В результате исследования выяснилось, что политика консерваторов, которая стала понятной еще до сенсационного выступления Кэмерона на международной конференции, одобряется только частью британского населения. Большая же часть жителей Королевства не видит выхода из сложившейся ситуации и испытывает тревогу из-за неослабевающей межэтнической и межрелигиозной напряженности. Таким образом, ряды толерантных граждан заметно редели, раскол британского общества по вопросу отношения к иммигрантам становился реальностью.
Более масштабными, сложными по составу участников и тревожными для правительства по сравнению событиями в г. Лутоне явились беспорядки, произошедшие в Лондоне и ряде других городов в августе 2011 г. Этот бунт (riots) молодежи, как его назвали политики, произвел широкий резонанс в Британии и во всем мире.
И действительно, 7-10 августа улицы Лондона напоминали поле битвы между полицейскими и буйствующей молодежью. Молодые люди и подростки в масках грабили магазины и рестораны, поджигали и переворачивали полицейские машины и автобусы. Помимо британской столицы, волнения перекинулись на Бирмингем, Бристоль, Глостер, Ливерпуль, Манчестер, Ноттингем. По некоторым подсчетам, численность погромщиков составляла около 30 тыс. Поводом для беспорядков стала смерть 29-летнего выходца с Карибских островов Марка Даггена, подозреваемого в торговле наркотиками и других правонарушениях и застреленного полицией 4 августа. Инцидент произошел в бедном районе Тотенхэме, населенном представителями национальных меньшинств, многие из которых не имели работы.
Конфликты на расовой и религиозной почве случались здесь и в прежние времена, но не получали широкой огласки. На этот раз родственники и друзья Даггена собрались у полицейского участка, требуя справедливого расследования убийства. Через два дня мирный протест перерос в столкновения с полицией и массовые грабежи. Выход молодых людей и подростков на улицы стимулировался призывами по социальным сетям интернета.
Кроме огромного материального ущерба, нанесенного погромщиками, от их рук пострадали около 200 офицеров лондонской полиции, имелись раненые и среди граждан. В наведении порядка в первые два дня только в Лондоне участвовало 1700 полицейских. Затем их численность достигла 16 тыс. Уже 9 августа в полицейских участках Лондона закончились места в камерах, и задержанных стали вывозить для помещения под стражу за пределы столицы. К 10 августа было задержано не менее 2 тыс. человек[421].
Британцы были шокированы. Лондон, считавшийся одной из самых безопасных столиц мира по уровню убийств и насилий, терял свою прежнюю репутацию. Пожарные получали по тысяче вызовов в день. Гражданам рекомендовалось не выходить из домов, а кое-где им приходилось самостоятельно противостоять мародерам. Масштабы грабежей, бандитизма, а также жестокости, проявленной мятежниками в отношении полицейских и обычных жителей, были беспрецедентными и продолжались несколько дней.
Обстоятельный анализ происходившего дал в своей речи премьер-министр Д. Кэмерон на чрезвычайной, однодневной сессии Парламента 11 августа 2011 г. Премьер-министр отверг домыслы о том, что мятежники отстаивали права человека, ссылаясь на инцидент с М. Даггеном, или выдвигали какие-либо политические требования. Беспорядки, по его убеждению, были инициированы главарями банд, собиравшими своих сторонников через социальные сети и движимыми страстью к грабежам и наживе.
Значительное внимание в выступлении премьер-министра было уделено тем обстоятельствам, которые сделали возможным данные выступления. «Ответственность за преступление всегда лежит на преступнике, – заявил он, – но преступление связано с определенной средой, и мы не можем не учитывать этого»[422]. И здесь Кэмерон, не упоминая термин «мультикультурализм», по существу возвратился к этой теме, но в уже в завуалированной форме. В причастности к волнениям он упрекнул семьи, которые не страдают от бедности, но воспитывают детей в духе «насилия и неуважения к власти. Отвергая какие-либо свои обязанности, они требуют уважения к правам сородичей»[423]. Можно утверждать, что его обвинения не относились к семьям исконных жителей Соединенного Королевства. Речь шла о чуждой британцам системе воспитания. В адрес новых граждан, нередко живущих на социальные пособия и не стремившихся найти работу, премьер-министр повторил слова, сказанные министром финансов Осборном, и предупредил их о том, что «социальная система государства будет направлена на поддержку тех семей, в которых хотя бы один человек работает»[424].
Одновременно Кэмерон поставил вопрос и более широкого плана – о падении нравственности среди молодежи и подростков, вызванной, в частности, разрушением института семьи.
Отвечая на призыв более 100 тыс. британцев, одобривших по интернету петицию, требующую лишить социальных привилегий всех осужденных за участие в беспорядках, Кэмерон пообещал предоставить местным властям право выселять таких людей из квартир, находящихся в социальном жилом секторе.
Не допустив использования армии, премьер-министр не исключил предоставления полиции дополнительных полномочий по разгону толпы, а также введения комендантского часа.
Лидер оппозиционной Лейбористской партии Э. Милибэнд, выступая в Палате общин, одобрил меры правительства по наведению порядка. Но одновременно отметил, что одна из причин данного мятежа кроется в безработице молодежи и в углубляющемся неравенстве между коренными жителями и приезжими. Правительство он и другие лейбористы обвинили также в намерении сократить число тюрем и уменьшить контингент полиции, поскольку подобные меры помешают обеспечить безопасность граждан в чрезвычайных обстоятельствах[425].
В прессе большинство комментаторов пришли к выводу, что в бунте молодежи участвовали как белые жители городских окраин, так и выходцы из стран Латинской Америки, Азии и Африки. Одним из оснований такого вывода было отсутствие у бунтовщиков антихристианских и антимусульманских лозунгов. Было признано, что многие из бунтовщиков не имели работы или не хотели работать, т. е. представляли собой деклассированные элементы общества.
Однако была представлена в публикациях и другая точка зрения. Ее сторонники были убеждены, что катализатором социального взрыва стала гибель иммигранта от рук полицейского и в толпе погромщиков было немало людей, одетых в куртки с капюшонами, прикрывающими лица, т. е. в одежде карибско-негритянского стиля. При этом афро-карибским и азиатским общинам был брошен упрек в том, что они утратили контроль над своими подростками и молодежью, которые и создают уличные банды. Указывалось, что культура этих сообществ, поддерживаемая правительством, отвергает все нормы и принципы свободного британского общества, а вместо этого прославляет насилие и пренебрежение к женщинам. Иначе говоря, ответственность за бунт и его последствия возлагались на иммигрантов и политику мультикультурализма. Таким образом, оценка уличных беспорядков августа 2011 г. со стороны обозревателей не была однозначной.
В целом же необходимо сказать, что массовый бунт молодежи, сопровождавшийся вандализмом, – новое явление в британской жизни, требующее глубокого осмысления. Одной из причин случившегося стал экономический кризис с его безработицей и снижением уровня жизни населения. Грабежи и поджоги магазинов, нередко угрожавшие жизни их владельцев, а также озлобленность по отношению к полицейским, не имели ничего общего со свойственными британцам мирными формами социальных протестов. Можно предположить, что агрессия, характерная для выступлений 11 августа, была привнесена в бунтующие толпы в первую очередь иммигрантами, чуждыми английским традициям, испытавшими на себе дискриминацию и находившимися в своем большинстве на нижней ступени социальной лестницы.
Меры жесткой экономии, на которые коалиционный кабинет сделал ставку в своей политике, были поставлены под сомнение. Лейбористы же в критике правительства получили новые козыри.
С умиротворением молодежного бунта трагические события, связанные с иммигрантами, не закончились. 22 мая 2013 г. два молодых человека нигерийского происхождения (Майкл Адеболаджо и Майкл Адебовале), исповедующие ислам и являющиеся гражданами Великобритании, двумя ножами зверски убили молодого барабанщика королевского стрелкового полка Ли Ригби, выходившего из военной казармы на юге Лондона. Очевидцам расправы они объяснили свой поступок следующими словами: «Мы должны бороться с ними (т. е с солдатами), как они борются с нами»[426]. Убийцы имели в виду британских военнослужащих, участвующих в войне в Ираке и Афганистане. Прибывшие на место происшествия полицейские ранили преступников, которые были доставлены в больницу, а затем арестованы.
Британцы испытали новое потрясение. Премьер-министр Кэмерон, находящийся в это время в Париже, назвал совершенное убийство террористическим актом. «Я уверен, – сказал глава кабинета, – что люди по всей Британии, члены каждой общины осуждают нападение на британского солдата»[427]. Его визит во Францию был прерван.
В свою очередь Мусульманский совет Британии выступил со своим заявлением. В нем говорилось: «Совершен поистине варварский акт, не имеющий ничего общего с основами ислама, и мы безоговорочно осуждаем его. Наши мысли всецело с семьей убитого»[428]. Однако ни возвращение Кэмерона, ни жесткая оценки убийства, данная самой представительной мусульманской организацией, не смогли предотвратить активизацию националистических партий и антиисламские и расист