319.
Наблюдая за победами российской армии, посол не забывал о главной цели своей миссии. Он предпринимал неоднократные усилия, чтобы сдвинуть переговоры об оборонительном союзе с мертвой точки. «При настоящих обстоятельствах я продолжаю часто напоминать графу Панину об окончательном ответе, которого Англия так давно ожидает от России, – писал он Рошфору, – но упоминаю об этом, хотя с твердостью, однако без всякой настоятельности, ибо, зная, как мало это принесло бы пользы и как много могло бы повредить … Мнения Ее Величества … зависят от настроения ее мыслей, которые вследствие столь необычайных успехов в войне, где, как она полагает, главная тяжесть была перенесена ею одной, весьма легко склоняются к двум идеям». Суть этих идей, пояснял Кэткарт, это, во-первых, ожидание «твердого и прочного мира ныне же или по окончании следующего похода, но без помощи других держав», и, во-вторых, желание «не вступаться далее», чем императрица признает нужным в войне, которая, на ее взгляд, по всей вероятности, вспыхнет в весьма скором времени между другими державами из-за интересов, «не касающихся до нее непосредственным образом». Посол полагал, что каждая из указанных позиций препятствует заключению союза с Великобританией. «Первое из этих мнений отвергает необходимость союза, второе отвергает его своевременность»320.
Сомнения Кэткарта о возможности заключения союзного договора на условиях, предложенных Великобританией, очень скоро подтвердились. Как считала И.Ю. Родзинская, после длительных переговоров, продолжавшихся в Петербурге с осени 1770 до весны 1771 г., английский проект был отклонен321. На взгляд А.Б. Соколова, последнее прямое предложение заключить союз последовало в Петербург от государственного секретаря Рошфора в 1770 г. Историк приводил высказывание британского ученого М. Робертса об изменении ситуации, сложившейся к тому времени в отношениях двух стран. «С точки зрения Екатерины II, теперь имелись гораздо более срочные и важные задачи, чем союз с Англией: мир с Турцией и его условия; подготовка к разделу Польши. Поэтому стало гораздо важнее, как поведут себя Австрия и Пруссия, а союз с Англией может подождать. Ждать пришлось почти четверть века»322. Впрочем, донесения Кэткарта в Лондон в 1771 г. свидетельствовали о том, что вопрос о союзном договоре не был окончательно забыт и время от времени о нем вспоминали обе стороны.
Попытки Великобритании выступить в роли посредницы при заключении мира с Турцией Екатерина II также восприняла негативно. Участие в переговорах позволило бы англичанам контролировать притязания России. Великобритания же усматривала опасность конкуренции для своей торговли со стороны России после ее выхода в Средиземное море. Поэтому любые попытки России получить выход из Черного моря и развивать свое мореплавание в Средиземном море, вызывали возражения британской стороны323. Рошфор писал Кэткарту 30 ноября 1770 г.: «… Не могу … не высказать вам, что мысль, которой держатся в Санкт-Петербурге относительно открытия торговли на Черном море для всех народов, по-видимому, подаст повод к сильным возражениям. Как хорошо известно, … турки с давнего времени не допускали ни одного из европейских народов к участию в этой торговле и все торговые государства Европы соглашались на это исключительное право. Победы, одержанные Россией, конечно, не дают туркам повода ожидать подобной выгоды и рассчитывать на нее в будущем. Цель России при этом проекте, – продолжал Рошфор, – состоит в том, чтобы проложить себе кратчайший путь в Средиземное море, что в случае согласия Порты, являющегося, впрочем, весьма сомнительным, неизбежно возбудило бы зависть тех народов, в чьих руках до тех пор находилась торговля на том море, и по сей вероятности, могло бы внушить на будущее время опасения за их владения, расположенные в этой местности; с другой стороны, … плавание по Черному морю вместе с турками и при исключении всех прочих народов должно послужить для России значительным и прочным увеличением силы и богатства. Улучшение ее владений в этой местности … должно … составить для нее вторую весьма важную цель. Словом, здесь открывается широкое поле для усиления славы и могущества России без всякого посягательства на права других держав, которое, конечно, возбудило бы их беспокойство, чтобы не сказать более»324.
Однако у императрицы имелись собственные планы относительно переговоров о мире с Турцией. В одной из бесед Кэткарта с Паниным, состоявшейся в феврале 1771 г., российский министр сообщил, что императрица «не имеет в виду никаких приобретений, что вознаграждение и обеспечение на будущее время составит цели, которые она будет преследовать при заключении мира; но она еще не вступала и не вступит в предварительные переговоры до тех пор, пока ее честь не будет удовлетворена освобождением Обрезкова … и что по совершении этой меры она согласна и готова выслать уполномоченных для переговоров с уполномоченным Порты с искренним намерением и желанием заключить мир … Двор этот с самого начала относился недоверчиво ко всем посредникам и был весьма сдержан со всеми державами, посредничество которых принимал», заключал дипломат325.
Екатерина II не раз высказывалась против посредничества британцев. Она со всей категоричностью инструктировала Панина: «Берегитесь, чтобы эти вертуны-англичане не вздумали бы навязать вам при первом случае мнимый мир, который вы должны будете отвергнуть. Лучше всего будет просить их не вмешиваться таким горячим образом. Друзья и недруги нам уже завидуют из-за выгод, которые мы можем иметь, и приобретение одной только пяди земли на Черном море совершенно достаточно для возбуждения зависти англичан, которые преследуют в эту минуту мелочные интересы и которые всегда останутся лавочниками»326.
Столь же негативно воспринимала посредничество Великобритании и Турция. Как утверждала И.Ю. Родзинская, турецкое правительство «относилось к Англии с подозрением, обвиняя ее в пособничестве России». И далее историк приводила высказывание министра иностранных дел Турции английскому послу Маррею в начале 1770 года: «Весьма странно, что Англия предлагает свое посредничество Порте, в то время как ее корабли входят в состав русского флота. Имеются все основания опасаться, что ее сочувственная заботливость не более как маска, скрывающая враждебные планы. Пусть Англия без уверток сообщит Порте причину своей благосклонности к России»327.
В начале 1771 г. российская дипломатия начала подготовку к заключению мира с Турцией. Один из документов «под величайшим секретом» был показан Кэткарту неким «приятелем». В депеше от 18 февраля посол извещал Лондон о «черновом условии» пожеланий императрицы. «Имею честь сообщить их вам, милорд, под величайшим секретом, – писал Кэткарт графу Галифаксу, сменившему на посту Рошфора, – они состоят из трех вопросов, а именно: обеспечение против нарушения мира со стороны Турции, вознаграждение и торговые сношения. … Императрица заявляет свои права на Азов и на оказание покровительства народам, живущим между Кавказскими горами и Дагестаном, оставляя прочие страны нейтральными. Она обещает некоторые выгоды для грузинцев и для христиан, подданных Турции … Она предъявляет старинное право на владычество над татарами, уже освободившимися, и над татарами крымскими; но, отказываясь от этого права, настаивает на их независимости под управлением их собственного хана и также настаивает на независимости обоих покоренных княжеств. Относительно второго пункта она желает сумму в виде … вознаграждения … 25 млн. рублей, издержанных в эту войну. Ввиду достижения третьей цели … настаивает на свободной торговле на Черном море и требует для своих кораблей одного из островов в Архипелаге»328.
Последнее требование Екатерины вызвало недовольство ряда европейских государств, в том числе Великобритании. В послании Кэткарту от 5 апреля 1771 г. граф Галифакс заявлял: «Не подлежит сомнению, что даже наиболее дружественные к России европейские державы будут сопротивляться мысли о ее владении одним из островов Архипелага». Он советовал послу донести эту информацию графу Панину «под видом собственного мнения»329. В неофициальной беседе с Паниным посол вновь упомянул, что Англия смотрит на союз с Россией «как на первый и краеугольный камень этого здания, долженствующий своим заключением лечь в основание дальнейшего успеха дела». В ответ российский министр заметил, «что это случится скоро», если англичане того желают так же искренне, как Россия330.
Тем временем британцы не оставляли надежды выступить посредниками при заключении мира России с Турцией. Они были очень обеспокоены тем, что на эту роль могут пригласить Францию или Австрию. Кэткарт извещал Галифакса, что из беседы с Паниным ему удалось выяснить следующее: если Франция пожелает выступить в качестве посредницы при заключении мира, Великобритания этой миссии будет лишена331. Еще большее опасение у англичан вызывала позиция Австрии. В мае 1771 г. стало известно об освобождении из турецкого плена семьи русского министра Обрезкова. Большое участие в этой операции принял австрийский двор. «Обстоятельство это доказывает искренность венского двора и желание турок заключить мир на таких условиях, которые, как им известно от других дворов, императрица согласна им гарантировать, – извещал Кэткарт Галифакса, – ибо честь ее, оскорбленная заключением ее министра, ныне удовлетворена его освобождением»