еликокняжеская чета навестила графа Панина и 20 минут провела с императрицей. «Из всего, что я мог узнать, – писал Гаррис, – я заключил, что они также недовольны приемом, им оказанным, как императрица сожалеет об их возвращении, и взаимное неудовольствие, преобладающее с обеих сторон, вероятно, произведет неприятные сцены»897. Ухудшению отношений Екатерины с великокняжеской четой могло способствовать также то обстоятельство, что во время путешествия они «сделали огромный долг», который невозможно скрыть от императрицы. И это еще больше усилит, полагал Гаррис, то раздражение и ту «неестественную вражду», которые существуют между ними898.
Не исключено, что немалую часть долга составили расходы на наряды великой княгини. Возвращаясь из Европы, писал Гаррис, она привезла с собой не менее 200 сундуков, «наполненных газом, лентами и другой подобной дрянью»899. Заметим, что приведенные послом сведения вызвали сомнения у автора комментариев к его корреспонденции, который утверждал, что «государыня Мария Федоровна, напротив, и сама не любила тратиться на наряды, и не допускала к тому окружающих ее лиц»900.
Как бы то ни было, но после возвращения из заграничного путешествия поведение великого князя и великой княгини претерпело изменения. «Они ведут почти уединенный образ жизни, – свидетельствовал Гаррис, – исключили из своего общества всех своих прежних любимцев и, по-видимому, хотят впредь руководиться в своих поступках одной только волей императрицы». Задаваясь вопросом, чем объяснялась подобная перемена в поведении великокняжеской четы, дипломат высказывал предположение, что, во-первых, они нашли графа Панина «слишком ослабевшим», чтобы он мог поддержать их или дать совет; а, во-вторых, они убедились, что почти все лица, которые их сопровождали во время путешествия, «их выдали». Однако решающим стало известие о намерении императрицы устранить великого князя от наследства, передав престол своему старшему внуку. Впрочем, продолжал Гаррис, какими бы причинами не были вызваны перемены, но поведение великокняжеской четы сделалось «благоразумным и основательным». Однако, это не изменило отношения к супругам со стороны императрицы. Она «так сильно предубеждена против них, что их поведение нисколько не встречает с ее стороны того одобрения, которого бы заслуживало. Теперь она называет их сдержанными, молчаливыми и рассерженными, говорит, что их испортили заграничные связи и … теперь они уже не могут вернуться к обычаям своей страны. Словом, – заключал Гаррис, – она заранее решила, что будет ими недовольна, а потому угодить ей уже невозможно»901.
Справедливости ради стоит отметить, что при всем сложном характере отношений Екатерины с сыном она не скупилась в расходах на его содержание и те прихоти, к которым великий князь был привязан. Как отмечал польский ученый К. Валишевский, Павел получал 175 тыс. руб. в год для себя и 75 тыс. руб. для своей жены, не считая денег, отпускаемых на его двор. Таким образом, заключал исследователь, с материальной стороны Павел «был обставлен очень прилично». Тем не менее, великий князь постоянно нуждался в деньгах и, чтобы раздобыть их, прибегал даже к «таким постыдным средствам, как соглашение с поставщиками императрицы». Ученый объяснял это тем, что управляющий нагло обворовывал Павла, бедные родственники Марии Фёдоровны его обирали, и сам он разорялся на бесполезные постройки и тратил безумные деньги на свою дорогую и смешную игрушку, – гатчинскую армию902.
Министры и приближенные Екатерины II
Немало страниц в корреспонденции послов было отведено характеристикам первых лиц в правительстве Екатерины – министрам Бестужеву, Панину, Потемкину, Безбородко и др. Канцлер Алексей Петрович Бестужев, возвращенный императрицей из ссылки в 1762 г., удостоился краткой характеристики Бэкингэмшира. На взгляд дипломата, он имел «манеры аристократа, но если когда-нибудь отличался способностями, они, должно быть сильно притупились, и он так ослабел морально и физически, что положительно неспособен к той усиленной деятельности, которой требует его положение. Я уверен, – продолжал посол, – что он не питает искренней дружбы к Англии и, если образ его действий будет нам благоприятен, руководить им будет в таком случае не лично его к нам расположение, а благоразумие или воля его государыни … Бестужев стар… Если в настоящую минуту он еще способен к занятию делами, это не может быть продолжительно»903.
Совсем иную характеристику Бэкингэмшир дал другому влиятельному министру при дворе Екатерины – главе внешнеполитического ведомства Н.И. Панину.
Выдающийся государственный деятель екатерининской эпохи Никита Иванович Панин возглавлял ведомство внешней политики в период с 1762 по 1783 гг. Он являлся автором системы так называемого «Северного Союза», или «Северного Аккорда». Цель этой системы Панин усматривал в возвышении престижа и значения России через создание союза северных держав для противодействия агрессивным планам Бурбонской и Габсбургской династий. В 1771–1772 гг. усилилось противостояние между партиями Панина и Орловых. Когда Павел Петрович вступил в брак, Панин сумел сохранить свое влияние на его супругу. Екатерина была очень недовольна подобным вмешательством Панина в её семейные дела и, воспользовавшись женитьбой Павла, упразднила должность его воспитателя. Вместе с тем она щедро вознаградила Панина, и в 1773 г. он стал первым в истории действительным тайным советником 1-го класса, что соответствовало чину государственного канцлера.
После смерти первой жены Павла и его женитьбы на Марии Федоровне Панин сумел сохранить своё влияние на молодой двор. Этим он пользовался, чтобы сохранить за собой прежнее положение и отстоять союз с Пруссией, срок которому истекал в 1777 г. Воспитанный Паниным Павел являлся страстным поклонником Фридриха II. Когда же после Тешенского мира 1779 года, прекращавшего действие договора между Австрией и Пруссией, Екатерина II окончательно склонилась на сторону Австрии, Панину пришлось вступить в борьбу с влиянием Иосифа II. Император сумел сблизиться с великокняжеской четой, предложив выдать сестру Марии Фёдоровны за своего племянника, наследника австрийского престола. Екатерина была очень недовольна происками Панина против этого брака; об опале его ходили слухи уже в начале 1781 года. В мае того же года Панин удалился в пожалованное ему имение Дугино, но в сентябре вернулся в Петербург и пытался препятствовать заграничной поездке Павла, которая должна была повлечь за собой ещё большее сближение молодого двора с Иосифом II. По возвращении молодой четы из-за границы, отношение Павла к Панину несколько изменилось к худшему.
Граф Панин являлся одним из образованнейших людей своего времени, чем, по отзывам иностранных послов, «походил скорее на немца»; Екатерина называла его «энциклопедией». Он интересовался самыми разнообразными вопросами в сфере государственного управления, был знаком со многими классическими философскими произведениями904.
Бэкингэмшир обратил внимание на то, что Панин пользовался особым доверием императрицы. Не случайно, именно ему она поручила воспитание «рассудительного не по летам» цесаревича Павла. Как утверждал Бэкингэмшир, Панин относится к своим обязанностям очень ответственно: наблюдает за воспитанием великого князя, почти везде его сопровождает, обедает вместе с ним и даже «помещается с ним в одной комнате». На взгляд дипломата, Панин «кажется способнее всех русских министров для занятия первой роли». Бэкингэмшир обратил внимание на то, что императрица порой оказывается в затруднении, кому из министров отдать предпочтение в решении наиболее сложных дел – Бестужеву или Панину, хотя и уважает последнего как человека «более честного и независимого». В одном из донесений госсекретарю Бэкингэмшир высказывал свои соображения по поводу роли Панина в управлении государством. «Я вовсе не удивлюсь, если он скоро будет назначен первым министром», – писал дипломат и далее заключал: «Ни о ком во всем государстве не отзываются с такой высокой похвалой, как о нем и, конечно, способности его выше и сведения гораздо обширнее, чем у канцлера»905.
Бэкингэмшир обратил внимание на соперничество Панина с Бестужевым. Все иностранные министры пребывают в недоумении, поскольку не знают, кого считать «истинным министром» в России. «После императрицы Панин первым просматривает иностранную корреспонденцию, которая от него переходит к Бестужеву, – сообщал посол в Лондон, – они противоречат один другому и всем остальным; каждый из них имеет достаточно влияния, чтобы удержать Ее Императорское Величество в нерешительности, но никто из них не может убедить ее принять то или другое решение». Сам посол считал Панина «благородным и честным» человеком и высказывал сожаление по поводу его возможной отставки. По-видимому, личность Панина и его поведение настолько импонировали британскому послу, что даже тот факт, что французы, якобы, «склонили» его на сторону своих интересов, не изменил благоприятного суждения об этом вельможе906.
В своих мемуарах дипломат касался проекта Панина о Северной системе. Эта система была направлена на то, чтобы «уравновесить грозный союз» Австрийского дома с домом Бурбонов путем объединения Англии, России, Голландии, Пруссии, Швеции и Дании. Поэтому Панин вынужден был проявлять «величайшую неприязнь» к французам и австрийцам, которые, на его взгляд, стремятся отстранить его от власти.
Примечательно, что Бэкингэмшир обращал внимание на особые отношения Панина с княгиней Екатериной Дашковой. Он считал, что она «владеет его сердцем, то ли будучи его ребенком, то ли как любовница, люди дурные утверждают, что и то и другое». И далее посол разъяснял причины зарождения подобных слухов при дворе. Панин говорит о Екатерине Дашковой «с восхищением», «он проводит с ней почти каждую свободную минуту, сообщает ей самые важные секреты с безграничным доверием, которое министр вряд ли может оказывать частному лицу. Императрица, зная об этом обстоятельстве, – продолжал дипломат, – справедливо тревожится, что такие сведения получает персона, склонная к бесконечным интригам, обуреваемая ненасытными амбициями, та, которая из закадычного друга стала закоренелым врагом; поэтому императрица добилась от него обещания, что он не будет говорить о государственных делах»