Но теперь эти свѣдѣнія не принесли ему успокоенія. Довъ употребилъ много трудовъ и достигъ только того, что сдѣлалъ вредъ его кліенту.
"Ожерелье не можетъ быть наслѣдственнымъ! говорилъ себѣ Кэмпердаунъ, перечитывая по пальцамъ примѣровъ шесть, которые были ему извѣстны или о которыхъ онъ слышалъ, когда глава фамиліи распорядился порядкомъ наслѣдованія фамильныхъ брилліантовъ.
Потомъ онъ опять прочелъ мнѣніе Дова и снялъ какое-то юридическое сочиненіе съ полки, съ цѣлью провѣрить вѣрность свѣдѣній адвоката. Кружка или сковорода могутъ быть наслѣдственной вещью, а ожерелье не можетъ! Кэмпердаунъ никакъ не могъ повѣрить, чтобъ на это былъ законъ. Потомъ вдовья часть! До-сихъ-поръ, хотя ему часто приходилось устраивать дѣла вдовъ, онъ никогда еще не слыхалъ, чтобъ вдова требовала себѣ часть изъ движимаго имѣнія кромѣ той, которая укрѣплена за нею по брачному контракту. Но тѣ вдовы, съ которыми ему приходилось имѣть дѣло, были женщины благородныя, довольствовавшіяся тѣмъ состояніемъ, которое укрѣпило за ними щедрое благоразуміе ихъ друзей и мужей -- а не такія алчныя, кровожадныя гарпіи, какъ лэди Юстэсъ. Кэмпердауна приводило въ ужасъ, что одинъ изъ его кліентовъ попалъ въ такую яму. Mors omnibus est communis. {Смерть присуща всѣмъ.} Какъ можно мужу оставлять послѣ своей смерти такую вдову!
-- Джонъ! сказалъ онъ, отворяя дверь.
Джонъ былъ его сынъ и товарищъ, и Джонъ пришелъ къ нему, позванный клэркомъ изъ другой комнаты.
-- Запри дверь. Какая была здѣсь у меня сцена! Лордъ Фонъ и мистеръ Грейстокъ чуть не подрались за эту противную женщину.
-- Верхней палатѣ плохо пришлось по обыкновенію, сказалъ младшій стряпчій.
-- А Джонъ Юстэсъ вовсе не заботится объ этомъ, какъ-будто ему и дѣла никакого нѣтъ; -- говоритъ, что заплатитъ за брилліанты изъ своего собственнаго кармана, и это говоритъ человѣкъ, интересы котораго въ этомъ имѣніи на могутъ сравниться съ ея интересами!
-- Онъ этого не сдѣлаетъ, сказалъ Кэмпердаунъ младшій, который не зналъ Юстэсовъ.
-- Онъ непремѣнно это сдѣлаетъ, сказалъ отецъ, который Юстэсовъ зналъ.-- Они все готовы отдать, когда заберутъ это въ голову. Подумай, что эта женщина будетъ владѣть имѣньемъ Портрэ, можетъ быть, еще шестьдесятъ лѣтъ -- неограниченно -- только потому, что она строила глазки сэр-Флоріану!
-- Это ужъ рѣшено и покончено, батюшка.
-- А вотъ Довъ говоритъ, что только одно коронное ожерелье можетъ считаться наслѣдственнымъ.
-- Что ни говорилъ бы онъ, вамъ надо вѣрить ему наслово.
-- Навѣрно я этого не знаю. Это не можетъ быть. Я скажу тебѣ, что сдѣлаю. Я повидаюсь съ нимъ. Я не сомнѣваюсь, что мы можемъ подать прошеніе въ судъ и доказать, что это брилліанты фамильные и должны переходить по завѣщанію. Но она ихъ продастъ прежде чѣмъ мы успѣемъ помѣстить ихъ въ надежное мѣсто.
-- Можетъ быть, она уже сдѣлала это.
-- Грейстокъ говоритъ, что они въ Портрэ, и я этому вѣрю. Они были на ней въ Лондонѣ въ іюлѣ -- за два дня до того, какъ она уѣхала изъ Лондона. Еслибъ какой-нибудь ювелиръ былъ въ замкѣ, я слышалъ бы объ этомъ. Она еще ихъ не продала, но продастъ.
-- Она можетъ сдѣлать это и съ наслѣдственной вещью.
-- Нѣтъ, Джонъ, не думаю. Мы могли бы дѣйствовать скорѣе и напугать ее.
-- На вашемъ мѣстѣ, батюшка, я бросилъ бы это дѣло и предоставилъ Джону Юстэсу заплатить за нихъ, если онъ хочетъ. Мы всѣ знаемъ, что никто не подумаетъ заставить его это сдѣлать. Это не наше дѣло.
-- Десять тысячъ фунтовъ! сказалъ Кэмпердаунъ старшій, для котораго цѣнность кражи почти облагораживала нѣсколько низкую обязанность уличать вора.
Кэмпердаунъ всталъ и медленно прошелъ чрезъ новый сквэръ, Линкольн-Иннъ, подъ низкой аркой, чрезъ входъ въ старый судъ, гдѣ бывало засѣдалъ лордъ Эльдонъ, къ Старому сквэру, на которомъ Довъ выстроилъ свое юридическое гнѣздышко въ первомъ этажѣ, возлѣ старыхъ воротъ.
Довъ большую часть жизни проводилъ въ своемъ мрачномъ ученомъ жилищѣ. Засѣданія въ судахъ кончились и его товарищи уѣхали изъ Лондона, набираясь силъ на Альпахъ или упиваясь здоровьемъ въ свѣжихъ деревняхъ, морскимъ вѣтеркомъ въ Кентѣ или Суссексѣ, а можетъ быть стрѣляли оленей въ Шотландіи или ловили рыбу въ Коннемарѣ.
Но Довъ былъ человѣкъ желѣзный и въ подобныхъ развлеченіяхъ надобности не имѣлъ. Отлучиться отъ своихъ юридическихъ книгъ и отъ чернаго, заваленнаго соромъ, запачканнаго чернилами стараго стола, на которомъ онъ всегда писалъ свое мнѣніе, значило для него сдѣлаться несчастнымъ. Единственное движеніе, необходимое дли него, состояло въ томъ, чтобъ надѣть парикъ и идти въ судъ, находившійся возлѣ его конторы -- но даже и это было почти противно для него. Онъ предпочиталъ сидѣть на своемъ старомъ креслѣ, перелистывать старыя книги, отыскивая рѣшенія старыхъ дѣлъ, и составлять мнѣнія, которыя онъ готовъ былъ поддерживать противъ всѣхъ въ Линкольн-Иннѣ. Онъ давно коротко зналъ Кэмпердауна, и хотя званіе этихъ людей въ ихъ профессіи было различно, они могли разсуждать объ юридическихъ вопросахъ, не думая объ этой разницѣ. Одинъ зналъ много, другой мало; одинъ не только былъ ученъ, но обладалъ также большими дарованіями, между тѣмъ какъ другой былъ просто обыкновеннымъ умнымъ человѣкомъ; но у нихъ было много общаго, что дѣлало ихъ друзьями; они оба были честны, не продавали своихъ услугъ безчестнымъ кліентамъ и въ равной степени питали глубоко закорененное презрѣніе къ той части человѣческаго рода, которая думала, что имѣніемъ можно управлять безъ вмѣшательства юристовъ. Внѣшній міръ для нихъ состоялъ изъ хорошенькихъ, смѣющихся, несвѣдующихъ дѣтей, а юристы были родители, опекуны, пасторы и учители, которые должны защищать дѣтей отъ несчастныхъ случаевъ, свойственныхъ ихъ ребячеству.
-- Да, сэръ, онъ здѣсь, сказалъ клэркъ: -- онъ собирается ѣхать, но не уѣдетъ. Онъ отпускаетъ меня на недѣлю, но мнѣ не хочется оставить его. Мистрисъ Довъ и дѣти въ Рамсгэтѣ, и онъ здѣсь ночуетъ. Онъ такъ давно не выходилъ, что когда вчера вздумалъ сходить въ Темпль, мы не могли найти его шляпу.
Тутъ клэркъ отворилъ двери и ввелъ Кэмпердауна въ комнату.
Довъ былъ моложе Кэмпердауна пятью, шестью годами и волосы его еще были черны. Волосы Кэмпердауна были скорѣе бѣлы, чѣмъ сѣды, а все-таки Кэмпердаунъ казался моложе. Довъ былъ долговязый, худощавый человѣкъ, сгорбленный въ плечахъ, съ глубокими, впалыми глазами и щеками, желтымъ цвѣтомъ лица, съ длинными, худощавыми руками. Каждое движеніе его тѣла и каждый тонъ голоса показывалъ, что старость приближается къ нему -- между-тѣмъ какъ шаги были еще легки и рѣчь жива. На Кэмпердаунѣ былъ синій сюртукъ, цвѣтной галстукъ и свѣтлый жилетъ. Весь костюмъ Дова былъ черный, кромѣ манишки, и имѣлъ ту особенную черноту, которой достигаетъ человѣкъ, когда утромъ надѣнетъ фракъ съ чернымъ жилетомъ.
-- Я боюсь, что вы немногое извлекли изъ того, что я послалъ вамъ, на счетъ наслѣдственныхъ вещей, сказалъ Довъ, угадавъ цѣль посѣщенія Кэмпердауна.
-- Гораздо болѣе, чѣмъ мнѣ было нужно, могу васъ увѣрить, мистеръ Довъ.
-- Есть много ошибочныхъ мнѣній на счетъ наслѣдственныхъ вещей.-- Очень много, долженъ я сказать. Господи помилуй! когда знаешь, какъ часто это слово встрѣчается въ фамильныхъ документахъ, съ изумленіемъ услышишь, что ничего подобнаго нѣтъ.
-- Кажется, я этого не говорилъ. Я даже старался указать, что законъ признаетъ наслѣдственную движимость.
-- Но не брилліанты, сказалъ повѣренный.
-- Я сомнѣваюсь, зашелъ ли я такъ далеко.
-- Только коронные брилліанты.
-- Не думаю, чтобъ я исключилъ всѣ другіе брилліанты. Брилліянтъ въ орденской звѣздѣ можетъ составлять часть наслѣдственной движимости, но не думаю, чтобъ брилліантъ самъ по себѣ могъ считаться наслѣдственнымъ.
-- Если онъ можетъ считаться наслѣдственнымъ въ орденской звѣздѣ, почему онъ не можетъ быть наслѣдственнымъ въ ожерельѣ? доказывалъ Кэмпердаунъ почти съ торжествомъ.
-- Потому что орденская звѣзда, если не подмѣнена обманомъ, весьма естественно останется въ своемъ первобытномъ видѣ. Оправа ожерелья, по всей вѣроятности, измѣняется изъ поколѣнія въ поколѣніе. Первая, такъ же какъ и картина или драгоцѣнная мебель...
-- Или кружка и сковорода, саркастически перебилъ Кэмпердаунъ.
-- И кружки, и сковороды могутъ быть драгоцѣнны, возразилъ Довъ: -- такія вещи можно прослѣдить и считать наслѣдственными, не подвергая слишкомъ большимъ затрудненіямъ ихъ хранителей. Законъ вообще очень мудръ и остороженъ, мистеръ Кэмпердаунъ -- гораздо благоразумнѣе и осторожнѣе чѣмъ тѣ, которые стараются исправить его.
-- Я совершенно согласенъ съ вами въ этомъ, мистеръ Довъ.
-- Какъ вы думаете, окажетъ ли законъ услугу, если станетъ поддерживать своей властью особое сохраненіе въ особыхъ рукахъ вещей, употребляющихся только для тщеславія и украшенія? Такая ли это собственность, чтобъ владѣлецъ могъ имѣть болѣе продолжительное и болѣе самовластное право распоряжаться ею, чѣмъ дается ему даже относительно земли? Землю, по-крайней-мѣрѣ, можно прослѣдить. Это вещь недвижимая и извѣстная. Жемчужную нить не только можно измѣнить, но она постоянно измѣняется и ее не легко прослѣдить.
-- Собственность такой громадной цѣнности, по-крайней-мѣрѣ, должна быть защищена закономъ, съ негодованіемъ сказалъ Кэмпердаунъ.
-- Всякая собственность защищена, мистеръ Кэмпердаунъ, хотя мы знаемъ очень хорошо, что такая защита не можетъ быть совершенной. Но система наслѣдственной движимости, если только такая система существуетъ, была придумана не для того, о чемъ мы съ вами говоримъ, когда говоримъ о защитѣ собственности.
-- Я сказалъ бы, что эта система именно для этого и была придумана.
-- Я не думаю. Она была придумана съ болѣе живописной идеей -- поддержать рыцарскія воспоминанія. Движимость сдѣлалась наслѣдственной не для того, чтобы обезпечить богатство будущимъ владѣльцамъ -- какова бы ни была цѣнность вещи, укрѣпленной такимъ образомъ -- но для того, чтобъ внукъ, или правнукъ, или потомокъ могли наслаждаться удовольствіемъ говорить: "Мой дѣдъ, или прадѣдъ, или