Планы императрицы относительно увеличения территории своей империи, на взгляд Гарриса, сделались более умеренными по сравнению с теми, которые «первоначально были начертаны ее воображением». Столкнувшись с рядом трудностей: отсутствием обещанной поддержки со стороны австрийского императора; нехваткой финансовых средств (голландцы выделили заем в 400 тыс. вместо ожидаемых 6 млн), Екатерина заколебалась в решении вопроса, сохранить ли ей весь Крым или удовлетвориться владением залива и его окрестностей. Однако князь Потемкин, как извещал свое руководство Гаррис, сопротивляется подобным проявлениям «умеренности» в императрице и не жалел никаких усилий для того, чтобы «возбудить ее честолюбие, называя ее колебание робостью и действием минутного нервного расстройства». Сам князь не только не допускает, чтобы императрица уклонилась от первоначального плана, но простирает «свои виды» до полного изгнания турок из Европы, расширения границ России «далеко за Дунай», основания зависящей от нее республики, в состав которой вошли бы Греция, Македония, Фракия, Пелопоннес и остатки Оттоманской империи. Подобный план своего друга Гаррис счел «диким и неудобоисполнимым»600.
В одном из последних писем Гарриса, отправленных в Лондон, извещалось о приезде в Петербург курьера из Вены. Как стало известно британскому послу, он привез «самые точные и многочисленные карты турецких границ и крепостей». И, как предполагал Гаррис, вместе с картами у курьера с собой имелся план раздела Оттоманской империи, начертанный самим императором Австрии. Этот план императрица не сообщила никому, кроме князя Потемкина. Естественно, что о нем очень быстро стало известно британскому послу. «Белград, с одной стороны, а Очаков, с другой, вероятно, послужат первыми предметами раздела, если только императрица примет этот план», рассуждал Гаррис601. Однако он не был уверен в решимости императрицы согласиться с предложением Иосифа II.
В одной из депеш Гаррис остановился на подготовке России к войне с Турцией. «Миролюбивые и смиренные ответы Порты, конечно, не произведут никакой перемены благоприятной для турок, – писал он 18 января 1783 г., – и послужат только к усилению алчности и к возбуждению честолюбия обоих (России и Австрии – Т.Л.) императорских союзников»602. «Здесь приготовления, как военные, так и морские, усердно подвигаются», – продолжал Гаррис. Дипломат уверял, что «начальствовать великой армией» будет князь Потемкин. Именно он возглавит осаду Очакова и «вторжение» в Бессарабию. Во главе «наблюдательной армии», расположенной на границах Польши, встанет Румянцев. Резервный корпус возглавит князь Репнин. Каждое из подразделений армии насчитывает от 35 до 40 тыс. человек. На западном берегу Каспийского моря расположится корпус генерала Павла Потемкина, а вблизи Кубани – корпус генерала Суворова. По информации, полученной Гаррисом, в июне из Херсона и Петербурга выйдут по 10 кораблей, которые должны будут объединиться с пятью судами, находящимися в Средиземном море. 8 или 9 кораблей, годных к службе, останутся в Кронштадте. Вместе с 50 галерами их будет достаточно, чтобы «удержать в почтении шведов». Как видно, дипломат был неплохо информирован о состоянии военных и морских сил России в преддверии войны с Турцией.
В январе 1783 г. Гаррис отправил письмо лорду Грантаму, в котором сообщал о своей беседе с князем Потемкиным, в которой тот сетовал на доктрину императрицы о вооруженном нейтралитете. «Он жаловался мне, – писал Гаррис, – как тяжело отразится на них вредные последствия новой нейтральной Лиги с тех пор, как у них флот в Средиземном море». Подобная эскадра, на взгляд Потемкина, окажется совершенно бесполезной, потому что маловероятно, чтобы турецкий флот «отважился на битву». В то же время нейтральный флаг может прикрывать всякую торговлю, а потому «нельзя рассчитывать ни на добычу, ни на остановку судов, пробирающихся в Архипелаг … чем бы ни были они нагружены»603. Выслушав сетования Потемкина, Гаррис попенял ему, что давно это понял и не раз просил донести свои резоны императрице. На это князь отвечал, что в России «к рассудку никогда не обращаются, лишь бы были польщены страсти».
В конце января 1783 г. Гаррис получил известие о подписании в Версале предварительных условий мира между Великобританией, Францией и Испанией. Однако это событие, на его взгляд, не вызвало никакой реакции со стороны императрицы и ее министров, и даже его «друг» князь Потемкин в разговоре с послом старался избегать этого предмета, насколько возможно. В то же время Гарриса удивило, что никакого упоминания о вмешательстве или о вооруженном нейтралитете не было слышно. Анализируя сложившуюся ситуацию после подписания мира в Версале, дипломат пришел к выводу, что не следует поддерживать Россию в случае ее войны с Турцией. «Северные державы не оказали нам помощи в нашей войне, – могут ли … они ожидать, что мы вмешаемся в войну, возникающую для них? – писал Гаррис лорду Грантаму. – Если мечтательные надежды императрицы насчет основания Восточной империи восторжествуют, я не понимаю, к чему их поддерживать нам … Я советую не спешить с подобными мерами … Зачем нам за них вступаться?»604 Как видно, «естественный союзник» Великобритания была готова отказать в помощи России заранее, еще до того, как началась война с Турцией.
Между тем, императрица озаботилась недостатком опытных морских офицеров на своих судах и решила пригласить на их должности англичан. Как извещал свое руководство Гаррис 17 февраля 1783 г., из Петербурга в Лондон был направлен курьер с предписанием послу Симолину «испытать адмирала Роднея и употребить всевозможные средства к тому, чтобы убедить его вступить в русскую службу». В случае же его отказа, надлежало уговорить адмирала Гуда или командора Эллиота, или кого-нибудь другого «между офицерами высокого чина и известной репутации». Если же кто-либо из британских офицеров согласится на предложение российской стороны, то Симолину следовало немедленно обратиться к Его Величеству королю с просьбой о том, чтобы им было позволено служить императрице. Российский посол должен был также пригласить на службу офицеров низших чинов, и «не щадить никаких усилий для того, чтобы их уговорить»605.
В феврале 1783 г. Гаррис столкнулся с «американской проблемой», занимавшей одно из важных мест в российско-британских отношениях во второй половине XVIII в. Американский агент Ф. Дена, находившийся в России около двух лет, прислал вице-канцлеру копию с полномочий, которые были даны ему Американскими Соединенными Штатами, чтобы представлять государство в ранге министра при дворе императрицы. Подобное известие не на шутку взволновало британского посла. Гаррис тотчас отправился к князю Потемкину и Безбородко, чтобы высказать все, что он думал по этому поводу. Конечно, Америка сделалась независимым государством, заявлял посол, и потому может иметь те же права на привилегии и на внимание, как и другие страны. Но приятно ли будет британской нации видеть, продолжал Гаррис, что Россия, которую она «привыкла считать естественной своей союзницей и державой, соединенной с Англией самыми тесными узами политической дружбы и политических интересов, первая между всеми европейскими дворами … принимает американского посланника и вступает в сношения с американским народом». Посол заметил, что пока не произошел обмен ратификациями окончательного трактата, независимость Америки не может быть признана состоявшейся, а потому вести переговоры с американским министром до публичного объявления этого события было бы «действием слишком поспешным, если не несправедливым». И хотя оба собеседника согласились с доводами Гарриса, однако этого ему показалось недостаточно. Он стал убеждать Потемкина довести до императрицы свои аргументы, главным из которых был отказ в помощи в случае необходимости со стороны Великобритании, если она примет предложение американских властей. Князь прислушался к доводам Гарриса и переговорил с Екатериной. По-видимому, Потемкин был действительно убедителен, если после беседы с ним императрица отказалась принять мистера Дена до тех пор, пока договор Великобритании с Америкой не будет ратифицирован. Таким образом, можно считать, что британский посол сумел одержать победу в заочном поединке с императрицей в деле решения «американского вопроса».
В депеше от 23 апреля 1783 г. Гаррис сообщал мистеру Фоксу, заменившему на посту министра иностранных дел лорда Грантама, о том, что «обширные планы» императорских дворов России и Австрии по поводу Оттоманской империи «отложены в сторону». Император изобразил в «столь сильных красках» ту опасность, которой он может подвергнуться со стороны Пруссии и Франции, что императрица, хотя и неохотно, была вынуждена принять его доводы «за основательные извинения его отказа содействовать исполнению ее любимого плана». Тем не менее, этот план она заменила другим: занять и присоединить к владениям Российской империи весь Крым и часть Кубанской области. После исполнения задуманного императрица намеревалась представить Порте манифест, в котором упрекала турок в нарушении статьи Кючук-Кайнарджийского мира, признающего независимость татар. Кроме того, Екатерина напоминала, что империя понесла большие финансовые затраты и хлопоты. Принимая все это во внимание, императрица решила обратиться к единственной мере для прекращения споров – принять на себя управление обеими странами. «Если турки согласны на эту меру, – продолжал Гаррис, – тогда между обеими империями не останется более предмета к несогласию, и явится возможность установить прочный и постоянный мир; в противном случае она решилась … поддержать начатое ею дело с оружием в руках»606