ось спокойно взойти на трон, Яков видел подтверждение политических концепций, которых он всегда придерживался. В конце XVII в. образцом для всех монархов Европы являлся Людовик XIV. Якову представлялось, что для того, чтобы он соответствовал этому образцу, нужны только флот и постоянная армия, хорошо обученная и оснащенная. Вообще военный стиль руководства был ему весьма по душе: Яков сражался под командованием прославленного французского маршала Тюренна и участвовал в кровопролитных морских битвах. Главной своей целью новый король поставил формирование мощных морских и сухопутных сил, всецело зависящих от монарха и, кроме того, лично преданных его особе. От армии Яков ждал многого. Болтливый парламент, горделивая знать, ненавистные виги, англиканский епископат, протестанты различных толков — все тогда будут знать свое место, как только в руках короля окажется испытанное средство привести их к повиновению. Блеск и великолепие французской абсолютной монархии поражали всю Европу. Франция успешно преодолела трудности религиозных и гражданских войн, и французы сплотились под властью великого короля, представляя собой самую могущественную нацию Европы. Разве не достойна Британия занять такое же место, как и Франция, а ее правитель — достичь не меньшего величия, чем Король-Солнце?
Помимо этого, в душе король надеялся, что сможет примирить весь свой народ с католицизмом и. устранить раскол, со времен Реформации разделивший христианский мир.
Яков был твердо убежден, что все христиане в Англии должны относиться друг к другу терпимо, хотя историки до сих пор спорят, только ли к терпимости он стремился. Яков, обратившийся в католицизм в 1669 г., был фанатично предан своей вере и ради нее мог пойти на любые жертвы. Первым и наиболее закономерным шагом к восстановлению позиций прежней веры должно было стать возрождение религиозной терпимости. Яков, став королем, намеревался прежде всего не допустить преследований католиков; затем, желая предотвратить обвинения в пособничестве папизму, заявил о лояльном отношении ко всем диссентерам. Вполне возможно, что таким образом Яков внутренне убеждал себя, что стремится именно к равноправию взглядов, и хотел бы, употребив принадлежащую ему власть, стать отцом единой английской нации, не разделенной религиозными барьерами.
Решительный и упорный, Яков, таким образом, ставил перед собой большие планы.
Протестанты нимало не сомневались, что, обретя верховную власть, он обратит ее на пользу католицизму столь же решительно, как это сделал Людовик XIV: в том же году, когда Яков взошел на трон, король Франции аннулировал Нантский эдикт и окончательно сломил сопротивление гугенотов [157]. В письмах, сохранившихся до наших дней, Яков одобрял действия французского монарха. С другой стороны, в течение своего недолгого правления он всегда действовал в рамках веротерпимости. Его свергли с трона прежде, чем он успел перейти от нее к активным гонениям на протестантов, поэтому невозможно доказать, что он действительно стремился к подавлению силой любого инакомыслия. Сохранилась переписка Якова II с основателем и приором ордена траппистов [158] де Рансе, которую он вел в изгнании. Из нее видно, что бывший король не только сохранил чрезвычайную преданность католической вере, но и выражался о других вероисповеданиях вполне терпимо. Но к тому времени, если бы Яков II все же рискнул вернуться в Англию, в лучшем случае он мог надеяться на терпимое к себе отношение. Если бы в 1685 г. англичане поверили, что Яков, который всегда стремился к абсолютной власти и наконец ее добился, на самом деле намерен создать всем исповеданиям равные условия, то поступили бы очень неразумно. Но никто в стране не обманывался.
После восшествия на престол Якова II события развивались стремительно. Внезапная смерть Карла II резко изменила жизнь герцога Монмута. Последние несколько лет правления Карла герцог жил в Голландии. Он беззаботно проводил время в бесконечной череде праздников и развлечений, наслаждаясь обществом любовницы леди Уэнтворт. Монмут не терял надежд на то, что любящий отец уступит желанию английской нации и все же сделает его наследником престола, который он считал принадлежащим себе по праву рождения. Внезапно все мечты герцога рухнули: он понял, что надеяться на корону больше не может и отныне должен иметь дело со своим дядей, который не преминет расплатиться по старым долгам и притязаний на трон не простит. Вильгельм Оранский с готовностью принял Монмута в Голландии и ни в чем не отказывал ему, но в тот же день, когда в Гаагу пришло известие о смерти Карла, руководствуясь интересами государства, приказал принцу покинуть страну, дав напоследок неплохой совет — отправиться воевать на стороне императора против турок. Но Монмут оказался заложником английских эмигрантов, бежавших в Голландию после раскрытия «Ржаного заговора» против Карла и Якова. «Настало время востребовать свои права, — убеждали они его. — Сейчас или никогда!» Наверное, Монмут не возражал бы против того, чтобы и дальше спокойно жить в Голландии, но эти отчаянные безумцы направили его навстречу иной судьбе. Они все думали о популярности, которой пользовался незаконный сын Карла; перед глазами Монмута вставали толпы народа, восторженно приветствующие его в 1681–1682 гг. Разве вся Англия не поднимется за «нашего возлюбленного протестантского герцога»? Разве не предпочтет она его папистскому королю? Для отправки в Шотландию были подготовлены три суденышка, которые должны были доставить туда маркиза Аргайла, сына того самого Аргайла, который в свое время возглавлял ковенантеров и был казнен в 1661 г. после Реставрации Стюартов, и Р. Рамбольда. Еще трем кораблям, большинство пассажиров которых составляли бежавшие из Англии виги, предстояло перевезти в Англию мятежного герцога.
Яков взошел на трон так же легко, как в свое время Ричард Кромвель. Стремясь воспользоваться всей полнотой королевской власти, он действовал осторожно, и первое же его заявление принесло успокоение охваченной волнением стране. Король сразу же постарался рассеять все подозрения в склонности к мести или деспотическому правлению: «Я часто рисковал своей жизнью, защищая свой народ, и пойду на все, чтобы сохранить в неприкосновенности его права и свободы». Яков заявил, что полон решимости сохранять в неприкосновенности систему управления государством и церковью, установленную законом, оберегать права и прерогативы короны и не нарушать прав собственности. «Законы Англии, — сказал он, — вполне позволяют ее королю быть великим монархом». Ему даже приписывают слова о том, что его религиозные убеждения — это его частное дело. Тем не менее, едва ощутив себя полновластным королем, Яков уже во второе воскресенье после восшествия на трон публично посетил мессу в своей часовне. Герцог Норфолк, несший перед ним символы верховной власти, остановился у двери. «Милорд, — сказал король, — ваш отец пошел бы дальше». «Отец Вашего Величества не зашел бы так далеко», — возразил герцог. Эта публичная демонстрация приверженности католической вере сразу же вызвала беспокойство англиканского духовенства, но в стране, в целом благожелательно воспринявшей заявления нового короля, еще не знали о том, что Яков открыто ходит к мессе. Необходимо было созвать парламент, который утвердил бы выделенные Якову доходы. Палата общин оказалась лояльно настроенной по отношению к королю. Его доходы, с учетом возросших прибылей от торговли, составили 2 миллиона фунтов в год. Протест выразил только сэр Эдвард Сеймур, лидер тори, недовольный нарушениями, имевшими место во время предвыборной кампании. Он предупредил палату о неблагоразумии такого шага и потребовал отложить на некоторое время рассмотрение финансовых вопросов. Приободренный отношением парламента, Яков решил сначала действовать конституционными методами. Он надеялся добиться своих целей с общего согласия. Почти все министры сохранили свои места, Галифакс продолжал оставаться одним из главных лиц в Тайном совете. Все с нетерпением ожидали коронации.
Именно в этот день, 11 июня 1685 г., в Англии после двадцатидневного плавания высадился Монмут. Суденышкам герцога посчастливилось избежать английских кораблей. Они вошли в бухту Лайм, неподалеку от Портлендского мыса. Население встретило Монмута самым теплым образом. Он выпустил заявление, в котором доказывал законность брака его матери и покойного короля, а Якова называл узурпатором, убившим Карла II. Только за один день в его армию записалось полторы тысячи человек. Когда в Уайтхолл прибыл курьер с известием о высадке Монмута и о начавшемся восстании, Яков впервые проявил свою власть. Он не располагал большой армией, но в его распоряжении находились Королевская конная гвардия и полк драгун под командованием проверенного офицера лорда Черчилля, а также два пехотных полка во главе с полковником Керком, выведенные из Танжера. Двор и правящая верхушка сплотились вокруг короля. Парламент поклялся жить и умереть вместе с ним. Монмута лишили всех имущественных и гражданских прав и назначили за его голову вознаграждение.
Парламент проголосовал за выделение Якову дополнительных средств. Был объявлен сбор милиции; почти во всех графствах этот призыв нашел отклик. Во главе королевских войск стал племянник маршала Тюренна Луи Дюра, давно живший в Англии и получивший титул графа Февершэма. Монмут и его сторонники, численностью 6–7 тысяч человек, через Тоутон и Бриджуотер подошли к Бристолю, где перед ними закрыли городские ворота, затем направились к Бату и Фруму и, наконец, через месяц после высадки, вернулись к Бриджуотеру. Черчилль, к которому присоединилась пехота Керка, предпринял форсированный марш и опередил Февершэма, приближаясь к войскам герцога день ото дня; Февершэм вместе с королевской армией тоже был на подходе.
Несмотря на то что простой народ поддержал притязания герцога, несчастный Монмут уже понял, что обречен [159]