раняет им их торговые суда для перевозки войск и снабжает их всем нужным для постройки судов военных; кроме того, нейтралитет смешивает наших друзей с нашими врагами, и его же употребляют для достижения целей совершенно различных от того, что вызвало его появление»516. Императрица в ответ раздраженно упрекала британцев: «Вы вредите моей торговле, вы останавливаете мои корабли. В моих глазах это имеет огромное значение. Торговля это мое дитя, – как же вы хотите, чтобы я не сердилась? … Оставьте в покое мою торговлю, не задерживайте мои немногочисленные суда … Я бы желала, чтобы мой народ сделался промышленным»517. Гаррис пытался оправдываться, уверяя Екатерину, что его правительство сделает все для охраны российских судов. В то же время он продолжал настаивать на соблюдении условий Парижского мира, опасаясь, что в силу вооруженного нейтралитета все народы начнут пользоваться привилегиями, которые не принадлежат им.
Подводя итоги своей беседы с Екатериной II, Гаррис констатировал: «Что касается до ее нейтрального союза, она от него не откажется; она слишком горда, чтобы сознаться в ошибке … Она видит, до какой степени несправедливы последствия этого союза для других народов и какие неудобства могут возникнуть от него для нее самой. Она теперь желает только найти предлог, чтобы уничтожить последствия нейтралитета»518. Посол предлагал своему шефу «подделываться» под характер императрицы, льстить ей, допустить свободный проход ее кораблям, что позволит, на его взгляд, сделать ее «искренним и усердным» другом Англии. Однако лорд Стормонт в ответной депеше заявил Гаррису, что вовсе не разделяет его надежд519. И действительно, Екатерина II продолжала активно продвигать свою Декларацию о вооруженном нейтралитете.
Как бы ни старались англичане очернить задуманный Екатериной II вооруженный нейтралитет, он все больше привлекал внимание правителей других государств. Вслед за Голландией 8 мая 1781 г. к нему присоединилась Пруссия. В сентябре 1781 г. с просьбой о включении в нейтральную Лигу выступил Иосиф II. По этому поводу Гаррис писал в Лондон: «Все это … наводит на мысль, что Ее Императорское Величество решилась возвести эту странную, но любимую ею меру на степень постоянного закона, сохраняющего силу и в мирное время, для чего она намеревается насильно навязать этот закон даже … тем державам, которые сами по себе вовсе бы не были расположены ему подчиняться»520. Дипломат недоумевал, почему императрица с таким упорством держится за эту «дикую систему», на которую ею уже истрачено больше, чем можно было получить от обычного нейтралитета, однако не считал нужным пытаться разубедить Екатерину II в ее заблуждении.
Между тем европейские державы отнюдь не считали Декларацию о вооруженном нейтралитете «заблуждением». После Австрии 13 июля 1782 г. к нему присоединилась Португалия, а 10 февраля 1783 г. – Королевство обеих Сицилий. Франция, Испания и США также признали принципы вооруженного нейтралитета, хотя формально к нему не присоединились. По сути дела, из крупных морских держав лишь Великобритания не признала Декларацию о вооруженном нейтралитете.
Противодействие Великобритании принципам вооруженного нейтралитета и продолжающиеся отдельные попытки англичан задержания российских судов вызвали со стороны Екатерины II охлаждение в отношениях с британским послом. В депеше от 9 ноября 1781 г. Гаррис сетовал на то, что с некоторых пор императрица стала заметно отличать его противников – министров Франции и Пруссии, к которым относилось прежде весьма прохладно.
В своих депешах в Лондон посол неоднократно возвращался к теме, связанной с вооруженным нейтралитетом. Императрица, на его взгляд, стремилась «обратить» правила вооруженного нейтралитета во всеобщие законы, однако, считал дипломат, она ошиблась при составлении этого проекта. «Гордость помешала ей тотчас же от него отказаться, – полагал Гаррис, – а с тех пор тщеславие и непомерная лесть укоренили его в ее уме»521. Дипломат полагал, что если бы англичане с самого начала или отвергли, или приняли вооруженный нейтралитет по отношению к одной России, то он «остался бы без всякого значения». Теперь же слишком поздно. Гаррис считал, что за «простое удовлетворение фантазии» императрицы вряд ли стоило платить дорогую цену, признавая нейтральную конвенцию.
Как бы то ни было, но идея создания Лиги нейтральных государств, инициированная Екатериной II, постепенно воплощалась в жизнь. Как отмечал известный британский ученый М. Андерсон, создание «вооруженного нейтралитета», хотя и нежеланного для англичан, способствовало усилению величия и могущества России, которого не видела Британия со времен Полтавы. Одержав блистательные военные и морские победы и приобретя новые территории, Екатерина, казалось, «сама себя короновала своими достижениями и сделалась арбитром в Европе». Пресса и общественное мнение Британии осуждали правительство за то, что оно позволило России сделаться морской державой. Журнал «Scots Magazine» писал: «Великобритания, первая морская держава в мире должна стыдиться за то, что на протяжении нескольких лет она принимает законы от империи, которая на памяти многих, ныне живущих, училась у нее строить корабли и управлять ими»522.
Вместе с тем возросший статус России как европейской державы в правление Екатерины II вызвал у многих британцев восхищение. Пресса писала о быстром росте и значительном усилении величия России. В то же время усиление позиций России на международной арене, вызванное победой в Русско-турецкой войне, завоеванием Крыма, посреднической ролью в войне Великобритании с Голландией, наконец признанием доктрины вооруженного нейтралитета рядом стран не могли не вызвать раздражения «естественной союзницы» Великобритании. Россию англичане стали рассматривать как державу, которая представляла для них угрозу. И действительно, вооруженный нейтралитет Екатерины II в определенной мере подорвал морское могущество Великобритании. Не удивительно, что британская дипломатия потратила столько сил, чтобы повлиять на российскую императрицу, заставив ее отказаться от своего «детища». Однако все было напрасно. Первый в истории вооруженный нейтралитет, инициированный Екатериной II, распался естественным путем после заключения воюющими державами Версальского мирного договора в 1783 г., поскольку необходимость в нем попросту отпала.
Следует признать, что для своего времени провозглашение вооруженного нейтралитета имело большое международное значение. Как утверждали современные историки, с его помощью «устанавливались твердые правовые начала, защищавшие морскую торговлю нейтральных стран во время войны»523. Провозглашение Декларации о вооруженном нейтралитете и образование затем Лиги нейтральных государств сыграли важную роль в международных отношениях последней трети XVIII века. И главная заслуга в том принадлежала российской императрице Екатерине II.
Глава девятая«Территориальный подкуп» как инструмент давления британской дипломатии на российскую императрицу в переговорном процессе
Мог ли остров Менорка стать российским?
В октябре 1780 г. лорд Стормонт наказал Гаррису поинтересоваться, не может ли Англия предложить императрице какую-нибудь «уступку», «достойную ее честолюбия», которая побудила бы ее вступить в союз с Великобританией. Такую «уступку» англичане нашли в испанском острове Менорка.
По условиям Утрехтского мирного договора (1713 г.), завершившего Войну за испанское наследство, остров Менорку в Средиземном море удерживала за собой Великобритания. Во время Семилетней войны в июне 1756 г. французский флот занял остров. Обещая вернуть Менорку Испании, французы надеялись тем самым привлечь испанцев к войне против Великобритании. Эскадра адмирала Бинга попыталась отбить остров у французов, но потерпела поражение. По условиям Парижского мира остров Менорка вновь отошел Испании524.
Как отмечала И. де Мадариага, Стормонт поставил перед Гаррисом задачу убедить Россию напасть на остров, который был плохо защищен и потому требовалась небольшая сила, чтобы овладеть им. На его взгляд, владение Меноркой в качестве порта на Средиземном море выгодно России. Стормонт добавлял, что Великобритания поддержит действия русских. Он полагал, что если план представить Екатерине, она его одобрит, поскольку еще Петр Великий мечтал об этом. Но когда Гаррис собрался ознакомить императрицу с планом, она вместе с Потемкиным находились в Могилеве, где вели переговоры с Иосифом II по поводу создания нейтральной Лиги на Балтике. Время было неподходящим для плана Стормонта, и посол его не озвучил.
Однако идея добиться союза с Россией через территориальный подкуп прочно поселилась в голове Стормонта. Этому способствовали также муссировавшиеся слухи о том, что Франция была готова предоставить России Пуэрто-Рико или Тринидад за приглашение в Лигу. Министр предложил Гаррису также подумать, что можно было бы предложить из владений Великобритании Екатерине II, что усилило бы коммерческую и морскую мощь России. Взамен императрица, как ожидалось, должна была заключить союз с Британией и оказать ей помощь вооруженными силами против Франции, Испании и восставших колоний525.
Впервые о затее Стормонта Гаррис заговорил с Потемкиным в декабре 1780 г. Во время одной из бесед с князем посол стал рассуждать о том, что в случае необходимости Великобритания может делать уступки «естественным друзьям», чтобы побудить их к более деятельным мерам. Потемкин, как сообщал лорду Стормонту Гаррис, «с живостью» ухватился за эту мысль и поинтересовался, что конкретно англичане могли бы предложить России. Посол начал распространяться об обширных владениях англичан в Америке, в Ост-Индии, полагая, что императрице «что-нибудь из этого» может приглянуться. Рассуждая подобным образом, Гаррис в то же время был уверен: наградить императрицу следует той частью британских владений, которую она выберет при условии, что эта мера доставит прочный мир. Посол был убежден в умеренности запросов императрицы, и к тому же считал, что подобная уступка повлечет за собой «лишь перемену повелителей, а польза и выгода владений, хотя и перешедших в руки императрицы, остались бы в руках Англии»