Именно они и спланировали убийство, а лейтенант Освальд Рейнер реализовал этот план с помощью своего русского друга князя Юсупова. Оказывается, гомосексуалист и трансвестит Феликс Юсупов был очень «близок» с тремя офицерами из английской разведки. Степень этой близости, спустя столько лет, достоверно выяснить сложно. Известно, что Рейнер учился вместе с Юсуповым в Оксфордском университете, и там они стали друзьями. Капитан Алли родился в Юсуповском дворце в Москве в 1876 году – его отец был близким другом отца Феликса. Он был одним из британских инженеров, строивших первую российскую железную дорогу между Петербургом и Москвой и по совместительству – шпионом. Что же касается капитана Скейла, то он находился в России с 1912 года и также был другом семьи Юсуповых и резидентом британской спецслужбы. Позднее, уже в эмиграции познакомилась с Феликсом и дочь Джона Скейла. Таким образом, молодой князь Юсупов был дружен сразу с тремя офицерами британской разведки! Им оставалось лишь вложить в его красивую голову нужную мысль…»[155]
И вот царь низложен, а власть в России перешла к Временному правительству. Сразу же возникает вопрос: а что делать с бывшим царем и его семейством? Поначалу они были оставлены под домашним арестом в царской резиденции Александровском дворце в Царском Селе.
4 марта (ст. ст.) 1917 г. Николай II письменно обратился к председателю Временного правительства князю Львову с просьбой разрешить ему с семьей уехать в Англию. Через три дня Львов ответил, что Временное правительство согласно вывезти Романовых в Романов (ныне Мурманск), а оттуда – в Англию. 7 марта министр иностранных дел Временного правительства Милюков встретился с послом Бьюкененом. Стороны обсудили возможность отъезда Николая II в Англию и пришли к согласию.
23 марта царь записал в дневнике: «Ясный день после 2 час. и оттепель. Утром погулял недолго. Разбирался в своих вещах и в книгах и начал откладывать все то, что хочу взять с собой, если придется уезжать в Англию»[156].
Забавно, что сейчас монархисты утверждают, что, мол, император категорически был против отъезда из России. На самом деле он уже вещички складывал.
Несостоятельна и большевистская версия о том, что революционные рабочие и солдаты не допустили выезда царя. В марте 1917 г. влияние большевиков на массы было крайне незначительно, а авторитет Временного правительства еще высок. В самом Романове (Мурманске) стояли британские военные корабли, которые при необходимости могли высадить несколько сот десантников для конвоирования Романовых. Так почему же Николай II не уехал, а принял смерть в подвале дома Ипатьева? Историк Сергей Порохов дает следующее объяснение:
«Премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж, хотя и не принадлежал к роялистам и не симпатизировал российскому императору, положительно ответил на эту просьбу. Он желал одного, чтобы Россия продолжила войну против Германии, и полагал использовать царя в качестве козырной карты, дополнительной меры воздействия на членов Временного правительства, которое в случае непослушания можно было бы объявить нелегитимным. У британского премьера не было сомнений в том, что его действия будут поддержаны Букингемским дворцом. Ведь супруга бывшего русского самодержца Алиса Гессен-Дармштадтская приходилась внучкой английской королеве Виктории, а мать Николая II императрица Мария (Дагмар Дармштадтская) была родной теткой правившего в это время в Англии Георга V.
Вскоре выяснилось, что Ллойд Джордж поспешил. У британского короля «не нашлось» свободного помещения, кроме летней резиденции Балморал в Шотландии, которая как раз весной «непригодна для жилья». Король высказывал сомнения в целесообразности приезда кузена в Лондон, по его указанию личный секретарь лорд Стамфордем пишет министру иностранных дел Артуру Бальфуру: «С каждый днем король все больше тревожится по поводу возможности приезда императора и императрицы в нашу страну. Как вы знаете, с самого начала король полагал, что присутствие императорской семьи, особенно императрицы (немки), вызовет разного рода трудности, и вы, вероятно, понимаете, в какое неловкое положение будет поставлена наша королевская семья, связанная тесными узами с российским императором и императрицей…»
Через несколько дней Бальфур получает очередное послание: «Король Георг просит вас убедить премьер-министра, что, судя по публикациям в печати, английский народ будет возражать против переезда в нашу страну экс-императора и императрицы, что, несомненно, может скомпрометировать короля и королеву».
Наконец, королевский секретарь высказался и в том роде, что дело не столько в опасениях императрицы насчет немцев, сколько в опасениях, что присутствие Ники на английской земле будет способствовать распространению революционной заразы. Король предложил изучить возможность переезда Николая II с семьей во Францию, но видеть его у себя в стране он категорически отказывался»[157].
Британская пропаганда до сих пор гневно обвиняет русских в убийстве своего царя. Немало крокодильих слез пролили по сему поводу члены Ганноверской династии. Кстати, с 1917 г. британские монархи «поменяли вывеску» – теперь, мол, мы не Ганноверская или Саксен-Кобург-Готская, а Виндзорская династия. Виндзор – это замок близь Лондона. Таким манером Романовы-Гольштейн-Готторпы могли называться Царскосельской династией. Смена вывески – желание откреститься от проклятых бошей, но, увы, как ни меняй фамилию, и Эдуард VII, и Николай II были на 99,9 % немцами.
Кстати, в 1917 г. в Англии среди высшей аристократии было модно движение «Повесим кайзера». Эту идею поддерживал и сам Уинстон Черчилль. Речь идет о кайзере Вильгельме II, родном внуке королевы Виктории.
Отказав во въезде Николаю II, король Эдуард VII фактически подписал царю смертный приговор. Ну а кайзера от петли спасли успехи Красной армии в боях с белогвардейцами, националистами и интервентами. В такой ситуации Лондон решил оставить Вильгельма в качестве запасного варианта козыря.
Глава 18. Англичане на Черном море
30 октября 1918 г. в Мудросе на борту английского броненосца «Агамемнон» была подписана капитуляция Турции. Формально она имела вид перемирия.
В первой статье предусматривалось открытие Черноморских проливов для Антанты. Суда Антанты могли свободно проходить в обе стороны и выходить в Черное море.
Из всех положений договора, умышленно сформулированных весьма расплывчато, наибольшую тревогу у турок вызывала статья 7, которая давала победителям право оккупировать «любые стратегически важные пункты в случае возникновения ситуаций, угрожающих безопасности союзников».
Согласно статье 15-й союзникам предоставлялось право занять Батум и Баку. Сразу же после подписания Мудросской капитуляции немцы срочно стали покидать Турцию. Так, например, германский сухопутный отяд, базировавшийся в Дарданеллах.
Сразу же после заключения Мудросского перемирия из состава флотов Антанты была сформирована так называемая Союзная эскадра Эгейского моря. В ее состав вошли: британская группа (2 линкора, 7 крейсеров, 7 мониторов, 6 эсминцев и 2 канонерки), французская (6 линкоров, 4 крейсера, 6 эсминцев и 2 канонерки), итальянская (4 линкора, 2 крейсера, 3 эсминца) и греческая (2 линкора, 1 крейсер, 2 эсминца). Итого 14 линкоров, 14 крейсеров, 11 канонерок и мониторов, 17 эсминцев, а также вспомогательные суда.
Любопытно, что уже на другой день после Мудросского перемирия газета «Таймс» заявила, что доступ в Черное море откроет, наконец, путь к широкой интервенции против Советской России: «Доступ в Проливы даст нам не только власть над Черным морем, но и наилучшую возможность оказывать влияние на русские дела. Пока Черное и Балтийское моря закрыты для нашего флота, наша морская мощь не может оказывать влияния на будущее России. Сибирь, Мурманск в лучшем случае неудобный черный ход. Но когда британский флот находится в Черном море, – открыта парадная дверь. Близкое господство союзников над Черным морем прозвучит похоронным звоном владычеству большевиков в России!»[158]
24 ноября в Севастополь пришел британский легкий крейсер «Кентербери», посланный на разведку. А на следующий день заявилась большая эскадра «тетушки Антанты». Как писал тот же Оболенский, ставший главой губернского земского собрания: «Солнце грело, как весной, зеленовато-синее море ласково шумело легким прибоем Приморского бульвара, с раннего утра наполнившегося густой толпой народа, с волнением ожидавшего приближения эскадры. Я тоже присоединился к этой толпе. Все напряженно смотрели в прозрачную синюю даль. Вдруг толпа заволновалась, кто-то из стоявших на скамейках крикнул – «вот они» и действительно, на горизонте показалась полоска дыма, потом другая, третья… Суда шли в кильватерной колонне. Дредноуты, крейсера, миноносцы… »[159]
Впереди шли британские дредноуты «Суперб» и «Темерер», за ними – французский дредноут Джастис («Justice») и итальянский «Леонардо да Винчи», крейсера «Галатея», «Агордат» и девять эсминцев.
«Толпа кричала «Ура!» и махала шапками. Наконец, свершилось то, чего мы ждали в течение четырех лет войны и двух лет разложения России»[160].
На берег были высажены шестьсот британских морских пехотинцев и 1600 сенегальцев из 75-го французского полка. Англичане строго потребовали, чтобы на всех судах в Севастополе были спущены Андреевские флаги и подняты английские. Однако другие союзники потребовали и свою долю в разделе германских и русских судов.
«Для русского офицерства приход союзников вместо ожидаемой радости, принес много огорчений. Они не учли того, что Россия была дорога Антанте, как сильный союзник, с потерей же силы – Россия потеряла для них всякое значение. В политическом положении союзники не могли разобраться (и сами русские офицеры в этом путались). Становятся понятными все огорчения офицеров группы «Андреевского флага», когда например, французы потребовали разоружения русских подводных лодок. Союзники желали обеспечить себя и только, и поэтому оставить лодки боеспособными было для них рискованно. Англичане так и сделали – они сразу увели суда в Измид – «подальше от греха» как говорится»