Теперь немцы извлекали из-под обломков погибших и проверяли руины на предмет радиации. Допрашивать было некого – ни одного пленного взять не удалось, американцы даже тяжело раненных уволокли с собой. Уэйли погиб от минометного удара в самом конце. Майора Доджсона расстреляли люди Хута из ловко организованной засады, но его друг Ходж вышел из всей передряги совершенно невредимым и с тлеющей сигарой в зубах поднялся на борт последнего десантного корабля. Человек, которого называли Рейсдал, с удивлением обнаружил, что сражение не всколыхнуло в нем никаких чувств, даже страха. Он спокойно выполнил все, что от него требовалось, не спеша осмотрел комплекс и также покинул британский берег на последнем корабле. С ним был престарелый профессор Фрик. В прошлом они уже встречались в копенгагенском Институте теоретической физики.
Предрассветные часы Дуглас провел в камере под бараками полевой жандармерии в Брингл-Сэндс. В который раз он мысленно благодарил полковника за тяжелый бушлат – в камере было очень холодно. Из полудремы его вырвал лязг открываемых железных засовов. В камеру вошел Келлерман – в форме СС, двубортном пальто и при сабле. Он жизнерадостно пожелал Дугласу доброго утра и вальяжно прошелся по тесной камере с видом сытой хищной птицы, почесывая свежевыбритый розовый подбородок и распространяя вокруг себя густой запах парфюма.
– Надо сказать, когда мне сообщили о вашем аресте, я – вы уж простите великодушно – я чуть не расхохотался. Дуболомы, говорю, вы арестовали одного из лучших моих офицеров!
– Тем не менее из-под стражи меня не выпустили.
– Нет, конечно. – Келлерман ничуть не смутился отсутствию благодарности. – Им было необходимо, чтобы я лично вас опознал.
– Можно мне что-нибудь поесть?
Келлерман выглянул за дверь и велел караульному, по стойке смирно стоящему в коридоре:
– Кофе и завтрак офицеру.
Караульный притащил поднос так быстро, что Дуглас заподозрил, не организовал ли Келлерман все заранее. Генерал на многое был способен.
– Приятеля вашего, сержанта Вудса, арестовывать не стали.
– Да, он прислал мне сюда весточку.
– Наверное, вам бы следовало поблагодарить его за спасение. – Келлерман наклонился к подносу, понюхал кофе и скорчил гримаску.
– Гарри сбил меня с ног, когда начался обстрел.
Келлерман смерил его долгим взглядом, словно пытаясь прочесть что-то в глазах, и наконец кивнул.
– Да, я именно об этом.
– А вот штандартенфюрер Хут задержан.
– Я смотрю, вы прекрасно осведомлены.
– Я знаю лишь то, что слышал от Гарри, когда он пытался добиться моего освобождения.
– Сердце кровью обливается, когда думаю о его родителях, – ни с того ни с сего вздохнул Келлерман. – Профессор Хут в Берлине – весьма уважаемый ученый.
– О чем вы?
– А, милый мой инспектор, вы так и не поняли… Так и не догадались, к чему все идет. Неудивительно, вы же прекрасный, верный сотрудник, вам и в голову не могло прийти… Но обвинять вас никто не станет – пока я возглавляю полицию, уж точно нет! – Келлерман улыбался, цепко следя, уловил ли Дуглас смысл последнего замечания. – Боюсь, штандартенфюрер Хут вел какую-то безумную личную борьбу против немецкой армии. Полагаю, ему не понравилось то, какую власть она обрела с вводом военного положения.
Келлерман всем своим видом дал понять, что сам он никаких причин для недовольства не видит. Судя по всему, все-таки заключил с военными союз против Хута.
– Да что вы, сэр… И в чем заключалась его странная борьба?
– Он в открытую содействовал вашему другу, полковнику Мэйхью, в похищении короля из Тауэра. А также в организации террористической атаки, трагические последствия которой вы видели своими глазами. И полковника вашего я могу понять и даже одобрить его патриотизм и верность правителю своего отечества. Но вот штандартенфюрер… Его участие в заговоре – это позор, которому нет оправданий.
– Вы уверены, что он действительно участвовал в заговоре?
– Когда происходит нечто подобное… нечто, грозящее позором всему вермахту, принимаются исключительные меры. Полковнику Мэйхью в случае сотрудничества с судом предложили безоговорочное помилование. – Келлерман провел пальцами по блестящему ремню, коснулся эфеса сабли, проверяя, все ли в облачении на своем месте. – Полковник согласился. Разумеется, к этому решению его подтолкнула трагическая гибель короля.
– Ну разумеется, – согласился Дуглас.
Они с Келлерманом улыбнулись друг другу – Дуглас устало и невесело, Келлерман уверенно и спокойно. Получается, Мэйхью купил себе свободу в обмен на согласие помочь вермахту убрать Хута. Или вермахт просто хочет создать такое впечатление.
– Теперь штандартенфюрера будут судить?
– Все уже кончено. – Генерал Келлерман со вздохом похлопал по эфесу, так что сабля звякнула в ножнах. – Полевой трибунал прибыл меньше чем через час. Хута приговорили к смерти. Казнят сегодня утром.
Дугласа замутило. Он плеснул кипятку в остатки кофе и выпил.
– Да вы не волнуйтесь, – ободрил его Келлерман. – Вас тоже судили, заочно. И, конечно же, оправдали. Поверьте, так гораздо лучше. Мало кому предъявляют одно обвинение дважды.
Дуглас заметил, что Келлерман не считает повторный суд абсолютно невозможным.
– Благодарю, сэр.
– Штандартенфюрер желает поговорить с вами, Арчер. Все-таки, несмотря на мое мнение о его действиях, я не могу не посочувствовать бедняге… В общем, ступайте к нему.
– Если позволите.
– Позволю, чего уж там. Вреда не будет.
– Вы намерены подслушать наш разговор?
– Вы же знаете, что говорят о бесплатном сыре, Арчер.
Келлерман улыбнулся – и на этот раз не стал придавать лицу теплое выражение.
Глава 39
Штандартенфюрера поместили в номер, предназначенный для высоких гостей исследовательского комплекса, так что последние часы он провел с комфортом. На столе стояла бутылка бренди и поднос с нетронутым завтраком – серебряные приборы, немецкий фарфор, белый сахар…
– А, Келлерман все-таки разрешил вам прийти…
– Да, штандартенфюрер.
За окном был виден сгоревший лабораторный корпус. В воздухе вились клочки черной бумаги, ветер носил их кругами по обожженной траве, швырял в окна, запутывал в колючей проволоке.
– Вы уже знаете? Армия приняла решение свернуть ядерную программу.
– Вы сами этого хотели.
– Не этого я хотел. В Берлине ядерные исследования не поддерживает никто. Рейхсфюрер не дал СС разрешения продолжить работу в этой сфере. Бомбу сделают американцы… и выиграют войну, которую начнут сами – тогда, когда им будет удобно. Немцы – близорукая нация, Арчер. В вермахте уже начинают думать, что от вчерашнего налета больше пользы, чем вреда.
– Почему?
– Теперь военное положение продлят не меньше чем на год. Бог знает, сколько миллионов рейхсмарок армия получит на меры по предотвращению подобных атак в будущем. Абвер, конечно, в восторге, к тому же ручной Келлерман у них теперь в кармане. – Хут откупорил бренди. – Ну и для Келлермана все сложилось наилучшим образом. Позицию свою он сохранил, от меня избавился и может спокойно продолжать свои финансовые махинации, никто за руку не поймает.
Хут улыбнулся. Он явно знал, что разговор так или иначе фиксируется, и этой своей ремаркой лишил Келлермана возможности использовать запись. Даже если попытаться стереть пассаж про финансовые махинации, эксперты заметят, что в записи что-то подрихтовали, и это будет выглядеть подозрительно.
– Келлерман сделал меня козлом отпущения, – продолжил Хут. – Теперь будет вешать на мое имя все неудачи и нераскрытые преступления. Он уже попытался обвинить меня в причастности к взрыву на Хайгейтском кладбище. Выпьете со мной?
– Благодарю, сэр.
– Да нет больше нужды в этих церемониях! – Хут щедро налил Дугласу бренди. – Мы вели игру с высокими ставками. Келлерман выиграл, Мэйхью тоже. Я не собираюсь ныть по этому поводу.
– Мэйхью?
– Он пообещал мне полное содействие. В своей излюбленной манере, лесть и обещания.
– Да, это его стиль.
– Рассказал мне о намечающемся налете, даже помог спланировать засаду.
– Я ушам не верю…
– Да уж поверьте. Он дал мне все сведения, чтобы перехватить атаку отвлекающей группы. И я попался на удочку. Пока мы сражались с небольшой группой диверсантов, основная сила подошла с суши на бронетранспортерах и разгромила весь комплекс.
– Отвлекающая группа была уничтожена практически полностью! – воскликнул Дуглас, потрясенный коварством Мэйхью.
– Ну полковник хотел, чтобы американцы нюхнули пороха. Потому он и убил доктора Споуда, что тот собрался просто взять и отнести расчеты в американское посольство. Пленку, которую вы ему отдали, он сжег. Он хотел, чтобы американцы добыли расчеты сами, своей кровью, чтобы почувствовали вовлеченность в эту войну. Вот только с королем он допустил ошибку. – Хут пожал плечами и сардонически усмехнулся. – Впрочем, кто из нас их не допускает.
– Король погиб.
– Мэйхью не хватило веры в собственный замысел. Если бы он отправил короля к лаборатории, его бы посадили в бронетранспортер и увезли.
– Да, да, конечно… – машинально ответил Дуглас, с ужасом понимая, что никакой ошибки не было.
Мэйхью намеренно отправил короля туда, где ждала засада. Решил поиграть в бога. Написать страницу в учебниках истории по своему усмотрению. Сделать так, чтобы король доблестно погиб на поле боя плечом к плечу с американскими союзниками. Пусть лучше запомнят его таким, чем жалким калекой на иждивении Вашингтона, мишенью злых карикатур, любимцем сердобольной прислуги и постоянным напоминанием о жалкой, искалеченной стране под гнетом немецкой оккупации. Дуглас начинал понимать, как работает мышление политиков. Он не сомневался, что королева и принцессы уже находятся на пути в Вашингтон.
– Везучий вы человек, Арчер.
– Потому что уцелел?
– Да нет же. Что вы уцелеете, и так было ясно, этот вопрос решили уже давно.