амкѣ Фонъ, онъ непремѣнно признался бы въ любви Люси Морисъ. Его неохотно принимали, напротивъ, онъ былъ изгнанъ, и вслѣдствіе этого изгнанія, онъ не остановился ни на какомъ намѣреніи относительно Люси, и рѣшительно не зналъ, необходима она для него или нѣтъ. Но Люси Морисъ все это знала.
Сверхъ того мужчины часто не умѣютъ анализировать эти вещи и не составляютъ себѣ опредѣленнаго понятія о своихъ чувствахъ и намѣреніяхъ. Мы слышимъ, что мужчина поступаетъ дурно съ дѣвушкой, между тѣмъ какъ поведеніе, въ которомъ онъ оказался виновенъ, происходило просто отъ необдуманности. Онъ нашелъ себѣ пріятную собесѣдницу и подчинился этому удовольствію безотчетно. Какая-то неопредѣленная мысль промелькнула въ головѣ его, что свѣтъ ошибочно предполагаетъ, будто подобная дружба не можетъ существовать безъ брака или безъ вопроса о бракѣ. А это просто дружба. Между тѣмъ, если этотъ другъ скажетъ ему, что она намѣрена выйти замужъ за другого, онъ вытерпитъ всѣ мученія ревности и вообразитъ, что съ нимъ поступлено ужасно дурно. Имѣть такого друга -- друга-женщину, на которой онъ не можетъ или не хочетъ жениться -- не сдѣлаетъ ему никакого вреда. Для него это просто составляетъ наслажденіе, придаетъ прелесть его жизни, предметъ, извѣстный ему одному и о которомъ нельзя говорить съ другими, источникъ гордости и внутренняго восторга. Ему радостно объ этомъ думать, когда онъ просыпается; это составляетъ его утѣшеніе въ его маленькихъ непріятностяхъ. Это прогоняетъ усталость жизни и составляетъ праздникъ въ его будничной работѣ. Для нея это смерть -- но онъ этого не знаетъ.
Фрэнкъ Грейстокъ думалъ, что онъ поступитъ неблагоразумно, женившись теперь на Люси Морисъ, а между тѣмъ онъ чувствовалъ, что лэди Фонъ злая старуха, потому что просила его не бывать пока въ замкѣ Фонъ.
-- Разумѣется, вы меня поймете, мистеръ Грейстокъ, сказала она, имѣя намѣреніе быть вѣжливой: -- когда мисъ Морисъ оставитъ насъ -- если только она насъ оставитъ -- я буду очень рада видѣть васъ здѣсь.
-- Какой чортъ понесетъ меня въ замокъ Фонъ, если Люси тамъ не будетъ! сказалъ онъ себѣ -- не заблагоразсудивъ оцѣнить вѣжливость лэди Фонъ.
Фрэнку Грейстоку было въ это время около тридцати лѣтъ. Онъ былъ хорошъ собой, но не красавецъ, худощавый, средняго роста, съ проницательными сѣрыми глазами, съ лицомъ гладко выбритымъ, за исключеніемъ гладкихъ бакенбардъ, съ густыми темными волосами, уже начинавшими подергиваться сѣдиной. По наружности онъ совсѣмъ не походилъ на своего покойнаго друга, сэр-Флоріана Юстэса. Онъ былъ находчивъ, остроуменъ, самонадѣянъ и не очень дорожилъ наружными приличіями. Онъ желалъ исполнять свою обязанность къ другимъ, но еще болѣе желалъ, чтобъ другіе исполняли свою обязанность къ нему. Онъ желалъ имѣть въ свѣтѣ успѣхъ и думалъ, что счастье достигается успѣхомъ. Онъ былъ созданъ для той профессіи, которую выбралъ для себя. Отецъ его, полагаясь на свои связи въ духовномъ вѣдомствѣ, и на то обстоятельство, что онъ находился въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ съ епископомъ, желалъ, чтобъ сынъ его поступилъ въ духовное званіе, но Фрэнкъ зналъ, и себя, и свои способности такъ хорошо, что не могъ послѣдовать совѣту сьоего отца. Онъ захотѣлъ быть адвокатомъ и въ тридцать лѣтъ находился уже въ парламентѣ.
Онъ былъ выбранъ депутатомъ отъ Бобсборо консервативной партіей. Выбравшіе его, вѣроятно, не знали его политическихъ мнѣній -- вѣроятно не знали даже, есть ли у него какія нибудь мнѣнія на этотъ счетъ. Отецъ его былъ настоящій старый тори старинной школы, находившій, что все идетъ къ худшему, но жившій счастливо, не смотря на свои опасенія. Деканъ былъ одинъ изъ тѣхъ старосвѣтскихъ политиковъ -- мы встрѣчаемся съ ними каждый день и это вообще пріятные люди -- приходящіе въ восторгъ отъ политики той стороны, къ которой они принадлежатъ, не имѣя въ нее особенной вѣры. Если къ нимъ пристать, они почти сознаются, что ихъ мнимыя убѣжденія болѣе ничего какъ предразсудки. Но ни за что на свѣтѣ не отступятся они отъ нихъ. Когда двое, трое таковыхъ встрѣтятся, они какъ франмасоны соединены пріятной связью, отдѣляющей ихъ отъ внѣшняго міра. Они чувствуютъ промежъ себя, что все дѣлаемое дурно -- даже еслибъ это дѣлалось ихъ собственной партіей. Дурно было заступаться за Карла I, дурно терпѣть Кромвеля, дурно прогонять Іакова, дурно переносить Вильгельма. Гановерскій домъ дуренъ, отнятіе прерогативъ дурно. Биль о реформѣ былъ очень дуренъ. Захватъ епископскихъ имѣній былъ дуренъ. Эманципація римскихъ католиковъ хуже всего. Уничтоженіе законовъ о пшеницѣ, церковной подати, присягѣ, все было дурно. Вмѣшательство въ университетскія постановленія было прискорбно. Поступокъ съ ирландской церковью просто дьявольскій. Пересмотръ школъ былъ чрезвычайно вреденъ для англійскаго воспитанія. Били о воспитаніи и ирландскихъ земляхъ были дурны. Каждый сдѣланный шагъ былъ дуренъ. А между тѣмъ, для нихъ нѣтъ страны лучше старой Англіи для житья и вовсе не сдѣлалась она неудобнѣе отъ сдѣланныхъ въ ней перемѣнъ. Люди наклонны ворчать на каждую милость, оказываемую имъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ и наслаждаться каждой милостью. Они тоже знаютъ свои преимущества и по-своему понимаютъ свое положеніе. Это живописно и нравится имъ. Всегда считать себя правыми, а между тѣмъ всегда находиться на проигрывающей сторонѣ; всегда будто бы раззоряться, всегда терпѣть преслѣдовнія отъ сумасброднаго духа республиканцевъ демагоговъ -- а между тѣмъ никогда ничего не терять, ни положенія, ни общественнаго уваженія, довольно пріятно. Громадная, живая, ежедневно увеличивающаяся обида, не дѣлающая осязаемаго вреда, это самое счастливое достояніе, какое только можетъ имѣть человѣкъ. Въ Англіи такихъ людей куча и лично они составляютъ истинную соль націи. Тотъ, кто сказалъ, что всѣ консерваторы глупы, не зналъ ихъ. Можетъ быть, есть глупые консерваторы, но и радикалы тоже найдутся очень глупые. Образованный, начитанный консерваторъ, увѣренный въ томъ, что все хорошее постепенно доводится до конца голосомъ народа, вообще самый пріятный человѣкъ. Но онъ буддистъ, имѣющій религіозное вѣрованіе, совершенно мрачное и таинственное для наружнаго міра. Тѣ, которые наблюдаютъ за поступками передоваго буддиста, не знаютъ, вѣритъ ли онъ самъ въ своего скрытаго бога, но примѣчаютъ, что онъ достоинъ уваженія, самодоволенъ и человѣкъ замѣчательный. Разумѣется, изъ общества такихъ людей слѣдуетъ искать кандидатовъ консервативной партіи; но, увы! трудно вперить въ юные умы старое вѣрованіе съ-тѣхъ-поръ какъ новыя теоріи жизни такъ созрѣли!
Когда консервативная партія пригласила Фрэнка Грейстока въ депутаты отъ Бобсборо, онъ не допустилъ, чтобъ его политическія мнѣнія помѣшали его повышенію. Можетъ быть адвокатъ подчиняется вліянію личныхъ убѣжденій въ политикѣ менѣе всякаго другого человѣка, посвящающаго себя публичнымъ дѣламъ. Въ этомъ замѣчаніи нѣтъ никакого намѣренія набросить тѣнь на юридическую профессію. Трудолюбивый, талантливый, полезный человѣкъ, трудившійся всю жизнь, находитъ, что его собственные успѣхи требуютъ отъ него, чтобъ онъ сдѣлался политикомъ. Адвокатъ можетъ достигнуть самыхъ высокихъ успѣховъ въ своемъ дѣлѣ только посредствомъ политической борьбы. Какъ развитой и свѣтскій человѣкъ, знакомый съ тѣмъ обстоятельствомъ, что каждый вопросъ имѣетъ двѣ стороны и что часто столько же можно сказать за одну сторону, сколько и за другую, онъ дѣлается не очень горячимъ политическимъ партизаномъ. Такимъ образомъ онъ видитъ, что и тутъ и тамъ есть выходъ, и обида, въ томъ и другомъ случаѣ, для него не велика. Для Фрэнка Грейстока это было очень легко. Отступникомъ онъ не былъ. Иногда онъ нападалъ на ультра-торизмъ своего отца и выговаривалъ матери и сестрамъ, когда они называли Гладстона Аполліопомъ, а Ло честили извергомъ рода человѣческаго. Но ему легко было вообразить себя консерваторомъ и консерваторомъ и онъ занялъ онъ мѣсто въ парламентѣ безъ всякаго тревожнаго чувства.
Первые четыре мѣсяца первой сессіи онъ рѣчей не говорилъ -- но онъ былъ полезенъ. Онъ засѣдалъ въ нѣсколькихъ комитетахъ, хотя какъ адвокатъ могъ бы уклониться, и употребилъ всѣ силы, чтобы разузнать обычаи парламента. Но онъ уже началъ находить, что время, которое посвящалъ парламенту, онъ отнималъ отъ своей профессіи. Деньги ему были очень нужны. Тогда къ нему явилась новая мысль.
Джонъ Юстэсъ и Грейстокъ были очень дружны -- такъ дружны, какъ когда-то были дружны сэръ-Флоріанъ и Грейстокъ.
-- Я скажу вамъ, чего я желалъ бы, Грейстокъ, сказалъ ему однажды Юстэсъ, когда они стояли безъ дѣла въ передней парламента, потому что Джонъ Юстэсъ также былъ въ парламентѣ.
-- Я все готовъ сдѣлать для васъ, другъ мой.
-- Это бездѣлица, сказалъ Юстэсъ:-- женитесь на моей кузинѣ, вдовѣ моего брата.
-- Ей-Богу -- я желалъ бы имѣть на это возможность!
-- Я не вижу почему вамъ не имѣть. Она непремѣнно выйдетъ замужъ, и въ ея лѣта такъ и слѣдуетъ. Ей еще нѣтъ двадцати-трехъ лѣтъ. Мы можемъ довѣрить вамъ, и ребенка, и все. Теперь же у насъ съ нею много хлопотъ.
-- Но, мой милый...
-- Я знаю, что она любитъ васъ. Вы обѣдали у ней прошлое воскресенье.
-- И Фонъ обѣдалъ тамъ. Вотъ кто женится на Лиззи -- лордъ Фонъ. Вотъ увидите, что онъ женится на ней. Онъ очень ухаживалъ за ней прошлый вечеръ и заинтересовалъ ее.
-- Она никогда не будетъ лэди Фонъ, сказалъ Джонъ Юстэсъ:-- и сказать по правдѣ, мнѣ не хотѣлось бы имѣть дѣло съ лордомъ Фономъ. Съ нимъ будетъ несносно имѣть дѣло, а я не могу совсѣмъ отказаться отъ ея дѣлъ. Она имѣетъ пожизненно пять тысячъ фунтовъ годового дохода и право, кажется, въ ней нѣтъ ничего особенно дурного.
-- Особенно дурно! Мнѣ напротивъ кажется, что я никогда не видѣлъ такой красивой женщины, сказалъ Грейстокъ.
-- Да; -- но я говорю и о ея поведеніи. Она какъ-то странно себя держитъ, и Кэмпердаунъ, нашъ повѣренный, намѣренъ "обобрать ее", но это только потому что она не понимаетъ, какъ ей слѣдуетъ поступать и какъ не слѣдуетъ. Вы могли бы научить ее.
-- Я вовсе не желаю ссориться съ Кэмпердауномъ, сказалъ адвокатъ смѣясь.