Конечно, въ пылу увлеченія она увѣряла своего кузена Фрэнка, что ни за какія блага въ мірѣ не согласится теперь быть женою лорда Фона; и въ минуту этихъ завѣреній она говорила искренно, насколько это было въ ея характерѣ. Но съ-тѣхъ-поръ обстоятельства сильно измѣнились. Она не питала большой надежды, чтобъ лордомъ Фономъ можно завладѣть, хотя имѣла поводъ предположить, прежде чѣмъ совершилось послѣднее воровство, что лордъ Фонъ, не считаетъ себя совсѣмъ безопаснымъ. При такихъ обстоятельствахъ, она совсѣмъ не желала покинуть Лондонъ, какъ обѣщала своему кузену, и кажется, не очень огорчалась, что несомнѣнная болѣзнь давала ей предлогъ отказаться отъ поѣздки.
И она не на шутку расхворалась. Правда, ея мысль опять работала надъ планами, ею создаваемыми, не безъ надежды благополучно выкарабкаться изъ бѣды; однако она не вдругъ могла оправиться отъ непритворнаго физическаго изнеможенія, которому невольно подчинилась, когда, по возвращеніи изъ театра, узнала о случившейся покражѣ. Были минуты, когда ей казалось, что сердце ея готово разорваться, и тогда она готова была во всемъ признаться Лучиндѣ Ронокъ, еслибъ только отъ страха она не потеряла способности говорить. Когда мистрисъ Карбункль входила по лѣстницѣ съ полицейскимъ, слѣдовавшимъ по ея пятамъ, Лиззи охотно продала бы всѣ свои надежды, замокъ Портрэ, жениховъ, брилліантовое ожерелье, свои доходы, красоту, за малѣйшую увѣренность въ самой скромной безопасности. Съ быстрымъ соображеніемъ, которое было ей присущимъ, она тотчасъ смекнула даже среди своихъ страданій, что воры, укравшіе ея ожерелье, могли скорѣе способствовать къ сохраненію ея тайны, чѣмъ къ непосредственному ея раскрытію. Ни Кэмпердаунъ, ни Бёнфитъ тутъ ни въ чемъ не причастны. Вѣроятно, ея тайна была открыта ея горничною Пэшенсъ Крабстикъ и потому брилліанты пропали. Но деньги тоже были украдены и нѣтъ никакой необходимости разглашать по цѣлому міру, что брилліанты были вмѣстѣ съ ними. Но лордъ Джорджъ зналъ. И тутъ-то ясно предсталъ предъ нею вопросъ: не вслѣдствіе ли ея довѣрія къ лорду Джорджу пропали ея брилліанты? Немудрено, что среди всѣхъ этихъ бѣдъ Лиззи не на шутку заболѣла.
Она томилась желаніемъ видѣть лорда Джорджа, но если вѣрить словамъ мистрисъ Карбункль, лордъ Джорджъ отказывался посѣтить ее. Лиззи не вѣрила мистрисъ Карбункль и, слѣдовательно, находилась во мракѣ неизвѣстности относительно своего корсара. Такъ-какъ она могла имѣть съ нимъ сообщеніе только посредствомъ мистрисъ Карбункль, то и не мудрено, что ему натолковали, будто она не можетъ принять его. Конечно и затрудненій было довольно. Что кузенъ Фрэнкъ приходитъ навѣщать ее больную, лежащую въ постелѣ -- это дѣло очень понятное: именно съ кузеномъ Фрэнкомъ она должна совѣщаться на счетъ настоящихъ ужасныхъ хлопотъ. Тутъ и задумываться ей не для чего было; свѣженькій ночной чепчикъ, да тоненькій носовой платочекъ, обшитый кружевомъ -- и дѣло съ концомъ; развѣ еще прикрыть плечи чѣмъ-нибудь пощеголеватѣе, на случай, еслибъ пришлось привстать съ постели. Онъ могъ проводить большую часть дня въ ея спальнѣ, только бы свободнаго времени у него хватало. Но корсаръ не кузенъ и даже не признанный женихъ. Было затруднительно даже придумать причину ея желанію видѣться съ нимъ, чтобъ заявить это желаніе мистрисъ Карбункль, и единственная причина, на которую она сослалась, тотчасъ представлена была ей какъ именно та, почему онъ не хочетъ посѣщать ее. Она сказала, что желала бы видѣть его, потому что онъ такъ много замѣшанъ въ дѣлѣ этого ужаснаго воровства, а мистрисъ Карбункль на это тутъ же объявила ей, что лордъ Джорджъ не находитъ возможнымъ прійти къ ней именно потому, что имя его такъ часто упоминалось въ связи съ этими брилліантами.
-- Видите ли, моя душечка, сказала мистрисъ Карбункль:-- у него нѣтъ ни одной основательной причины посѣщать васъ больную, лежащую въ постелѣ. Еслибъ ваши отношенія были иныя, какъ я нѣкогда полагала, что будетъ...
Въ голосѣ мистрисъ Карбункль зазвучало нѣчто оскорбительное для уха Лиззи -- нѣчто дававшее подразумѣвать, что всѣмъ надеждамъ конецъ.
-- Очень понятно, что я томлюсь желаніемъ узнать, что онъ думаетъ, сказала Лиззи жалобно:-- его мнѣніемъ я дорожу болѣе, чѣмъ мнѣніемъ всѣхъ на свѣтѣ. А что его имя замѣшано въ это дѣло, такъ вѣдь это только въ шутку.
-- Могу васъ увѣрить, возразила мистрисъ Карбункль:-- что для него это было совсѣмъ не шутка.
Лиззи не смѣла настаивать на своемъ желаніи. Конечно, она болѣе знала въ этомъ дѣлѣ, чѣмъ мистрисъ Карбункль. Тайна хранилась въ ея душѣ -- тайна полночнаго воровства въ Карлейлѣ, которую она открыла лорду Джорджу. О кражѣ въ Лондонѣ она ничего не знала, кромѣ того, что оно совершилось съ помощью коварной Пэшенсъ Крабстикъ. Не имѣлъ-ли лордъ Джорджъ болѣе свѣдѣній относительно этого дѣла, чѣмъ она сама? А если такъ, не оттого ли онъ уклонялся отъ свиданія съ нею?
-- Видите ли, моя душечка, убѣждала ее мистрисъ Карбункль:-- очень странно покажется, что человѣкъ, неимѣющій особенныхъ отношеній къ женщинѣ, навѣщаетъ ее въ спальнѣ.
Лиззи сдѣлала движеніе нетерпѣнья, не скрывшееся подъ одѣяломъ. Такая причина была совсѣмъ ничтожна для нея; она понимала, что и для самой мистрисъ Карбункль она была не менѣе того ничтожна. Какая важность заключалась въ томъ, чтобъ у нея въ спальнѣ былъ одинъ мужчина или другой? Она могла пригласить къ себѣ хоть дюжину докторовъ, лишь стало бы на то охоты, а въ такомъ случаѣ зачѣмъ же ей нельзя принять этого одного человѣка, врачебная сила котораго дѣйствовала бы на нее гораздо цѣлебнѣе?
-- Притомъ же вы желали бы видѣться съ нимъ наединѣ, продолжала мистрисъ Карбункль:-- а разумѣется, это будетъ извѣстно полиціи. Тутъ совсѣмъ ничего нѣтъ удивительнаго, что онъ уклоняется отъ свиданія.
Положеніе, въ которомъ находилась Лиззи, не допускало много возраженій, и свое несогласіе со взглядомъ мистрисъ Карбункль она заявляла дурнымъ расположеніемъ духа и жалобнымъ видомъ.
Фрэнкъ Грейстокъ навѣщалъ ее съ удивительнымъ постоянствомъ, почти ежедневно; отъ него она узнавала о воровствѣ все, что доходило до его свѣдѣнія. Прошло три дня, прошло шесть дней, прошло наконецъ и десять дней, и никто еще не былъ арестованъ. Полиція, по словамъ Фрэнка, не дремала, но дѣйствовала втайнѣ; она или не хотѣла, или не могла ничего сказать. Для него конечно воровство въ Карлейлѣ и совершенное въ Гертфордской улицѣ не имѣли никакой связи. Многіе думали, что воры Гертфордской улицы и воры карлейльскіе не только одни и тѣже, но и даже гнались за одною и тою же добычею, и что наконецъ при вторичномъ нападеніи имѣли успѣхъ. Но Фрэнкъ держался другого мнѣнія. Онъ ни разу и ни на одну минуту не усомнился, что брилліанты были украдены въ Карлейлѣ, и второе воровство объяснялъ предположеніемъ, что успѣхъ перваго поддалъ духу Пэшенсъ Крабстикъ. Желѣзный сундучокъ, безъ сомнѣнія, былъ похищенъ при ея содѣйствіи, и вторичное воровство было уже слѣдствіемъ ея близкихъ сношеній съ ворами, съ которыми она тогда сошлась. Потеря Лиззи при второмъ случаѣ оцѣнялась только фунтами. Таковы были предположенія и догадки Фрэнка Грейстока и, конечно, его теорія была очень утѣшительна для Лиззи.
-- Всѣ думаютъ, что брилліанты попали уже въ Парижъ, сказалъ онъ ей однажды.
-- Ахъ, еслибъ вы только знали, какъ мало я о нихъ забочусь! Мнѣ кажется, что я совсѣмъ забыла о нихъ среди всѣхъ этихъ заботъ и огорченій.
-- Но Кэмпердаунъ-то сильно заботится о нихъ. Я слышалъ, будто онъ говорилъ, что заставитъ васъ поплатиться за нихъ изъ вашего вдовьяго имущества.
-- Разумѣется, это было бы ужасно, сказала Лиззи, которая при этомъ утѣшалась уже мыслью, что все это дѣло воровства можетъ остаться какъ-нибудь въ секретѣ, такъ что она избѣжитъ другого наказанія кромѣ денежной уплаты.
-- Но я увѣренъ, что онъ этого не можетъ сдѣлать, и даже полагаю, что онъ самъ не рѣшится на подобную попытку. Джонъ Юстэсъ не допуститъ до этого. Вѣдь это было бы настоящимъ преслѣдованіемъ.
-- Кэмпердаунъ всегда преслѣдовалъ меня.
-- Я понимаю, что для него очень непріятна потеря такихъ брилліантовъ. Кажется вы, Лиззи, никогда не соображали настоящей цѣнности этого ожерелья.
-- И мнѣ тоже кажется, Фрэнкъ. Что бы тамъ ни было, а ожерелье все-таки остается болѣе ничѣмъ какъ ожерельемъ. Я совсѣмъ не дорожила имъ, но для меня невыносима была мысль, что какой-нибудь Кэмпердаунъ смѣетъ предписывать мнѣ законы. Скажите вы только слово, и я съ радостью отказалась бы отъ него въ ту же минуту.
Фрэнкъ, соображая, что она лежитъ больная, не хотѣлъ противорѣчить ей напоминаніемъ, что напротивъ именно онъ настойчиво, и даже очень настойчиво, совѣтовалъ ей возвратить брилліанты, не смотря на то, что считалъ несправедливымъ притязанія ея противниковъ.
-- Вѣдь я часто говорила вамъ, продолжала Лиззи:-- что мнѣ приходило искушеніе забросить ихъ въ волны морскія. Я говорила искренно. Я предлагала вамъ принять ихъ отъ меня въ подарокъ, и какъ была бы рада, еслибъ вы тогда же развязали меня съ ними!
-- Но вѣдь это было невозможно.
-- Я знаю -- невозможно съ вашей стороны, но съ моей стороны было бы такъ отрадно! Какую пользу они мнѣ приносили? Только два раза я надѣвала ихъ, и то потому только, что этотъ господинъ -- она подразумѣвала лорда Фона -- осмѣлился оспаривать мои права на владѣніе брилліантами. А до того времени я даже не взглянула на нихъ. Неужели вы думаете, что наряжаться въ нихъ или смотрѣть на нихъ доставляло мнѣ какую-нибудь радость? Никогда! Они были истинною напастью для меня. На меня нападали и потому защитить и сохранить свою собственность я считала дѣломъ чести. Но я рада, что они пропали -- истинно рада.
Все это было очень хорошо и не осталось безъ дѣйствія на Фрэнка. Трудно было бы требовать отъ женщины въ такомъ положеніи жертвы, угнетаемой преслѣдованіями, и при такихъ душевныхъ страданіяхъ, чтобъ каждое слово, произнесенное ею, было суровой истиною. Лиззи въ свѣженькомъ ночномъ чепчикѣ, съ носовымъ платкомъ, обшитымъ кружевомъ, блѣдная и съ глазами сверкающими отъ слезъ, была поистинѣ очень мила.