618. По возвращении на родину король ожидал от посла «подробного и полного письменного отчета» обо всем, что тот заметит при дворе императрицы, «о способностях и образе мыслей ее министров, об их интересах, взаимных отношениях и несогласиях, об их расположении к иностранным государям и государствам», а также «все вообще подробности, могущие нам дать правильное понятие о ходе дел в этом государстве»619.
Надо сказать, что подобные поручения монарха послу о сборе разведданных в стране пребывания, не отличались оригинальностью: Георг III практически дословно повторял рекомендации своих предшественников, к примеру, королевы Анны Стюарт620. Неудивительно, что британские дипломаты, следуя наставлениям монархов, часто совмещали свою профессиональную деятельность с разведывательной621.
Задания по сбору разведданных, полученные от короля, послы исполняли усердно. В их донесениях содержалась информация о высокопоставленных сановниках, приближенных к императрице, их пристрастиях и слабостях; о самой Екатерине II, о расстановке политических сил при дворе, а также о состоянии армии и флота России.
Граф Джон Бэкингэмшир, останавливаясь на характеристике России, подчеркивал, что внутреннее положение страны представлялось ему в виде «огромной массы горючих материалов с поджигателями на каждом углу»622. Чем объяснялась подобная характеристика российского государства? На взгляд дипломата, прежде всего плохим его управлением. «Внутреннее состояние здешнего правительства представляет величайший беспорядок, и Сенат издает резолюции, которые отменяются на следующий же день. Общее выражение удовлетворения и радости исчезло; а многие даже открыто высказывают неодобрение действий двора, – докладывал Бэкингэмшир в Лондон в марте 1763 г. – Императрица ежедневно оказывает (Григорию) Орлову новые знаки своего расположения, предпочтение ее к нему так решительно, что им оскорбляются многие лица, считающие за собой по своему сану, положению и способностям более прав на милости императрицы»623. Финансовое положение страны находится в упадке. Долги не уплачены, «огромные суммы денег ежедневно дарятся или даются взаймы лицам, которые никогда их не внесут».
14 июня 1763 г. Бэкингэмшир отправил в Лондон депешу с пометой «весьма секретно». «Казна императрицы в полном истощении, даже фонд Адмиралтейства, который до сих пор был неприкосновенным, теперь растрачен … Я должен передать вам, что есть основания опасаться волнений»624. И далее посол добавлял: каждая отрасль управления имеет номинального главу, но дела не делаются почти нигде. Планы императрицы многочисленны и обширны, но совсем не соответствуют средствам, которые она может употребить. Образ жизни самой Екатерины представляет собой «смешение пустейших развлечений и усиленного занятия делами», которые ни к чему не приводят625. Ко всему прочему, среди придворных зреет недовольство усилением позиций Григория Орлова. В Москве даже начались волнения. До посла доходили слухи, будто бы княгиня Е.Р. Дашкова «возбуждала и поощряла всех недовольных настоящим правительством». Лица, замешанные в беспорядках, уверяли, что их цель состояла в удалении Орлова от «той особой милости, которой он пользуется». На него смотрят «как на временщика», все питают к нему вражду, «особенно люди, участвовавшие вместе с ним в последней революции (дворцовый переворот 1762 года – Т.Л.) и считающие свои заслуги выше его».
Волнения в Москве, как сообщал Бэкингэмшир, в ходе которых гвардейцы «вызывали великого князя», не на шутку испугали императрицу. Посол высказывал предположение: когда великий князь Павел Петрович достигнет совершеннолетия, его попытаются возвести на престол, и «ревность матери его будет справедливо возбуждена». Кроме того, Екатерине II хорошо известно, что «отличие к иностранцам и к их обычаям погубило покойного императора и лишило его престола». Императрица хорошо сознает, что «главный ее недостаток в глазах народа то, что она иностранка, и потому считает своей обязанностью крепко держаться предрассудков русских, между которыми многие готовы бы были употребить все зависящие от них средства для полного изгнания иностранцев из своего государства»626. Судя по всему, ксенофобия в российском обществе, возникшая во времена Ивана Грозного, усилившаяся в правление Петра I и Анны Иоанновны, не исчезла и при Екатерине II627.
Как видно из сказанного, внутреннее положение Российской империи в первые годы правления Екатерины II оставалось довольно сложным, и императрице и ее правительству понадобилось приложить немало усилий, чтобы вывести страну из кризисного состояния.
Спустя 7 лет, в конце декабря 1770 г. посол Кэткарт направил в Лондон обстоятельный доклад о состоянии дел в России. «Императрица, – говорилось в докладе, – по-видимому, не сознает действительной опасности, в которой находятся ее дела, ибо она слишком обнадежена и успокоена прошедшими успехами, имеет лишь незначительную помощь со стороны своих министров, слишком много берет на себя и по разным причинам весьма часто отвлекается от занятий». Далее Кэткарт пояснял, в чем заключалось плохое управление Российской империей. «Все дела, как иностранные, так и домашние находятся в пренебрежении … Императрица стареет, великий князь приближается к совершеннолетию, а между тем не принимают никаких мер для того, чтобы не дать ему сбросить с себя роль ребенка, заявить права наследника»628. Ничего не делается также для решения внешнеполитических задач, продолжал дипломат, в том числе в отношении союза с Англией.
В своем докладе Кэткарт сообщал о «бесконечных расходах» императрицы на содержание флота. Он подчеркивал, что правительство не в состоянии получить какие-либо средства путем займов за границей или внутри государства через увеличение налогов, поскольку, на его взгляд, «бедные и средние классы были бы раздавлены, прежде чем богатые начали … страдать; для правительства опасно раздражать богатых. Казна еще не совершенно истощена, но весьма обеднела. Дела банка в беспорядке»629.
Серьезный просчет в управлении империей Кэткарт усматривал в недостатке людей «способных, сведущих и честных». «Зависть и ненависть к иностранцам», неспособность ко всем делам, как гражданским, так и военным, отсутствие согласия и доверия, а также «недостаток той деятельности и энергии, которые в других странах побуждают людей недовольных высказывать свое недовольство, противодействовать мерам, ими осуждаемым, и отделяться от лиц, рассматриваемых ими врагами государства», все это характеризует российских чиновников, заключал посол630.
Завершая характеристику столь безрадостного состояния дел в России, Кэткарт высказывал предположение о возможных переменах в государстве (читай: очередном дворцовом перевороте) в результате которых граф Алексей Орлов «представляется самым вероятным орудием для того, чтобы оказать своей родине важную услугу или причинить ей большой вред … Репутация, влияние на императрицу и поддержка братьев … призывают его к деятельности»631.
Исчерпывающий доклад посла о России произвел впечатление на Георга III, и он поручил передать Кэткарту свою благодарность. «Его Величество одобряет Ваш образ действий, – сообщал послу госсекретарь, – и весьма доволен тем усердием, вниманием, деятельностью и искусством, которые так очевидны из хода переписки Вашего превосходительства, а особенно заметны в вышеупомянутой и весьма интересной депеше Вашей, где вы рисуете такую яркую, подробную, но в тоже время унылую картину настоящего положения русского двора и империи»632.
Очевидно, положение в стране в начале 1770-х годов было действительно сложным, если недоброжелатели и откровенные противники императрицы подумывали об отстранении ее от власти. «Низкие люди … имели в виду … свергнуть императрицу с престола под тем предлогом, что ей была вручена корона лишь на время малолетства сына, и возвести великого князя, – сообщал Кэткарт 2 августа 1771 г. – Как только узнали, что великий князь болен и, как полагают, в опасности, народ испугался, стал подозревать, что его отравили, причем обвинялись весьма высокопоставленные лица. В эту минуту императрица … сознала всю опасность последствий, с которыми была бы сопряжена смерть законного наследника. Народ был бы приведен в бешенство». Когда же выяснилось, что опасность миновала, стали распространяться слухи о том, что великий князь находится на положении государственного пленника. В гвардии началось волнение, многие гвардейские офицеры жаловались, что ежедневно «ожидают быть вызванными и в таком случае не знают, на что решиться и кому повиноваться». Кэткарт полагал, что подобные события свидетельствовали об «усилении привязанности» к великому князю, и, следовательно, укреплению влияния его наставника графа Панина. Впрочем, считал он, пока Панин остается первым министром императрицы, нельзя опасаться, чтобы он стал поддерживать какие бы то ни было действия, направленные ей во вред. Однако, продолжал Кэткарт, «из этих семян могут рано или поздно развиться большие бедствия, если только великая монархиня не решится своевременно на меру, к которой она по великодушию своему была бы способна». Для этого, полагал посол, потребовалось бы избавиться от «опеки» семейства Орловых, чему она, ест