Т. Л.) на память, и он … не понимает … что своими усилиями лишить нас права, неоспоримо принадлежащего всякому народу во время войны, он наносит существенный вред торговле своей страны»486.
Между тем российские купцы из Риги подписали меморандум императрице и президенту российской Коллегии по делам торговли, жалуясь на плохое обращение со стороны британцев с их судами. Гаррис, сделав копию с меморандума, передал документ через Потемкина императрице и от него узнал, что Екатерина II не придала ему никакого значения. В действительности, императрица не только обратила внимание на данную проблему, но и выступила в защиту своих коммерсантов. 8 ноября 1779 г. рескрипт был вручен российскому послу в Лондоне И.М. Симолину. «Не столько удивляет нас в настоящем случае наглость каперов по известному их своевольству и корыстолюбию, – говорилось в рескрипте, – сколько медленность, буде не самая потачка аглинских адмиралтейских судов, когда они в деле правом и явно основанном на договорах торжественного трактата так долго медлят с одной стороны удовлетворить обиде наших подданных, а с другой наказать виновников оной». Симолину предписывалось «учинить лондонскому двору сильнейшее представление в пользу помянутых рижских купцов, требуя: 1) чтобы они в их справедливом иске совершенно и достаточно как наискорее удовлетворены были; 2) чтобы арматоры, их обидевшие и беззаконно прикоснувшиеся к флагу и собственности наших подданных, были за то наказаны; 3) чтобы аглинским адмиралтейским судам единожды навсегда точное и крепкое повеление дано было впредь не волочить так долго судом и расправой дел и жалоб наших подданных и чтобы напоследок: 4) для отвращения и упреждения на будущее время самого зла всему королевскому флоту и всем партикулярным арматорам … строжайше предписано было не останавливать навигации и торговли наших подданных как на их собственных, так и на нейтральных судах»487. На незаконность действий английских каперов указывалось и в ноте, переданной Гаррису 6 ноября 1779 г.
19 декабря 1779 г. Стормонт принял российского посла Симолина и заверил его в дружеском расположении короля к России и его стремлении соблюдать условия договора. Стормонт, однако, хитрил, поскольку решение адмиралтейского суда о продаже судна и товаров адмиралтейству не соотносились со статьями англо-российского договора 1765 г. С другой стороны, требование России, как признавала И. де Мадариага, также выходило за рамки договора. Россия имела право требовать выгоды на основе принципа «свободные корабли – свободные товары» только для своих собственных судов. В данном случае российские товары перевозились на иностранном судне, а потому не подпадали под действие договора488. Возможно, поэтому Стормонт не обратил внимания на протест со стороны России и попросил Гарриса держать его в курсе дела, предоставив российской стороне, если потребуется, необходимые аргументы.
Получив инструкции от Стормонта, Гаррис изложил свои доводы Панину в меморандуме 31 декабря 1779 г. В нем, в частности, говорилось: король «намерен исполнить в величайшей точности обязательства, выраженные в трактате 1765 г., и … ничего так не желает, как дать усиленные доказательства своего расположения … и более упрочивать доброе согласие, существующее между обоими дворами … Императрица может быть уверена, что плавание ее подданных не будет ни прервано, ни остановлено кораблями Великобритании»489. Судя по всему, Георг III не желал обострения отношений с Россией и пытался сгладить возникший конфликт, чтобы тот не повлиял на заключение оборонительного союза.
В январе 1780 г. до Екатерины дошла информация о том, что российское судно «Конкордия», нагруженное зерном для Марселя, было остановлено испанцами и приведено в Кадис. В этой связи российскому послу в Мадриде С.С. Зиновьеву была направлена реляция с приказом немедленно добиться освобождения всех судов, задержанных в Кадисе, на которых находился груз, принадлежавший российским подданным. Если же Испания будет чинить помехи, то Зиновьеву поручалось потребовать компенсацию. 17 февраля 1780 г. произошел новый инцидент с захватом российского судна испанскими властями в Кадисе. Императрица решила, что настал момент действовать. Не советуясь ни с Советом, ни с Паниным 19 февраля она подготовила указ коллегии Адмиралтейства о немедленном вооружении эскадры из 15 линейных судов и 5 фрегатов. Указ держался в секрете не только от Панина, но и от всех иностранных послов, за исключением Гарриса. Посол узнал о нем 22 февраля от Потемкина. При этом князь утверждал, что эта мера в интересах Британии, но англичанин не мог понять, в чем же заключалась выгода для Англии. 25 февраля 1780 г. императрица приказала графу Панину подготовить указ, в котором излагала министру иностранных дел причины, на основании которых отдала распоряжение вооружить часть своего флота.
Главная цель императрицы заключалась в том, чтобы убедить нейтральные государства, не участвующие на тот момент в войнах, объединиться с Россией в подготовке декларации о принципах свободной торговли. Екатерина решила направить два вооруженных судна и два фрегата патрулировать Северное море и приказала Панину предложить Швеции и Дании сделать то же самое. Кроме того, Панин должен был довести до сведения иностранных послов при российском дворе, а также российских послов как нейтральных, так и воюющих государств информацию о новой политике России на море. Об этом Гаррис извещал официальный Лондон в депеше от 28 февраля 1780 г. «Я только что узнал, – писал он, – что письма к русским министрам при иностранных дворах с целью предписать им заключение общей лиги для защиты нейтральной торговли, были разосланы по почте … а формальная декларация, которая отправится с курьерами … вчера представлялась на одобрение императрицы. Она адресована ко всем нейтральным морским державам и … исчисляет все неудобства, которые терпела их общая торговля со времени открытия враждебных действий между Англией, с одной стороны, и Францией, и Испанией, с другой». Русская императрица решила прибегнуть к более действительным мерам, продолжал Гаррис, и «приглашает различные дворы соединиться с ней в деле, столь нужным для поддержания их взаимной чести и для безопасности их торговли»490.
Хотя Гаррис не одобрял решения императрицы, однако он полагал, что ее план направлен лишь против Испании и преследует исключительно коммерческие цели. Он считал, что действия Екатерины II не затронут интересы Британии, более того, могут оказаться полезными в деле о заключении союза. «Если при таковых обстоятельствах Испания даст высокомерный ответ, а мы, как я того добивался, окажем особое внимание кораблям под русским флагом, – писал Гаррис М. Эдену в Копенгаген, – то весьма вероятно, что настоящее вооружение окончится союзом с нами»491.
Между тем дипломатические приготовления подошли к концу. 27 февраля 1780 г. императрица издала Декларацию о вооруженном нейтралитете, адресованную лондонскому, версальскому и мадридскому дворам. Заметим, что в международном праве вооруженный нейтралитет объявляется нейтральной державой или группой нейтральных держав о состоянии готовности защищать свою морскую торговлю от воюющих на море государств с помощью вооружённых сил, к примеру, путем конвоирования нейтральных торговых судов военными кораблями. Таким образом союз нейтральных держав преследовал своей целью защиту судоходства нейтральных государств.
Как мы видим, Екатерина II выступила инициатором объединения северных нейтральных стран (Швеция, Голландия, Дания) с тем, чтобы оказать сопротивление нападению английского флота на их торговые суда. Еще в 1778 г. Россия предложила сообща охранять торговые суда, направлявшиеся в русские порты. Весной 1779 г. Россия, Дания и Швеция, не вступая в формальный союз, направили воюющим странам (Великобритании, Франции и Испании) декларации о мерах, предпринятых ими для защиты нейтральной торговли.
Текст Декларации полностью приведен в сборнике документов «Русские дипломатические агенты в Лондоне в XVIII веке», изданном В.Н. Александренко в 1897 г. Остановимся на основных положениях документа.
Прежде всего, императрица напомнила, что за время войны, которая велась против Высокой Порты, она сумела ясно выразить «чувства правды, справедливости и умеренности» и представила «столь очевидные доказательства своего внимания к праву нейтралитета и свободе общей торговли», что может сослаться в этом на свидетельства всей Европы. Екатерина полагала, что ее политика могла внушать другим государствам «полную уверенность, что подданные ее будут мирно пользоваться плодами своей промышленности и принадлежащими каждой нейтральной нации преимуществами». Однако произошло противоположное: даже «должное к предписаниям универсального права народов уважение» не могло обеспечить ее подданных «от беспокойств, коим они часто подвергались в судоходстве и от препятствий их операциям со стороны воюющих держав». Екатерина II полагала, что подобные «затруднения», причиняемые «свободе общей торговли и торговли русской в частности», таковы, что должны обратить на себя внимание и всех нейтральных наций. Посему императрица считает своей обязанностью и «сочла за долг справедливости» изложить пред лицом Европы те начала, которыми будет руководствоваться, чтобы устранить всякое недоразумение. Она находит, что эти начала «всякая нация может справедливо требовать для себя и что державы воюющие не могут их отменить, не нарушив законов нейтралитета и не отрекшись от правил, формально принятых ими в разных трактатах и публичных обязательствах»492.
Основные положения Декларации сводились к следующему:
– корабли нейтральных государств должны «свободно плавать от одной пристани к другой и у берегов воюющих наций»;