– Префект Катон прав, – вмешался Квинтат. – Если мы оставим лагерь, то не сможем взять с собой тех, кто не в силах идти сам.
Валент покраснел, наклонился вперед и постучал по бедру своей закованной в лубки ноги.
– Вам легко так говорить, господин легат. Надеюсь, вы сможете объяснить это нашим раненым.
– Я не брошу командира легиона на расправу врагам. Мы найдем способ взять вас с собой.
Валент не отвел взгляда.
– Спасти меня, в то время как остальных оставят умирать страшной смертью? Я не позволю так себя обесчестить.
– Чепуха, легат! Я думаю о том, какой вред репутации Рима нанесет ваше пленение друидами.
– Верьте мне, господин, я не допущу, чтобы это случилось.
Легаты продолжали сверлить друг друга взглядами, пока не вмешался Катон:
– Господин, могу я кое-что предложить?
Квинтат вновь повернулся к префекту:
– Ну что еще?
– Если мы сможем ускользнуть, враг очень скоро догадается, что произошло, и устремится вслед за нами, как только разберется с оставленными в лагере ранеными. Если мы хотим выиграть немного времени, то будет разумно попытаться некоторое время защищать лагерь, чтобы варвары решили, будто армия все еще в нем.
– Но все, кто останется здесь, погибнут.
Катон задумчиво кивнул:
– Некоторым все равно суждено погибнуть, какое бы решение вы ни приняли. Я предлагаю оставить добровольцев, а если их не хватит, бросить жребий.
– Да? – фыркнул Валент. – И сколько солдат вы хотите оставить, префект Катон?
– Столько, чтобы враг подумал, что вся армия осталась здесь. Пятисот человек будет достаточно, чтобы защищать лагерь в течение нескольких часов или даже больше.
– Пятьсот человек…
– Да, господин легат.
Все в шатре молчали. Наконец, Квинтат зашевелился, расправил плечи и обратился к своим офицерам:
– Как мне представляется, есть лишь один способ спасти максимальное количество людей. Нам необходимо сохранить ядро будущей армии, чтобы завершить дело, начатое мною в этой кампании. Сейчас светит полная луна, однако со стороны гор надвигаются тучи. Армия выступит, когда совсем стемнеет. Каждый командир должен предложить добровольцам выйти вперед и остаться в лагере, чтобы дать возможность остальным уйти в горы. Если добровольцев окажется недостаточно, солдаты будут тянуть жребий, чтобы набрать достаточное количество воинов для обороны лагеря. Я не стану просить офицеров, имеющих звание выше центуриона, участвовать в жребии.
Легат Валент поднял руку и прервал Квинтата, не дожидаясь разрешения высказаться.
– Прошу меня простить, но я считаю, что мы не должны исключать из жребия ни одного офицера – естественно, за исключением вас, господин легат. К тому же нам нельзя допустить, чтобы в руки друидов попал офицер вашего ранга. Я останусь в лагере, чтобы командовать обороной. Это послужит хорошим примером, когда мы начнем собирать добровольцев.
Квинтат немного подумал.
– Хорошо, если вы считаете это правильным.
– Да, именно так я считаю.
– Тогда нам нельзя терять времени. Каждый командир должен рассказать своим солдатам о нашем плане, после чего будем ждать добровольцев. Если людей не хватит, я сообщу каждому офицеру, сколько людей он должен оставить для защиты лагеря. После этого всем легионерам, которые покинут лагерь, следует построиться у южных ворот. Трибун Ливоний отыщет, где именно расположен вход в ущелье, как только мы закончим совещание.
Ливоний выглядел удивленным, но вздохнул и быстро кивнул:
– Да, господин легат. Я его найду.
– У тебя нет другого выбора, трибун. Если ты не справишься, мы все умрем.
Глава 29
Мрачное выражение лица Катона сразу позволило Макрону понять, что у префекта плохие новости.
– Сколько еще он хочет? – спросил центурион.
– По десять солдат от каждой когорты.
– Сверх добровольцев? От нас уже вызвалось пятнадцать человек. И один из них – Портил. Он хороший офицер, но он здесь умрет.
Катон симпатизировал другу, но знал, что приказ Квинтата придется выполнять.
– Еще десять человек, так он сказал. И я сам должен решить, назначить их или бросить жребий.
Макрон наклонил голову, чтобы получше видеть выражение лица друга в мерцающем свете масляной лампы.
– И что ты решил? Если выбирать будешь ты, у нас вполне достаточно плохих солдат и мерзавцев. Так что мы без проблем выделим нужное количество. И спасем лучших.
Катон успел обдумать все эти доводы, пока шел из штаба к палатке Макрона. Было бы естественно оставить в лагере тех, чья потеря в наименьшей степени скажется на боеспособности когорты. Однако тяжесть выбора непосильным бременем легла на его плечи, хотя он и злился на себя из-за такого проявления сентиментальности. Офицерам часто приходится принимать трудные решения, или они вообще не имеют права быть офицерами. Но было что-то невероятно безнравственное в том, чтобы самому назвать имена людей, которые должны погибнуть. Это могло вызвать недовольство среди товарищей тех, кого выберут, и тогда яростный боевой пыл солдат из арьергарда будет подорван. Пусть уж лучше слепая судьба определит, кому жить, а кому умирать.
Особенно трудно придется раненым, которые лежали в палатках рядом со штабом. Каждый из них получил кинжал, и хирурги объяснили им, как лучше всего нанести себе смертельную, но не слишком болезненную рану. Многие были настроены на то, чтобы самим покончить счеты с жизнью, но Катон знал, что некоторым не хватит мужества, и их ждали мучения, которые придумают для них друиды.
– Я выберу тех, кто останется, по жребию, – заявил Катон. – Для «Кровавых воронов». Ты же сам решишь, как поступить со своими людьми.
Макрон склонил голову набок.
– Однако именно ты должен принимать решение, – сказал он.
– Почему?
– Ты префект.
– Верно, – устало кивнул Катон. – Вот почему я прошу тебя сделать выбор. Это твои люди, Макрон. Ты за них отвечаешь. В любом случае легат Валент хочет, чтобы они как можно скорее собрались у штаба.
– Звучит разумно. Я сам с этим разберусь. Пусть все решит жребий.
– Хорошо. Когда мы закончим, я хочу, чтобы арьергард построился и приготовился выступить. Легат приказал оставить половину палаток, чтобы убедить врага в том, что армия все еще в лагере. Это приведет к тому, что солдатам придется сильно потесниться, но тут есть и своя выгода – наш груз уменьшится вдвое. Что позволит съесть освободившихся мулов.
Макрон сухо рассмеялся:
– Во всем есть положительная сторона.
Катон улыбнулся в ответ:
– Встретимся, когда все будет закончено.
Они отсалютовали друг другу, и префект зашагал к своей когорте. Солдаты уже знали, что им предстоит, и выстроились по эскадронам, а декурион Мирон высыпал монеты из ларца с казной когорты в торбу. Сначала он посчитал медные монетки, потом добавил десяток серебряных – почти такого же размера, – после чего хорошенько потряс торбу. Катон подошел к нему и обратился к солдатам:
– У нас нет времени на речи, парни. Вот как все будет. Вы подойдете по очереди и вытащите монетку из мешка. Мы начнем с Харпекса и его парней; последними тянут жребий декурион Мирон и его эскадрон. Я – первый.
Он повернулся к Мирону, и тот протянул ему торбу. Катон засунул руку внутрь, провел пальцами по верхним монетам, вытащил одну из них и поднял так, чтобы ее увидели все.
– Медная! Теперь очередь Харпекса и его людей.
Катон отступил в сторону и позволил декуриону подвести к торбе свой эскадрон. Каждый вытаскивал монетку, ее показывали всем и тут же объявляли результат. Первую серебряную монетку вытащил один из последних солдат эскадрона. Фракиец застыл, потом качнул головой, принимая судьбу, быстро попрощался с товарищами и отошел в сторону, чтобы дождаться остальных. Пять оставшихся эскадронов подходили по очереди, на свет появилось еще несколько серебряных монеток, пока в торбе не осталась только одна – на весь эскадрон Мирона. Каждый из них доставал свою монетку и отходил в сторону.
– Бронза… бронза… бронза…
Катон видел, как растет тревога на лице декуриона, освещенном ярким светом луны. Наконец, остались только Мирон и Траксис, и декурион после некоторых колебаний протянул торбу знаменосцу:
– Ты первый.
Траксис поджал губы, протянул руку, быстро вытащил монету и не смог сдержать вздоха облегчения:
– Бронза!
Мирон с ужасом посмотрел на него, а когда все глаза обратились на него, засунул дрожащую руку в торбу и вытащил последнюю монету так, словно это была ядовитая змея.
– Серебро…
Декурион опустил монетку обратно в торбу, бросил ее на землю и беспомощно посмотрел на Катона, который заставил себя сохранять невозмутимое выражение лица. Затем он повернулся к солдатам, которым достались серебряные монетки:
– Так уж случилось, парни. Но помните, вы служили с «Кровавыми воронами». Когорта будет гордиться вами и помнить вас. Постарайтесь задержать врага как можно дольше и убейте побольше ублюдков. – Он сжал руки каждому из выбранных солдат и повернулся к Мирону: – Прощай, декурион. Для меня было честью служить с тобой.
Мирон открыл рот, чтобы ответить, но не сумел произнести ни слова, сглотнул и заговорил тихим, умоляющим голосом:
– Командир, я вам нужен. Кто будет управлять эскадроном?
– Я сам о них позабочусь.
– Но они нуждаются во мне, господин префект. Мы – товарищи. Без меня они не смогут сражаться так хорошо, как прежде.
– Я уверен, что они постараются оказать тебе честь, декурион. Как и я.
Мирон наклонился вперед и еще сильнее понизил голос:
– Господин командир, я не хочу оставаться. Не хочу умирать. Пожалуйста, не отдавайте мне такого приказа. Скажите Валенту, что вам не хватает людей… Пожалуйста, командир. Пожалуйста…
Катон попытался высвободить руку, но декурион продолжал отчаянно за нее цепляться. Префект почувствовал отвращение к человеку, который настолько поддался страху.
– Возьми себя в руки, – прошипел он. – Прямо сейчас. У тебя были такие же шансы, как у всех, но Фортуна выбрала тебя. Прими ее решение и отведи людей в штаб. Выполняй.