ніе движимымъ имѣніемъ, сдѣлавъ его неотчуждаемымъ и строго опредѣливъ порядокъ наслѣдія. Но въ такихъ случаяхъ это движимое имѣніе перейдетъ въ полную собственность перваго законнаго наслѣдника -- хотя даже ребенка; а если наслѣдникъ умретъ, не сдѣлавъ завѣщанія, то перейдетъ въ руки душеприкащика. Слѣдовательно, такія распоряженія могутъ имѣть силу только для одного наслѣдника пожизненно и до совершеннолѣтія другого. Движимое имѣніе, укрѣпленное такимъ образомъ, не можетъ считаться наслѣдственнымъ. Смотри дѣло Карра противъ лорда Эрроля, 14 Вези и дѣло Рауланда противъ Моргана.
"Лордъ Эльдонъ замѣчаетъ, что судъ предпочитаетъ, чтобы движимое имѣніе оставалось въ фамиліяхъ. Такъ было въ дѣлѣ Ормонда. Поэтому душеприкащики, даже отстранивъ всякое притязаніе на то, чтобы движимость считалась наслѣдственною, не должны употреблять подобныя вещи на уплату долговъ иначе, какъ въ самыхъ крайнихъ случаяхъ.
"Законъ признаетъ права вдовьей части, но признавая подобныя права, показываетъ, что это право можетъ быть ограничено.
"Если мужъ подаритъ женѣ полотно и умретъ, она должна его получить, еслибъ даже не сдѣлала изъ него того употребленія, на которое это полотно назначалось.
"Жемчугъ и другія драгоцѣнныя вещи, хотя только носимыя при торжественныхъ случаяхъ, могутъ переходить къ вдовѣ -- но съ ограниченіемъ. Въ дѣлѣ лэди Дугласъ, которая была дочь ирландскаго графа и вдова королевскаго сержанта, присудили, что 370 ф. с. не большая сумма для ея званія, и ей дозволили взять цѣпочку, брилліантовую съ жемчугомъ, въ эту цѣну.
"Въ 1674 г. лордъ Кинеръ Финчъ объявилъ, что онъ дозволилъ бы только вдовѣ вельможи вдовью часть.
"Но въ 1721 лордъ Мэкльсфилдъ отдалъ мистрисъ Типингъ вдовью часть на 200 ф. с.-- законъ или предшествующія рѣшенія побудили его къ этому, неизвѣстно.
"Лордъ Толботъ присудилъ отдать вдовѣ золотые часы.
"Лордъ Гардуикъ зашелъ гораздо далѣе и рѣшилъ, что мистрисъ Порти имѣетъ право носить драгоцѣнныя вещи на 3000 ф. с.-- говоря, что цѣна не дѣлаетъ разницы, но ограничилъ ея право на владѣніе этими вещами, постановивъ, что она должна носить ихъ только въ парадномъ костюмѣ.
"Изъ всего этого слѣдуетъ, какъ мнѣ кажется, что Юстэсы не могутъ предъявлять правъ на эти брилліанты, какъ на наслѣдственную вещь. Сколько мнѣ извѣстно, о брилліантахъ этихъ упоминается только въ завѣщаніи прадѣда настоящаго баронета -- если только это тѣ самые брилліанты, о которыхъ онъ говоритъ. Слѣдовательно, онъ не могъ отказать ихъ настоящему наслѣднику, такъ-какъ умеръ въ 1820, а ностоящему наслѣднику нѣтъ и двухъ лѣтъ.
"Имѣетъ ли право вдова предъявлять на нихъ притязаніе, какъ на вдовью часть, еще сомнительнѣе. Не думаю, чтобъ это дѣло можно было рѣшить, соображаясь съ рѣшеніемъ лорда Гардуика но если такъ, то ей, какъ мнѣ кажется, слѣдуетъ воспретить продать ихъ, потому что лордъ Гардуикъ ограничиваетъ употребленіе драгоцѣнныхъ вещей, не такихъ цѣнныхъ какъ эти, нравомъ носить ихъ только въ парадномъ костюмѣ. Если употребленіе ограничено, то слѣдовательно и право отчужденія не можетъ быть ей дано.
"Предъявленіе правъ лэди Юстэсъ на эти брилліанты, какъ подарокъ мужа, не значитъ ничего. Если они не отказаны ей въ завѣщаніи -- а это кажется ясно -- она можетъ удержать ихъ только какъ вдовью часть, принадлежащую ея званіи.
"Я полагаю, есть возможность доказать, что брилліанты эти не находились въ Шотландіи, когда сэр-Флоріанъ сдѣлалъ завѣщаніе или когда онъ умеръ. Первымъ обстоятельствомъ можно воспользоваться, чтобъ показать его намѣреніе, когда завѣщаніе составлялось. Я понялъ, что онъ отказалъ въ завѣщаніи своей вдовѣ всѣ движимыя вещи въ замкѣ Портрэ."
Когда Кэмпердаунъ три раза прочелъ это мнѣніе, онъ почувствовалъ себя очень несчастнымъ. Онъ былъ юристомъ больше сорока лѣтъ и всегда думалъ, что всякій джентльмэнъ можетъ сдѣлать наслѣдственною всякую драгоцѣнную вещь въ своей семьѣ. У него хранились документы на владѣніе огромными имѣніями и у него всегда было много дѣла съ собственностью всякаго рода, а теперь ему говорили, что относительно собственности извѣстнаго рода -- такой собственности, которая могла принадлежать такимъ людямъ, которые были его кліентами -- онъ вовсе ничего не зналъ. Онъ двадцать разъ называлъ Джону Юстэсу это ожерелье наслѣдственнымъ, а теперь ему говоритъ Довъ, что не только это ожерелье не было наслѣдственнымъ, но даже и быть не могло. Онъ имѣлъ большое довѣріе къ адвокатамъ -- что весьма естественно для простого ходатая по дѣламъ -- но онъ теперь почти готовъ былъ сомнѣваться въ Довѣ. И другіе пункты его мнѣнія также его тревожили. Не только наслѣдники не могутъ предъявлять правъ на это ожерелье, но эта жадная сирена, эта бездушная змѣя, эта гарпія -- Кэмпердаунъ въ одиночествѣ такъ называлъ бѣдную Лиззи, можетъ быть даже употреблялъ еще болѣе сильныя выраженія -- эта мошенница можетъ предъявить на ожерелье право, какъ на уборъ, принадлежащій ей пожизненно!
Кое-какое утѣшеніе оставалось ему въ мысли, что онъ можетъ принудить ее предъявить свое право въ судѣ и, что такимъ образомъ ея жадность будетъ выставлена публично. И ее можно не допустить продать брилліанты. Мистеръ Довъ, кажется, выразилъ это очень ясно.
Но потомъ возникъ другой вопросъ: о наслѣдственности этой вещи по завѣщанію мужа. Кэмпердаунъ былъ убѣжденъ, что сэр-Флоріанъ не имѣлъ намѣренія отказать ей въ наслѣдство это ожерелье. На этотъ счетъ онъ не имѣлъ ни малѣйшаго сомнѣнія. Не будетъ ли онъ въ состояніи доказать, что брилліанты не были въ Шотландіи послѣ женитьбы сэр-Флоріана? Онъ прослѣдилъ ихъ исторію съ того самаго числа со всевозможнымъ вниманіемъ и думалъ, что она извѣстна ему. Но было сомнительно, можетъ ли онъ это доказать.
Лэди Юстэсъ показала сначала -- прежде чѣмъ узнала важность другого показанія -- что сэр-Флоріанъ подарилъ ей брилліанты въ Лондонѣ, когда они проѣзжали чрезъ Лондонъ изъ Шотландіи въ Италію, а что она оттуда повезла ихъ въ Неаполь; гдѣ умеръ сэр-Флоріанъ. Если такъ, то они не могли быть въ замкѣ Порэрэ прежде чѣмъ она отвезла ихъ туда уже вдовою, и слѣдовательно, ихъ надо считать частью той собственности, которую сэр-Флоріанъ обыкновенно держалъ въ Лондонѣ. Въ этомъ Кэмпердаунъ нисколько не сомнѣвался.
Но теперь вдова увѣряла, будто сэр-Флоріанъ подарилъ ей ожерелье въ Шотландіи, куда они уѣхали немедленно послѣ свадьбы, и что она сама привезла его въ Лондонъ. Они вѣнчались 5 сентября, а по книгамъ ювелировъ трудно было разобрать, 4 или 24 сентября ожерелье было отдано сэр-Флоріану. Не было никакого сомнѣнія, сто сэр-Флоріанъ и его молодая супруга были въ Лондонѣ 24 сентября. Кэмпердаунъ проклиналъ небрежность конторщиковъ Гарнета.
"Эти люди такъ же мало имѣютъ понятія объ акуратности какъ... какъ..." какъ онъ имѣлъ о наслѣдственности движимости, шепнула ему совѣсть, пополнивъ пробѣлъ.
Все-таки, по его мнѣнію, онъ могъ доказать, что ожерелье было отдано Лиззи въ Лондонѣ. Пожилой и очень скромный прикащикъ Гарнета, отдававшій шкатулку съ брилліантами сэр-Флоріану, зналъ навѣрно, что сэр-Флоріанъ былъ тогда уже женатъ. Горничная, ѣздившая въ Шотландію съ лэди Юстэсъ и жившая теперь въ Туринѣ -- она вышла за курьера -- дала показаніе итальянскому адвокату, разспрашивавшему ее, что она не видала ожерелья до пріѣзда въ Лондонъ. Кромѣ того, вѣроятно ли, чтобъ сэр-Флоріанъ везъ въ Шотландію такую вещь въ карманѣ? Потомъ Кэмпердаунъ вспомнилъ показаніе, которое лэди Юстэсъ сама дала сначала своему кузену Фрэнку, которое Фрэнкъ повторилъ Джону Юстэсу, показаніе неопровертутое никѣмъ. Хорошо ей было говорить, что она забыла, но кто повѣритъ, чтобъ объ этомъ можно было забыть?
Все-таки это дѣло было очень непріятно. Если лэди Юстэсъ и ея друзья увидятъ мнѣніе Дова, то оно скорѣе ободритъ ихъ, чѣмъ испугаетъ. Особенно Кэмпердаунъ чувствовалъ, что между тѣмъ какъ онъ до-сихъ-поръ думалъ, будто ни одинъ порядочный ходатай не возмется за дѣло лэди Юстэсъ, онъ не могъ теперь не признаться, что всякій юристъ, увидѣвшій мнѣніе Дова, будетъ имѣть право взяться за ея дѣло. А между тѣмъ онъ былъ убѣжденъ болѣе прежняго, что эта женщина обворовала имѣніе, которое онъ обязанъ оберегать, и что если онъ перестанеть настоятельно дѣйствовать по этому дѣлу, то не пройдетъ и года, какъ ожерелье будетъ разломано и продано, и эта женщина одержитъ надъ нимъ верхъ.
-- Увидитъ она, что мы еще съ нею не покончили, сказалъ онъ самъ себѣ, написавъ нѣсколько строкъ Джону Юстэсу.
Но Джона Юстэса въ Лондонѣ не было, разумѣется; -- а на слѣдующій день самъ Кэмпердаунъ отправился къ женѣ и дѣтямъ въ котэджъ, который у него былъ въ Долишѣ. Однако, ожерелье много помѣшало ему съ удовольствіемъ провести время отдыха.
Глава XXVI.МИСТЕРЪ ГАУРАНЪ ОЧЕНЬ ЗАБАВЕНЪ.
Фрэнкъ Грейстокъ бывалъ въ Портрэ слишкомъ часто -- такъ часто, что пони оказался рѣшительно необходимъ. Мисъ Мэкнёльти молчала и была угрюма -- полагая, что лэди Юстэсъ еще помолвлена съ лордомъ Фономъ и чувствуя, что въ такомъ случаѣ не слѣдовало бы такъ часто ходить къ скаламъ. Гауранъ былъ очень внимателенъ и могъ сказать даже, включая минуты, какъ долго кузенъ съ кузиной сидѣли на морскомъ берегу. Артуръ Геріотъ, нисколько не интересовавшійся лэди Юстэсъ, но знавшій, что его другъ обѣщалъ жениться на Люси Морисъ, собирался серіозно поговорить съ нимъ объ этомъ, но -- какъ всегда бываетъ съ мужчинами -- не имѣлъ желанія начать этотъ разговоръ.
Одинъ разъ, только одинъ разъ оба друга обѣдали вмѣстѣ въ замкѣ -- и для этого оказалось необходимо нанять гигъ изъ Престуика. Геріоту не хотѣлось ѣхать; онъ ссылался на разные предлоги -- отсутствіе приличнаго костюма, необходимость заняться Стономъ и Тодди, свою застѣнчивость и нелѣпость заплатить пятнадцать шилинговъ за гигъ. Но онъ поѣхалъ наконецъ, побуждаемый своимъ другомъ, и провелъ очень скучный вечеръ. Лиззи совсѣмъ не походила на себя -- была молчалива, серіозна и торжественно-вѣжлива, мисъ Мэкнёльти не говорила почти ни слова, и даже Фрэнкъ былъ скученъ. Артуръ Геріотъ не старался показаться разговорчивымъ и обѣдъ казался неудачнымъ.