негодованія и гнѣва, какъ лэди Макбетъ, когда мужъ осмѣливался упрекать ее. И слухъ ея былъ совершенно вѣренъ, когда она модулировала эти тоны. Она знала -- должно быть, по инстинкту, потому что ея свѣдѣнія въ подобныхъ вещахъ были ничтожны -- какъ употреблять свой голосъ, такъ чтобъ нѣжность и гнѣвъ не были выражены некстати. Нѣкоторые стихи она могла читать -- стихи не очень хорошіе сами по себѣ -- такъ-что привела бы васъ въ восторгъ, и смотрѣла на васъ такимъ образомъ въ это время, что вы не посмѣли бы ни отвести глазъ, ни отвѣчать на ея взглядъ. Сэр Флоріанъ не умѣлъ сдѣлать ни того, ни другого и поэтому схватилъ ее въ свои объятія. Лицо ея было овально -- нѣсколько длиннѣе овальнаго -- съ весьма легкимъ румянцемъ, а можетъ быть и вовсе безъ него. Между тѣмъ оттѣнки ея физіономіи постоянно измѣнялись, переходя отъ самой мягкой и прозрачной бѣлизны къ самымъ богатымъ, мягкимъ тѣнямъ смуглаго цвѣта. Только когда она выказывала гнѣвъ -- она была почти неспособна къ настоящему гнѣву -- удавалось ей вызвать тонкую струю румянца изъ ея сердца, чтобъ показать, что въ ея жилахъ течетъ кровь. Волосы ея почти черные -- но въ сущности гораздо нѣжнѣе и блестящее чѣмъ бываютъ настоящіе черные волоса -- она носила тугой косой вокругъ ея великолѣпнаго лба, съ однимъ длиннымъ локономъ съ каждой стороны плечъ. Форма ея головы была такъ хороша, что она могла осмѣливаться не носить шиньона или какихъ бы то ни было принадлежностей изъ парикмахерской. Поэтому она очень колко отзывалась о головномъ уборѣ другихъ женщинъ. Подбородокъ ея былъ въ совершенствѣ округленъ, не очень длиненъ -- какъ бываетъ у многихъ подобныхъ лицъ, въ которыхъ такая длина совершенно портитъ симетрію физіономіи. Но въ немъ недоставало ямочки и, слѣдовательно, женской нѣжности. Ротъ ея можетъ быть былъ слишкомъ малъ или по-крайней-мѣрѣ губы слишкомъ тонки. Въ губахъ былъ недостатокъ того выраженія горячей правдивости, которая часто выражается на полныхъ губахъ. Зубы ея были безъ малѣйшаго недостатка, ровные, маленькіе, бѣлые и деликатные; но можетъ быть они показывались слишкомъ часто. Носъ ея былъ маленькій, но многимъ казался лучшею чертою въ ея лицѣ, такъ изящна была его форма, такъ краснорѣчиво и граціозно легкое дрожаніе прозрачныхъ ноздрей. Глаза, въ которыхъ по ея мнѣнію заключался весь блескъ ея красоты, были свѣтлоголубые, блестящіе, какъ лазуревая вода. Глаза эти были длинные, большіе -- по очень опасные. Для тѣхъ, кто умѣлъ читать въ лицѣ, въ нихъ ясно была написана опасность. Бѣдный сэр-Флоріанъ читать въ лицѣ не умѣлъ. Но очарованіе ея лица заключалось не въ глазахъ. Это чувствовали даже тѣ, которые бѣгло не могли читать книги. Они были слишкомъ выразительны, слишкомъ громко требовали вниманія и въ нихъ недоставало нѣжности. Какъ мало есть женщинъ, какъ можетъ быть мало есть мужчинъ, знающихъ, что самые нѣжные, самые мягкіе, самые кроткіе, самые правдивые глаза, какіе могутъ быть у женщинъ, всегда бываютъ зеленаго цвѣта! Глаза Лиззи не были нѣжны -- не были они и правдивы. Но надъ ними были проведены самыя чудныя тонкія брови, какія природа когда-либо рисовала на лицѣ женщинъ.
Мы сказали, что она была умна. Мы должны прибавить, что она дѣйствительно училась много. Она говорила по-французски, понимала по-итальянски, читала по-нѣмецки. Она хорошо играла на арфѣ и порядочно на фортепіано. Она пѣла по-крайней-мѣрѣ со вкусомъ и не фальшиво. О вещахъ, которымъ она научилась посредствомъ чтенія, она знала много, потому что дѣйствительно трудилась прилежно. Она знала много стиховъ наизусть и могла говорить ихъ. Она не забывала ничего, прислушивалась ко всему, понимала быстро и желала блистать не только какъ красавица, но и какъ умница. Въ то время были люди, находившіе ее самой умной, самой красивой женщиной въ Англіи. Изъ всѣхъ независимыхъ молодыхъ женщинъ она, можетъ быть, была самая богатая.
Глава III.ЛЮСИ МОРИСЪ.
Хотя первыя двѣ главы этой новой исторіи были посвящены описанію наружности лэди Юстэсъ, историкъ проситъ своихъ читателей не думать, чтобъ богатая аристократка Беки Шэрпъ {Лицо въ романѣ Тэккерея "Ярмарка тщеславія". Прим. перев.} была удостоена званія героини на послѣдующихъ страницахъ. Будетъ ли какая-либо героиня, историкъ не беретъ на себя утверждать; но если героиня будетъ, то во всякомъ случаѣ не лэди Юстэсъ. Бѣдная Лиззи Грейстокъ!-- какъ ее еще называли люди вдвое ея старѣе и знавшіе ее смѣлымъ, капризнымъ, избалованнымъ ребенкомъ при жизни отца. Она такъ много дѣйствовала, употребляла столько усилій, надѣлала столько страданій другимъ и сама столько страдала во время всѣхъ тѣхъ сценъ, какія мы будемъ разсказывать, что исторію эту нельзя разсказать, недавъ ей того виднаго мѣста, которое было ей отведено въ послѣднихъ двухъ главахъ.
Лѣтописецъ не смѣетъ выставить героиней и Люси Морисъ. Настоящая героиня, если будетъ можно прилично драпировать ее и вложить въ ея роль надлежащія героическія слова, выступитъ къ намъ гораздо позднѣе въ этомъ разсказѣ, когда писатель пріучитъ себя къ напыщеннымъ словамъ и доведетъ себя до такого душевнаго состоянія, которое требуется для благородныхъ дѣйствій и благородныхъ разговоровъ. Пока да будетъ всѣмъ извѣстно, что бѣдная Люси Морисъ была гувернанткой въ домѣ старой лэди Фонъ, когда наша прелестная молодая вдова поселилась въ улицѣ Маунтъ.
Лэди Юстэсъ и Люси Морисъ давно знали другъ друга -- онѣ даже росли вмѣстѣ дѣтьми -- между Грейстоками и Морисами была когда-то старинная фамильная дружба. Когда была жива жена адмирала, Люси, восьми или девятилѣтняя дѣвочка, гостила у нея. Она часто гостила въ домѣ декана. Когда лэди Юстэсъ переѣхала въ епископскій дворецъ въ Бобсборо, для того чтобы наслѣдникъ Юстэса родился подъ благопріятной кровлей, Люси Морисъ находилась у Грейстоковъ. Люси, которая была годомъ моложе Лиззи, была въ то время сиротой уже четыре года. Она тоже осталась безъ всякаго состоянія, но ее не ожидала такая блистательная будущность, какъ та, которую Лиззи устроила для себя. У ней не было графини-тетки, которая могла бы взять ее въ свой лондонскій домъ. Деканъ, жена и дочери декана были ея лучшими друзьями, но это были не такіе друзья, отъ которыхъ она могла зависѣть. Между ними кровнаго родства не было. Восемнадцати лѣтъ поступила она въ гувернантки. Старая лэди Фонъ услыхала объ ея добродѣтеляхъ -- лэди Фонъ, у которой было семь незамужнихъ дочерей отъ тринадцати до двадцатисемилѣтняго возраста включительно, а Люси Морисъ была нанята учить по-англійски, по-французски, по-нѣмецки и немножко музыки двухъ младшихъ мисъ Фонъ.
Во время пребыванія въ домѣ декана, когда родился наслѣдникъ Юстэсовъ, Люси выносила нѣчто въ-родѣ искуса для классной дома Фонъ. Предложеніе лэди Фонъ находили очень выгоднымъ для нея. Лэди Фонъ считалась чудомъ Добродѣтели, Доброжелательства и Настойчивости. Каждое хорошее качество ея было такъ замѣтно, что заслуживаетъ быть написаннымъ большою буквою. Но добродѣтели ея были такого высокаго свойства, что въ нихъ не было малѣйшей слабости -- что ихъ нельзя было преодолѣть, нельзя исказить сумасбродствами или преувеличеніемъ. Когда она услыхала о достоинствахъ мисъ Морисъ отъ жены декана, а потомъ, послѣ подробныхъ разспросовъ, узнала качества молодой дѣвицы, она выразила желаніе взять Люси къ себѣ въ домъ на особыхъ условіяхъ. Она должна умѣть учить музыки въ нѣкоторой степени.
-- Стало быть, все кончено, сказала Люси декану съ хорошенькой улыбкой -- той улыбкой, которая заставляла всѣхъ старыхъ и пожилыхъ мужчинъ влюбляться въ нее.
-- Совсѣмъ не кончено, сказалъ деканъ: -- вамъ остается четыре мѣсяца. Нашъ органистъ не хуже любого хорошаго учителя въ Англіи. Вы дѣвушка съ способностями, онъ будетъ давать вамъ уроки.
Люси отправилась въ Бобсборо и потомъ была взята лэди Фонъ.
Пока она жила въ домѣ декана, дружба между нею и Лиззи возобновилась. Правда, это была дружба почти съ одной стороны, потому что Люси, которая была проницательна и безсознательно способна читать ту книгу, о которой мы говорили въ предыдущей главѣ, стала нѣсколько бояться богатой вдовы. А когда Лиззи говорила съ нею о прежнихъ дняхъ ихъ дѣтства, цитировала стихи и говорила о вещахъ романическихъ -- на что она имѣла наклонность -- Люси чувствовала, что металлъ звучитъ фальшиво. Потомъ у Лиззи была скверная привычка бранить всѣхъ своихъ друзей за-глаза. Люси непріятно было слышать, какъ Лиззи бранила Грейстоковъ, и говорила это.