я, однако положение российской императрицы ему представляется сложным, поскольку в данный момент Россия выступает посредницей в переговорном процессе о мире с воюющими державами – Великобританией и Голландией, а значит, не может заключать какие-либо союзы.
Неопределенность в переговорном процессе и нерешительность Генеральных штатов, по-видимому, в конце концов, исчерпали чашу терпения Екатерины II. Она решила в случае отказа Голландии принять предлагаемые англичанами меры применить вооруженную силу. Для этой цели императрица отменила выступление своего флота для плаванья по Средиземному и Северному морям и приказала всем кораблям, годным к службе, приготовиться к вооруженным действиям. Об этой новости, представлявшей собой «весьма важную тайну», Гаррис узнал от своего «друга» князя Потемкина и секретаря А.А. Безбородко. Чтобы не подставить своих информаторов, посол просил Фокса делать вид «ничего не знающего» об этом секретном плане императрицы. Сам же он отправился в Царское Село, чтобы повидаться с князем Потемкиным и узнать подробности готовящегося предприятия.
В это время князь Потемкин был в отъезде, но по возвращении, хотя уже была полночь, прислал послу «краткую, но выразительную записку»: «Да здравствует Великобритания и Родней!583 Я только что приехал, любезный Гаррис. … Приходите ко мне сейчас же!» Гаррис не заставил себя долго ждать, и «через минуту» уже был в покоях князя. Собеседники провели вместе «большую часть ночи» и часть дня. За это время Потемкин не раз отправлялся к императрице и возвращался от нее «в самом веселом расположении духа». Он неоднократно повторял заверения Екатерины в своей благосклонности к Англии, «уважении и одобрении, которые она питала к ее министрам», а также выражал свое восхищение одержанными победами британцами «с такой восторженной радостью», как будто сам был англичанином.
Примечательно, что в своей депеше в Лондон от 10 июня 1782 г. Гаррис ограничился лишь отдельными, незначащими деталями разговора с Потемкиным. Более содержательной оказалась беседа посла с секретарем Безбородко, о чем он информировал свое руководство. «Цель у меня была та же, но средства, мною употребленные, были весьма различны, – писал Гаррис. – Теперь я говорил с доверенным слугой императрицы, а не с могущественным другом, возвышенный и ясный гений которого не подчиняется условным правилам обыкновенной министерской конференции»584. В разговоре с Безбородко Гаррис попытался убедить его в том, что виновницей препятствий к мирному договору с Голландией является Франция. В Амстердаме вспыхнули беспорядки, отмечал посол, их участники «горячо желали примирения с Англией», однако их удерживают угрозы Франции: они опасаются за участь своих владений, находящихся в руках этого государства. В заключение беседы Гаррис выразил надежду на то, что императрица употребит «самые энергические» действия, чтобы добиться желаемой цели,Трудно сказать, о каких действиях шла речь. Не пытался ли посол внушить императрице мысль о необходимости вооруженного вмешательства в конфликт враждующих сторон? Как бы то ни было, секретарь обещал все сказанное Гаррисом передать Екатерине II.
В одной из депеш Гаррис известил мистера Фокса о перехваченном российскими властями письме голландского посланника, в котором тот «весьма непочтительно» отзывался об императрице и высказывал пожелание препятствовать заключению отдельного мира. Реакция Екатерины была незамедлительной. Она потребовала немедленного отзыва посла и воспрепятствовала его свадьбе. Впрочем, Гаррис ожидал более решительных действий со стороны императрицы.
Гаррис с осуждением и даже с раздражением отзывался о политике императрицы в деле посредничества в переговорном процессе англичан с Голландией. Посол критиковал Екатерину за ее отказ пойти на решительные меры (читай вооруженное вмешательство) в отношении Голландии. «Дело это теперь окончено, и отдельный мир с голландцами уже невозможен», с горечью констатировал дипломат585.
Нам представляется, что нежелание Екатерины II далее участвовать в посредничестве в мирных переговорах двух государств повлияло в целом на российско-голландские отношения. Как сообщал Гаррис в депеше от 4 ноября 1782 г., голландцы отказали императрице в ее просьбе о займе в 6 млн или увеличении уже существующего долга. Причины отказа, по словам посла, публично высказанные «голландскими капиталистами», были «унизительными и обидными» для императрицы. «Поведение амстердамцев возбуждает ее негодование, оскорбляет ее гордость, – продолжал Гаррис, – внушает ей опасение насчет того, чтобы кредит ее империи не был подорван тем грубым их уверением, что богатства и средства России лишь воображаемы и далеко непрочны»586.
В это же время неожиданное развитие получила идея прусского короля заключить союз не трех, но четырех держав: России, Дании, Англии и Пруссии. Фридрих II писал своему послу Герцу: «Я желаю весьма искренно союза с Англией и совершенно одобряю ваши попытки дать ход этому делу … Но я нисколько не одобряю мысли о заключении этого союза без предварительного участия России … потому что если она (императрица – Т.Л.) не присоединится к этому союзу, он окажется бесполезным»587. И далее король приводил аргументы в пользу заключения именно союза четырех государств: Великобритания будет пользоваться одновременно помощью всего датского флота и части русского, а сам он не будет опасаться объединенной силы версальского и венского дворов. Впрочем, Фридрих II выражал сомнения в том, что «эта система не совсем совпадает с союзным вмешательством, которым занята Ее Императорское Величество». Однако он был уверен, что стоит только императрице объяснить всю важность этой меры и указать, «до какой степени эта роль будет выше той, которую она исполняет в настоящую минуту», и она без сомнений согласится принять участие в подобном союзе.
В это время в кабинете министров Великобритании произошли перемены: премьер-министром стал лорд Шельбурн, мистер Фокс вышел в отставку, а его пост перешел к лорду Грантаму. В одном из своих посланий Гаррису лорд Шельбурн еще раз напомнил послу, что цель британцев – мир с Голландией на «благоразумных условиях», в противном случае Великобритания готова продолжать войну «со всевозможной силой». Лорд Шельбурн прекрасно понимал, что от Екатерины II зависит решение вопроса о заключении мира или продолжении войны, поэтому он настоятельно советовал послу «стараться поддержать дружбу, доверие и уважение императрицы».
Гаррис известил российских министров о том, что перемены в кабинете министров Великобритании не отразятся на отношениях с Российской империей. В то же время он сообщил в Лондон, что императрица потеряла интерес к переговорам о мире, и «нет никакой надежды на энергические с ее стороны меры против Голландии». Мысли Екатерины, полагал посол, были теперь направлены на подготовку к новой войне с Турцией.
В преддверии новой войны с Турцией. Вопрос о Крыме
Возможной причиной для готовящейся войны могли послужить события в Крыму летом 1782 г. В депеше от 16 августа Гаррис упоминал о «беспорядках» в Крыму и о реакции на них Екатерины II. «Императрица сначала придала этим смутам большое значение, – писал дипломат, – считая их вызванными тайным влиянием иностранных держав и, узнав о них, стала приготовлять свою армию в размерах, которые бы были слишком велики для одних татар». В то же время она обратилась к австрийскому императору с просьбой о помощи, «как в силу их тайного союза, так и на основании их частной дружбы». Иосиф II отвечал, что не только «был готов служить ей по долгу союзника, но что она могла распоряжаться всеми средствами, которыми он обладает»588.
Анализируя добытые сведения о переписке императрицы и императора Австрии, Гаррис пришел к выводу, что Екатерина II вместо того, чтобы опасаться войны с Турцией «стала пламенно ее желать». Объяснение тому он усматривал в планах императрицы основать Восточную империю и стремлении Иосифа II приобрести Боснию, Сербию и другие части Османской империи, граничащие с Венгрией. Таким образом, считал Гаррис, намерения императрицы и императора имели общее основание и вели к подготовке войны с Турцией. Этому же способствовали «крымские смуты», угрожавшие «весьма серьезными последствиями». На взгляд дипломата, война с Турцией была весьма вероятной, и ему казалось, что «императрица ее желает». Она надеется на помощь императора Австрии, но посол был уверен в том, что Иосиф II, получив Боснию и Сербию, «отступится от дела», предоставив Екатерине II справляться с основанием Восточной империи собственными силами. Тогда-то, на его взгляд, произойдет разрыв их союза.
Между тем, императрица все больше внимание уделяла событиям в Крыму. Осенью 1782 г. в Крым отправился князь Потемкин. Гаррис повидался с ним после возвращения из путешествия, которым тот остался «чрезвычайно доволен». В разговоре Потемкин поведал послу, что отстроенный им город Херсон удобен лишь для торговли, но не для военных целей. Рассказал он также о своей встрече со свергнутым ханом на границе с Крымом. По мнению Гарриса, князь был весьма плохого мнения о нем. Однако, как бы то ни было, Потемкин обещал «утвердить» императрицу в ее намерениях, и таким образом, заключал дипломат, меры, нужные для их исполнения, «деятельно подвигаются».
Гаррис сознавал, что далеко не все так прекрасно, как хотелось бы, и в чем заверял его князь Потемкин. В письме лорду Монстюарту от 14 октября 1782 г. посол с горечью констатировал: «Мои усилия расположить императрицу в нашу пользу оказались тщетными». Одной из причин тому Гаррис считал «антипатию», которую императрица испытывала к последнему кабинету министров Великобритании. Она упрекала английских министров в недостатке патриотизма, и даже в измене родине. «Всякое их действие заслуживало ее осуждения, всякое их предложение было ею отвергаемо, как хитрость, и наконец, их поведение приписывала она все обстоятельства войны», заключал дипломат