-- Положимъ, тридцать, сказала Лиззи, начинавшая знать деньгамъ цѣну.
-- Разность пополамъ, сказала мистрисъ Карбункль, слегка пріятно захохотавъ.
И разность была раздѣлена. Чтобъ опрятный и даже щегольскаго вида грумъ, который ѣздилъ съ ними на охоту, былъ снабженъ на счетъ мистрисъ Карбункль, казалось понятно, и не менѣе ясно то, что Лиззи слѣдовало снабдить его лошадью, на которой онъ ѣздилъ чрезъ каждые два дня. Когда подобные вопросы ясно опредѣлены, это много способствуетъ къ пріятнымъ отношеніямъ между друзьями, живущими вмѣстѣ.
Мистеръ Эмиліусъ остался дольше, чѣмъ предполагали, и не уѣзжалъ пока не отправились лордъ Джорджъ и сэр-Грифинъ. Замѣтили, что онъ никогда не говорилъ о своей женѣ, хотя мистрисъ Карбункль была почти увѣрена, что она слыхала о ея существованіи. Онъ былъ очень любезенъ и, отъ природы или отъ воспитанія, человѣкъ крайне вѣжливый, который дамамъ говорилъ комплименты. Правда иногда онъ изумлялъ своихъ слушателей рѣчами, которыя могли бы считаться почти грубыми, еслибъ не говорило ихъ духовное лицо. Лиззи вообразила, что онъ намѣренъ жениться на мисъ Мэкнёльти. И послѣднее его вниманіе, безспорно, доставляло удовольствіе. Вслѣдствіе этихъ соображеній, продолжительное пребываніе въ замкѣ мистера Эмиліуса не возбудило удивленія; но когда въ концѣ ноября лордъ Джорджъ и сэр-Грифинъ уѣхали, и онъ былъ вынужденъ вернуться къ своей паствѣ.
Относительно важнаго вопроса о брилліантахъ Лиззи откровенно высказалась мистрисъ Карбункль въ самое первое время ихъ дружбы -- тотчасъ по заключеніи ихъ торга.
-- Десять тысячъ фунтовъ! воскликнула мистрисъ Карбункль, широко раскрывъ глаза.
Лиззи три раза кивнула головой въ знакъ усиленнаго утвержденія.
-- Развѣ вы думаете, что знаете ихъ настоящую цѣнность?
Дамы въ это время сидѣли запершись и обсуждали много разныхъ вещей въ интимной бесѣдѣ.
-- Мнѣ ихъ оцѣнили ювелиры.
-- Десять тысячъ фунтовъ! И сэр-Флоріанъ подарилъ ихъ вамъ?
-- Онъ мнѣ надѣлъ ихъ на шею и сказалъ, что они мои -- навсегда.
-- Щедрая душа!
-- Ахъ, еслибъ вы знали его! сказала Лиззи, едва коснувшись глазъ носовымъ платкомъ.
-- Надо сознаться. А теперь ихъ требуютъ отъ васъ назадъ? Я нисколько не удивляюсь этому, моя милая. И я бы думала, что человѣкъ не могъ сдѣлать такого значительнаго подарка -- не такъ, по-крайней-мѣрѣ, какъ даютъ вещь цѣною фунтовъ въ сорока или пятьдесятъ.
Мистрисъ Карбункль не устояла противъ искушенія выказать, что она не придавала большого значенія "подарку" въ тридцать-пять фунтовъ, на счетъ котораго состоялся торгъ.
-- Это и утверждаютъ. И, кромѣ того, говорятъ еще много другого. Утверждаютъ, будто это ожерелье -- наслѣдственное имущество.
-- Можетъ быть, это и такъ.
-- Но это не такъ. Мой кузенъ Фрэнкъ, который знаетъ законы болѣе кого-либо въ Лондонѣ, говоритъ, что ожерелье нельзя сдѣлать наслѣдственнымъ. Еслибъ это была брошка или кольцо, то дѣло другое. Я не совсѣмъ это понимаю, однако это положительно.
-- Какая жалость, что сэр-Флоріанъ не упомянулъ о немъ въ своемъ завѣщаніи! замѣтила мистрисъ Карбункль.
-- Но онъ сдѣлалъ это -- хотя не называлъ именно ожерелья.
Тутъ лэди Юстэсъ изложила смыслъ завѣщанія ея покойнаго мужа относительно движимости, находившейся въ замкѣ Портрэ въ то время, когда онъ умеръ, и прибавила вымыселъ, который теперь уже повторяла обыкновенно, что ожерелье подарено ей было въ Шотландіи.
-- Я не отдала бы его, сказала мистристъ Карбункль.
-- Я и не намѣрена, отвѣтила Лиззи.
-- Я бы продала брилліанты, сказала мистрисъ Карбункль.
-- Зачѣмъ?
-- Нельзя знать что можетъ случиться. Женщина должна быть очень богата, чтобъ позволить себѣ расхаживать съ десятью тысячами фунтовъ на плечахъ. Ну какъ воры вломятся въ домъ и украдутъ ихъ? А еслибъ они были проданы, моя милая, и одни попали въ Парижъ, другіе въ Петербургъ, а нѣкоторые еще въ Нью-Йоркъ, повѣреннымъ поневолѣ пришлось бы отказаться отъ своего требованія.
Прежде чѣмъ былъ конченъ разговоръ, Лиззи проворно взбѣжала къ себѣ наверхъ и вернулась съ ожерельемъ, которое надѣла на мистрисъ Карбункль.
-- Я не хотѣла бы держать такой цѣнной вещи у себя въ домѣ, моя милая, продолжала мистрисъ Карбункль.-- Конечно, брилліанты очень красивы. Ничего не можетъ быть красивѣе. И еслибъ имѣть приличное мѣсто, гдѣ хранить ихъ, и тому подобное...
-- У меня крѣпкій желѣзный сундучокъ, сказала Лиззи.
-- Но брилліантамъ слѣдуетъ храниться въ банкѣ, или у ювелировъ, или гдѣ-нибудь -- гдѣ они совершенно безопасны. Пожалуй украдутъ и весь сундучокъ вмѣстѣ съ ними. На вашемъ мѣстѣ я продала бы ихъ.
При этомъ случаѣ мистрисъ Карбункль было сообщено, что Лиззи привезла ихъ съ собою по желѣзной дорогѣ и намѣрена такимъ же способомъ отвезти ихъ обратно въ Лондонъ.
-- Для воровъ ничего не можетъ бытъ легче какъ украсть ихъ на дорогѣ, сказала мистрисъ Карбункль.
Спустя немного дней Лиззи получила по почтѣ какія-то ужасно страшныя бумаги, которыя были первымъ послѣдствіемъ, въ отношеніи къ ней, просьбы поданной на нее въ судъ; -- враждебное дѣйствіе, исполненное благодаря одной энергіи Кэмпердауна, хотя Кэмпердаунъ выставлялъ себя простымъ орудіемъ опекуновъ юстэсовскаго имѣнія. Чрезъ недѣлю Лиззи должна была явиться въ судъ или подвергнуться какой-то предварительной формальности, въ родѣ того, чтобы показать почему, она не хочетъ отдавать брилліантовъ лорду-канцлеру или одному изъ его сатраповъ, вице-канцлеру, или какимъ-нибудь другимъ страшнымъ прислужникамъ. Въ письмѣ своемъ Кэмпердаунъ пояснялъ, что въ Шотландіи прилагаемая бумага не могла быть дѣйствительна относительно ея лично, -- даже еслибъ онъ отправилъ ее съ нарочнымъ; но что она, вѣроятно, отошлетъ ее къ своему повѣренному, который избавитъ ее отъ необходимости показываться публично въ судѣ, явившись вмѣсто нея. Изъ всего этого Лиззи не поняла ни слова. Письмо господъ Кэмпердауновъ и приложенная къ нему бумага сильно пугали ее, хотя вопросъ этотъ обсуждался такъ часто, что она привыкла утверждать, будто подобныя пугала не могутъ имѣть на нее дѣйствія. Она спрашивала Фрэнка, на случай, еслибъ подобнымъ снарядомъ пустили въ нее, можетъ ли она отослать бумаги къ нему. Онъ отвѣтилъ, что они немедленно должны быть вручены ея стряпчему; -- согласно чему она и отправила ихъ къ господамъ Маубрэю и Мопусу съ коротенькой записочкой.
"Лэди Юстэсъ свидѣтельствуетъ почтеніе господамъ Маубрею и Мопусу и посылаетъ полученныя ею бумаги на счетъ брилліантовъ. Брилліанты ея собственные, такъ какъ они подарены были покойнымъ ея мужемъ. Прошу принять надлежащіе мѣры, но мистера Кэмпердауна надо заставить заплатить за всѣ издержки."
Она, безъ сомнѣнія, ласкала себя надеждой, что дальнѣйшихъ дѣйствій по этому дѣлу не будетъ; отъ одного имени вице-канцлера кровь у нея застывала въ жилахъ на нѣсколько часовъ. Въ эти часы она почти была готова бросить ожерелье въ море, въ увѣренности, что еслибъ брилліанты погибли безвозвратно, дѣло прекратится поневолѣ. Но мало-по-малу къ ней вернулась бодрость и она вспомнила слова кузена, который ей говорилъ, что, на сколько онъ могъ судить, ожерелье законно принадлежитъ ей. Конечно, ея кузенъ введенъ былъ въ заблужденіе тѣмъ, что она налгала ему, но за то ложь, которая имѣла дѣйствіе на него, могла имѣть такое же дѣйствіе и на другихъ. Кто могъ доказать, что сэр-Флоріанъ не возилъ съ собою въ Шотландію и не дарилъ ей ожерелья въ этомъ самомъ домѣ, который теперь принадлежалъ ей?
Она сообщила мистрисъ Карбункль о снарядѣ, которымъ метнули въ нее изъ лондонскаго суда, и мистрисъ Карбункль очевидно заключала, что брилліанты все равно какъ бы уже пропали для нея.
-- Тогда вы не можете продать ихъ, я думаю, сказала она.
-- Конечно могу;-- я могла бы продать ихъ завтра. Кто мнѣ запретитъ? Предположимъ, что я отвезла бы ихъ въ Парижъ.
-- Ювелиры подумаютъ, что вы украли ихъ.
-- Я не крала ихъ, возразила Лиззи: -- они вполнѣ моя собственность. Фрэнкъ говоритъ, что никто не можетъ отнять ихъ у меня. Почему же нельзя мужу подарить своей женѣ брилліантовое ожерелье такъ же точно, какъ и брилліантовый перстень? Вотъ чего я постичь не въ состояніи. Что можетъ мужъ подарить женѣ такого, чтобъ потомъ не приставали къ ней подобнымъ образомъ и не мучили бы ее до смерти? Что-жъ касается наслѣдственнаго имущества, то каждый кто смыслитъ сколько-нибудь, долженъ знать, что это не можетъ быть наслѣдственнымъ имуществомъ. Кастрюля или сковорода могутъ быть наслѣдственнымъ имуществомъ -- брилліантовое же ожерелье никогда. Это каждому извѣстно, кто мало-мальски смыслить дѣло.
-- Я увѣрена, что все объяснится, сказала мистрисъ Карбункль, не повѣрившая нисколько въ законъ, провозглашаемый Лиззи, о кастрюлѣ и сковородѣ.
Въ первыхъ числахъ января лордъ Джорджъ и сэр-Грифинъ вернулись въ замокъ, имѣя въ виду возвратится въ Лондонъ въ обществѣ трехъ дамъ. Этотъ планъ отчасти не состоялся вслѣдствіе того обстоятельства, что сэр-Грифину было угодно уѣхать изъ Портрэ двумя днями ранѣе остальныхъ и путешествовать одному. Между Лучиндою и ея женихомъ возникла сильная ссора, и какъ поняла потомъ лэди Юстэсъ, сэр-Грифинъ также поговорилъ крупно съ лордомъ Джорджемъ -- но въ чемъ заключались эти крупныя слова, она никогда не узнала навѣрно. Между мужчинами не было открытаго разрыва, но сэр-Грифинъ высказалъ свое неудовольствіе дамамъ, которыя скорѣе могли терпѣливо вынести его дурное расположеніе духа при настоящихъ обстоятельствахъ, чѣмъ сдѣлалъ бы это лордъ Джорджъ. Когда мужчина выкажетъ себя на столько способнымъ поддаться женской власти, чтобъ возымѣть намѣреніе жениться, дамы много вынесутъ отъ него съ терпѣніемъ. Мистрисъ Карбункль вынесла бы отъ сэр-Грифина все, -- именно теперь, а ради мистрисъ Карбункль даже Лиззи оказывала долготерпѣніе. Нельзя впрочемъ утверждать, чтобъ этотъ Петручіо успѣлъ усмирить свою Своенравную. Лучинда была свирѣпѣе, чѣмъ когда-либо, и отбривала его, ворчала и чуть что не кусала. Сэр-Грифинъ также ворчалъ и говорилъ очень полновѣсныя грубости. Но когда доходило до настоящей ссоры, онъ вдругъ замолкалъ и своимъ безмолвіемъ уступалъ ей.