-- Ну, а ежели она увидитъ, что ошиблась? спросила Лучинда съ жаромъ: -- развѣ не можетъ молодая дѣвушка тоже ошибаться, какъ и старуха? Ея ароматъ не помѣшаетъ ей сдѣлать ошибку и понять, что она ошиблась.
-- Душа моя, подобныя ошибки, какъ ты называешь, всегда происходятъ отъ фантастическихъ мечтаній. Разберемъ эту пьесу. Зачѣмъ дѣвицѣ кокетничать съ женихомъ? Вѣдь не потому же, что она не любитъ его. Нѣтъ, она любитъ его болѣе нежели когда-нибудь.
-- Онъ такъ глупъ, что по-моему она совершенно права, бросивъ его, сказала Лиззи:-- ужъ я-то ни за что бы не вышла за человѣка только потому, что когда-нибудь сказала ему, что буду его женою. Если я пойму, что не люблю его, такъ оставлю его даже предъ алтаремъ. Если пойму, что не люблю его, такъ и послѣ алтаря брошу его. Я оставила бы его во всякое время, когда бы поняла, что не люблю его. Вѣдь это очень легко проповѣдовать объ ароматахъ, но жить съ человѣкомъ, котораго не любишь -- вѣдь это адская жизнь.
-- Душа моя, кого Богъ соединяетъ, тѣмъ не слѣдуетъ разлучаться,-- разлучаться только по тому, что любишь или не любишь.
Мистрисъ Карбункль произнесла это высокопарнымъ тономъ нравственнаго чувства въ ту самую минуту, когда карета остановилась у подъѣзда въ Гертфордской улицѣ. Тутъ онѣ тотчасъ увидали, что двери отворены настежъ, и мистрисъ Карбункль, переходя тротуаръ, замѣтила, что въ передней стоятъ двое полицейскихъ. Лакей былъ съ ними въ театрѣ, но кухарка, служанка и горничная мистрисъ Карбункль находились въ передней съ полицейскими. Мистрисъ Карбункль вскрикнула, а Лиззи, слѣдовавшая какъ-разъ за нею, ухватилась за ея руку; тогда мистрисъ Карбункль повернулась и увидѣла при газовомъ свѣтѣ, что Лиззи поблѣднѣла какъ полотно и что черты ея лица оцѣпенѣли и исказились.
"Слѣдовательно, она все знаетъ, подумала мистрисъ Карбункль.
Лиззи ничего не говорила, но тяжело повисла на рукѣ мистрисъ Карбункль, а Лучинда, замѣтивъ ея изнеможеніе, тотчасъ бросилась поддержать ее. Полицейскій выступилъ впередъ и приложилъ руку къ шляпѣ. Это были не Бёнфитъ и не Гэджеръ. Хотя дамы не замѣтили разницы, но онъ былъ дѣйствительно непохожъ ни на Бёнфита, ни на Гэджера, которые всегда были въ партикулярныхъ платьяхъ, тогда какъ этотъ господинъ былъ въ мундирѣ.
-- Милэди, сказалъ онъ, обращаясь въ мистрисъ Карбункль:-- здѣсь произошло воровство.
-- Воровство! воскликнула мистрисъ Карбункль.
-- Точно такъ, милэди. Всѣ люди ушли со двора -- всѣ кромѣ одной, но и та скрылась. Украдены драгоцѣнности, а также безъ сомнѣнія и деньги, которыя здѣсь оставались. А главное, воры никакъ бы сюда не зашли, еслибъ не знали, за чѣмъ идутъ.
У Лиззи сердце судорожно сжалось, мучительное страданіе уязвило ее; казалось, она не вынесетъ новаго потрясенія, однако ноги еще не отнялись у нея; уцѣпившись за мистрисъ Карбункль, она вошла съ нею въ столовую. Едва ли она сознавала то, что слышала; но она слышала и ей показалось, что о воровствѣ говорилось ясно, какъ о дѣлѣ до нея лично не касающемся. Полицейскіе не сказали, чтобъ нашлись брилліанты, но толковали о какой-то пропажѣ. Она сѣла на стулъ у стѣны и не произносила ни одного слова.
-- Мы были наверху, милэди, и видѣли, что они побывали во многихъ комнатахъ. Одна шкатулка взломана.
Лиззи невольно вскрикнула.
-- Точно такъ, сударыня, продолжалъ полицейскій, обернувшись къ Лиззи:-- а также бюро и уборный столикъ. Ваше сіятельство изволите сказать, что пропало, когда сами посмотрите. Одна изъ горничныхъ скрылась. Это она и должна быть виновница.
Тутъ кухарка стала объясняться. Она съ служанкою и горничною мистрисъ Карбункль только-что вышли со двора, чтобы прогуляться до угла, оставивъ Пэшенсъ Крабстикъ присмотрѣть за домомъ; когда же онѣ вернулись, то оказалось, что ворота были заперты съ внутренней стороны, парадный подъѣздъ тоже запертъ; онѣ стучались-стучались да такъ и не достучались; тогда онѣ обратились за помощью къ полиціи. Полицейскій перелѣзъ чрезъ ворота, отворилъ парадный подъѣздъ и тогда открылось воровство. Впослѣдствіи оказалось, что прислуга отправилась пить чай въ ближайшій трактиръ, по предварительному соглашенію съ Пэшенсъ Крабстикъ, которая взялась караулить домъ. По возвращеніи же онѣ увидали, что Пэшенсъ Крабстикъ скрылась, шкатулка, бюро и уборный столикъ взломаны.
-- При ней былъ опытный воръ, сказалъ полицейскій, продолжавшій обращаться къ мистрисъ Карбункль:-- это видно по тому, какъ вещи взломаны.
-- Я всегда думала, что эта женщина окончательно испорчена, сказала мистрисъ Карбункль въ порывѣ негодованія.
Но Лиззи сидѣла на стулѣ, не произнося ни одного слова, блѣдная какъ полотно, съ страшнымъ выраженіемъ тоски на лицѣ. За эти десять минутъ возвращенія, мистрисъ Карбункль успѣла побывать наверху во всѣхъ комнатахъ, и все въ сопровожденіи двухъ полицейскихъ. Она въ ужасъ пришла, когда увидѣла, что ея бюро и уборный столикъ тоже были взломаны, хотя цѣнность пропавшихъ у нея вещей была очень ничтожна. У нея тоже были брилліанты -- но ея брилліанты были фальшивые, а очень небольшое число настоящихъ драгоцѣнностей, имѣвшихъ нѣкоторую цѣну -- нѣсколько перстней, брошки и еще нѣкоторыя бездѣлицы -- она надѣла на себя, отправляясь въ театръ. У нея было немного денегъ, но она оставила деньги въ гостиной, а туда повидимому воры не заходили. По правдѣ сказать, все имущество мистрисъ Карбункль не стоило того, чтобъ привести въ искушеніе искуснаго и опытнаго вора. Но при такой удобной оказіи оказалось приличнымъ выказать негодованіе, и она могла вознегодовать съ достоинствомъ, потому что воровкой оказалась не ея собственная горничная, а Пэшенсъ Крабстикъ. Полицейскіе ходили вслѣдъ за мистрисъ Карбункль, служанки шли за полицейскими; но Лиззи Юстэсъ не вставала со стула у стѣны.
-- Вы думаете, они много у васъ украли? съ теплымъ сочувствіемъ спросила Лучинда, подходя къ ней.
Лиззи приложила обѣ руки къ сердцу и, задыхаясь, дѣлала усилія, чтобъ заговорить, но не могла.
-- Вѣроятно, все это надѣлала ваша горничная и потомъ скрылась.
Лиззи кивнула головой и старалась улыбнуться. Но ея попытка произвела такое страшное выраженіе на лицѣ, что Лучинда, на что ужъ была не робкаго характера, однако испугалась. Она сѣла рядомъ съ Лиззи, взяла ее за руки и стала утѣшать на сколько могла.
-- Два раза быть обкраденной -- вѣдь это тяжело выносить, говорила она.
Лиззи опять кивнула головой.
-- Надѣюсь однако, что теперь немного у васъ унесли. Не хотите ли со мною пойти наверхъ, тогда увидимъ.
Бѣдное созданіе съ трудомъ поднялось на ноги, но такъ тяжело переводило дыханіе, что Лучинда испугалась, подумавъ, что она умираетъ.
-- Не позвать ли кого на помощь? спросила Лучинда.
Лиззи сдѣлала новое усиліе, чтобъ заговорить, но судорожно задрожала и, поддерживаемая Лучиндой, разразилась потокомъ слезъ.
Слезы видимо облегчили ее и она опять могла играть свою роль.
-- Да, сказала она:-- пойдемте за ними. О, какъ это ужасно! Не правда ли?
-- Невыразимо ужасно; а все же гораздо лучше, что васъ не было дома, когда это случилось. Такъ идемъ?
Онѣ пошли вслѣдъ за другими и на лѣстницѣ Лиззи объяснила, что въ шкатулкѣ, отъ которой ключъ она всегда носила на шеѣ, были всѣ деньги, сколько она имѣла: двѣ десятифунтовыя банковыя асигнаціи, четыре пятифунтовыя и три суверена; всего сорокъ три-фунта. Ея другія драгоцѣнныя вещи -- которыхъ она имѣла много, кромѣ рокового брилліантоваго ожерелья -- лежали въ уборномъ столикѣ. Пэшенсъ, безъ сомнѣнья, провѣдала, что деньги и драгоцѣнности здѣсь находятся. Такъ разговаривая, онѣ взошли наверхъ. Шкатулка взломана, деньги пропали. Пять или шесть перстней, браслетъ вынуты изъ уборнаго столика, который Лиззи забыла запереть. Изъ вещей мистрисъ Карбункль было украдено достаточно, чтобъ составить длинный реэстръ, написанный ея рукою. Въ комнату Лучинды Ронокъ, какъ видно, не заглядывали; скрывшаяся горничная надѣла на себя лучшее свое платье и сапожки на ранту, принадлежавшіе кухаркѣ. Квартальный надзиратель пришелъ въ домъ прежде чѣмъ онѣ легли спать, и опись была составлена. Квартальный выразилъ мнѣніе, что дѣло ведено ловко, но въ тоже время думая, что воры ожидали большей добычи.
-- Они мало хлопочатъ о бумажныхъ деньгахъ, милэди, потому что получаютъ за нихъ очень низкую цѣну отъ тѣхъ, кому сбываютъ ихъ. Три суверена для нихъ гораздо больше значатъ, чѣмъ сорокъ фунтовъ бумажныхъ денегъ.
Квартальный наслышался о брилліантовомъ ожерельѣ и выразилъ сожалѣніе, что бѣдную лэди Юстэсъ преслѣдуетъ несчастье.
-- Все оттого, что попалась такая дрянная горничная, сказала мистрисъ Карбункль.
Квартальный съ намѣреніемъ утѣшить Лиззи замѣтилъ, что очень трудно узнать дѣвушку.
-- Вѣдь всѣ онѣ кажутся такими мягкими какъ масло, а на самомъ дѣлѣ хитры какъ лисицы, и такъ проворны, такъ проворны -- такъ проворны, какъ подмазанная молнія, милэди.
Подобнаго рода дѣла, какъ случившееся въ настоящую пору, всегда быстро сближаютъ людей.
Итакъ, брилліантовое ожерелье, оцѣненное въ десять тысячъ фунтовъ, наконецъ украдено не на шутку! Когда полицейскіе ушли, шумъ утихъ и домъ былъ запертъ, Лиззи ушла въ свою спальню, отказавшись отъ помощи другой горничной вмѣсто негодной Пэшенсъ. Лиззи осматривала шкатулку вмѣстѣ съ двумя своими пріятельницами и полицейскими, и тотчасъ же увидала, что футляра съ ожерельемъ не было. Деньги тоже исчезли къ ея великой радости. Она тотчасъ смекнула, что будь деньги оставлены, то ужъ одно это служило бы уликою, что тутъ была другая болѣе лестная добыча. Но деньги пропали -- она показала настоящую сумму -- и теперь она могла честно и искренно утверждать, что ее обокрали. Но вмѣстѣ съ тѣмъ она потеряла наконецъ свое главное сокровище, и если оно опять найдется, такъ тогда уже она не избѣжитъ опасности. Два раза она отдавала свое ожерелье и не на шутку желала бросить на дно морское, чтобъ только избавиться отъ хлопотъ. Но теперь, когда оно дѣйствительно было похищено у нея, потеря эта показалась ей жестокою. Десять тысячъ фунтовъ стерлинговъ, за которые она вытерпѣла такую борьбу, вынесла столько непріятностей, которые сдѣлались для нея господствующимъ фактомъ ея жизни исчезли, исчезли навѣки для нея! Однако не эта печаль и не это сожалѣніе почти лишили се чувствъ въ столовой. Въ ту минуту она почти не понимала, почти не думала, украдены брилліанты или нѣтъ. Но ее давило предчувствіе, что позоръ съ каждымъ часомъ приближался къ ней. Ея тайна не принадлежала уже ей одной. Одинъ человѣкъ зналъ это и говорилъ ей о ложной присягѣ и пятилѣтнемъ заключеніи. Пэшенсъ тоже должна была это знать, и кто-нибудь