985. Впрочем, надеждам Гарриса на поддержку Григория Орлова не суждено было сбыться по причине настигшей его болезни. Князь лишился рассудка. Его болезнь повергла императрицу в «глубокое горе». 4 ноября 1782 г. Гаррис сообщал в Лондон: «Кажется, никогда в продолжение всей ее жизни, чувства ее не были так сильно и тяжело потрясены, как этим грустным событием, поразившим ее первого любимца, человека, который постоянно оставался предметом ее главной привязанности, если не страсти». Екатерина обращалась с ним с «самым нежным участием»: запрещает жестокие методы лечения, противится заключению его в закрытое лечебное заведение, дозволяет ему посещать двор и принимает его «во всякий час» даже, если занята важными делами. «Его настроение, его дикие и бессвязные речи всякий раз огорчают ее до слез и расстраивают до такой степени, что во весь остальной день она неспособна ни к удовольствиям, ни к занятиям». Гаррис подметил, что Орлов нередко говорит ей «самые неприятные вещи». Однажды он воскликнул, что «раскаяние и угрызения совести довели его до сумасшествия и что участие, некогда принятое им в черном деле (по-видимому, убийстве Петра III —Т.Л.), навлекло на него наказание Божие»986.
В депешах и мемуарах послов встречаются записи также о других братьях Орловых, прежде всего об Алексее Орлове. Граф Бэкингэмшир отмечал, что Алексей Орлов, «великан по силе и фигурой», говорит по-немецки и немного по-французски. В сравнении со старшим братом Алексей более общителен и доступен. В то же время, на взгляд посла, у братьев много общего: оба молодые офицеры, получившие воспитание «как бы в Ковент-Гардене, в кофейнях, тавернах и за бильярдом». Они храбрые «до крайности», но считаются «скорее смирными, чем задиристыми», а также обладают «изрядной долей беспринципного добродушия», но в решающий момент способны «к самым отчаянным действиям». Возможно, что подобные черты характера, присущие Орловым, которые подметил дипломат, и привели их в стан заговорщиков дворцового переворота. Бэкингэмшир обратил внимание на то, что именно Алексей Орлов, который командовал солдатами, охранявшими Петра III во время его заключения под стражу, вместе с Г.Н. Тепловым и «неким немецким офицером» «отправил его на тот свет». Неудивительно, что Григорий и Алексей Орловы, принимавшие участие в трагических событиях 1762 года, стремились всеми способами укрепить свое положение при императрице, опасаясь преследований сторонников убитого императора Петра III.
Со временем влияние Григория Орлова на императрицу ослабело, зато при дворе усилились позиции его брата Алексея Орлова, что не ускользнуло от внимания посла Кэткарта. Он предполагал, что в будущем граф Алексей Орлов сделается «самым вероятным орудием для того, чтобы оказать своей родине важную услугу или причинить ей большой вред». Говорят, писал дипломат, что человек он умный, твердый, решительный и «неуклонный в преследовании своих целей». «Репутация, влияние на императрицу и поддержка братьев, по-видимому, ручаются за его власть и призывают его к деятельности», заключал Кэткарт987.
В военных действиях против Турции братья Орловы принимали самое активное участие, о чем Кэткарт не преминул сообщить в депеше в Лондон в марте 1771 г. «Семейство Орловых пользуется полной властью и милостью, и все относящееся до морских планов России и до действий ее на море против турок было с самого начала вполне поручено им, – свидетельствовал посол. – Я не думаю, чтобы граф Алексей воспрепятствовал заключению мира и убежден, что он окажется другом Англии»988. Однако какой-либо поддержки со стороны Алексея Орлова Кэткарту получить не удалось, о чем он извещал своего шефа спустя неделю. «Мне жаль, что я не мог извлечь никакой пользы от графа Алексея Орлова, который вместе с императрицей в воскресенье вечером выражал мне свою признательность за … обязательства России по отношению к Англии (за поддержку последней в войне с Турцией – Т.Л.), а также желания их обоих … заявить, до какой степени обязательства эти сознаются императрицей, – писал посол. – Ставлю имена их рядом, потому что императрице (так как граф Алексей не говорит по-французски) угодно было служить переводчицей для нашего разговора, причем она постоянно прибавляла от своего имени что-либо весьма сильное и любезное»989.
Кэткарт использовал любую возможность, чтобы сблизиться с братьями Орловыми. «Вы, конечно, поймете, милорд, – писал он госсекретарю Галифаксу, – что я не пропустил случая устроить праздник для семейства Орловых, и этим вниманием весьма удачно угодил императрице; я должен сознаться, впрочем, что они вполне заслужили от меня это по той искренней дружбе и уважению, которые всегда оказывали мне как министру и как частному лицу»990 .
В одном из донесений Кэткарт подчеркнул, что граф Алексей «весьма почтителен» к великому князю и к Панину. Он слышал, что Алексей Орлов должен быть назначен морским главнокомандующим под начальством великого князя и президентом морской коллегии. Здесь же Кэткарт описывал внешность Алексея Орлова, сообщая, что он огромного роста, хорошо сложен, «деятелен и весьма благообразен, несмотря на большой рубец, полученный им в сражении во время ранней молодости», «манеры его необыкновенно просты, хотя не лишены того достоинства, которое сопряжено с таким успехом и с презрением и отказом от всех почестей, предложенных ему». Алексей Орлов любим всеми сословиями, признавал посол, но ведет себя таким образом, что не возбуждает зависти. «Он не говорит по-французски, что для меня потеря, – сетовал Кэткарт, – хотя с помощью немецкого и итальянского, из которых ни тот, ни другой язык для меня не привычен, нам удается объясниться»991.
Мы уже упоминали о том, что именно Алексей Орлов был послан в Вену с инструкциями о заключении мира с Турцией, что свидетельствовало об особом расположении и доверии к нему императрицы. Неудивительно, что Джеймс Гаррис также попытался сблизиться с Алексеем Орловым. В депеше от 2 февраля 1781 г. посол не только дал характеристику Алексею Орлову, но и пересказал его разговор с императрицей, который позволял составить представление об этом человеке. «Граф Алексей, самый просвещенный и самый деятельный из всего семейства, хотя и не в милости, однако имеет большое влияние всякий раз, как говорит с императрицей, – утверждал Гаррис, – он особенно ясен в своих речах … и говорит императрице с такой свободой, которую бы никто другой не смел употребить»992.
О самом младшем из братьев Орловых – Федоре, оставил записи в своих мемуарах лишь один Бэкингэмшир. Он назвал Федора Орлова «гордостью и украшением семьи». Дипломат обратил внимание на его внешность, отметив прекрасные черты лица Федора, напоминавшие черты Аполлона Бельведерского, «искусное и роскошное платье в сочетании с необузданностью манер, создающих атмосферу охотничьего азарта», его свободную речь, приятные манеры. Он прилежный и способный молодой человек, но мало общается с иностранцами, поскольку изъясняется по-французски с трудом. На взгляд посла, Федор Орлов со временем сможет стать пригодным для самых высоких должностей, и «будет поддерживать при падении тех, чье счастливое начало возвысило его»993.
Среди приближенных к императрице лиц дипломаты упоминали также братьев Чернышевых, графа И.И. Шувалова, И.И. Бецкого, княгиню Е.Р. Дашкову. На взгляд Ширли, графы Захар и Иван Чернышевы «делают все, что только от них зависит, с целью убедить императрицу в своей личной привязанности к ней». Иван Чернышев отличается большим тщеславием и способен «навредить» Панину в его переговорах с англичанами994. По мнению Кэткарта, братья Чернышевы «деятельны, тонки и хитры; способны запутать дело, но не руководить им», намерены укрепить свои позиции через падение Панина.
В одном из донесений в Лондон. Кэткарт давал исчерпывающую характеристику Чернышевым. «Люди, считающие себя наиболее способными для ведения интриг и вследствие занимаемых ими должностей и влияния над … знатными фамилиями … привлекают внимание и зависть русского общества, это – графы Захар и Иван Чернышевы … Братья эти связаны между собой тесной дружбой, они известны по своему безграничному честолюбию, по характеру они вспыльчивы, а по образу жизни расточительны, состояние их разорено, их подозревают в тесных иностранных сношениях, и полагают, что они находятся в необходимости взбаламутить тихую поверхность вод … в видах улучшения своего положения. План их подвергся некоторому расстройству через высланное графу Ивану предписание отправиться в Голландию и Данию в видах усовершенствования своих познаний в морском деле». Граф Захар, стоявший во главе военного управления, «нашел минуту объявления войны с Турцией весьма счастливой для себя, так как приготовления по его ведомству составляли главнейшую часть дела, занимавшего императрицу … и в этой отрасли он очень деятелен и способен». Его честолюбие и мнение о себе велико, заключал Кэткарт995.
Благоприятное впечатление на Кэткарта произвел также видный сановник граф Иван Иванович Шувалов. Граф Шувалов, отмечал посол, «всегда занят, важен и честолюбив, прекрасно говорит и пишет по-французски, как ученик Вольтера, и весьма усерден к занятиям, но сведения его относятся к тому поверхностному роду занятий, почерпнутому из лексиконов, который может только удивлять здесь, где большинство общества невежественно и рассеянно, но недостаточно для того, чтобы принести истинную пользу … Он живет очень согласно с женой, весьма умной, скромной и приятной женщиной, которая, как полагают, подает ему при всяком случае хорошие советы». Посол обращал внимание на тот факт, что Шувалов «ухаживает» за Григорием Орловым, который был когда-то его адъютантом, надеясь при его посредничестве «подняться до занятия высшей должности» и противодействовать графу Панину