Exchequer), состоявшее из казначея, «баронов казначейства» (судей) и клерков, было центральным финансовым институтом в системе королевского администрирования финансов. Ведомство было двухпалатным: нижняя палата осуществляла прием и учет финансовых потоков, верхняя функционировала как суд справедливости и осуществляла необходимый аудит.
Помимо упомянутых выше институтов куриального администрирования в конце XIII века возникает консилиарный институт с репрезентативными функциями – парламент. Поскольку представление об «общине королевства» к XIII веку менялось и обретало не только вассально – сеньориальное, но и территориальное измерение, функции ее репрезентации переходят к парламенту. История возникновения парламента начинается с попытки насильственным путем реформировать королевский совет в результате затяжного конфликта между Генрихом III Плантагенетом и знатью (1258 – 1265). Дж. Мэддикотт отмечает, что уже к концу анжуйского правления обязанность вассала служить своему сеньору советом английская знать начинает воспринимать как право давать советы государю; конфликты между королем и знатным сообществом в правление Иоанна Безземельного (1199 – 1216) и Генриха III (1216 – 1272) возникали из – за действий монарха, которые с точки зрения знати являлись нарушением вассально – сеньориального контракта со стороны короля.
В 1341 году окончательно оформляется двухпалатная структура английского парламента. Благодаря этому «община королевства» была представлена в двух измерениях: как феодальная корпорация держателей in capite (палата лордов) и как корпорация территориальная (представители от графств и городов, палата общин).
Решения, принимаемые парламентом, имели три уровня легитимности. Низший статус имели парламентские билли – решения, принятые отдельно палатой общин; парламентский акт утверждался палатой общин и палатой лордов; наконец, утверждение решений обеими палатами и королем имело высший уровень легитимности и сообщало решению наивысшую степень легитимности – ранг статута. Решения, принятые монархом в сфере, определенной королевской прерогативой, назывались королевскими прокламациями.
Значительное развитие получает система королевского правосудия. В правление Генриха II получает распространение практика ассизных судов – судов присяжных, периодически созывавшихся в графствах и имевших юрисдикцию по уголовным преступлениям. Совершавшееся правосудие оставалось королевским, в то время как присяжные представляли собой локальную общину графства. С 1327 года в графствах осуществлялся суд четвертных сессий – локальный суд, собиравшийся четырежды в год и состоявший из коллегии присяжных и мировых судей. В царствование Генриха III оформляются центральные королевские суды, которые, в отличие от ассиз и позднейших судов четвертных сессий, действовали постоянно. Главные королевские суды располагались в Вестминстере: суд Королевской скамьи (King’s Bench) рассматривал уголовные дела (в которых истцом выступала корона), суд Общих тяжб (Common Pleas) был ориентирован на разрешение поземельных тяжб между подданными. Функционирование центральных судов со штатом судей и клерков включало фиксацию судебных решений, формировавших постоянно расширявшийся корпус прецедентов.
Эволюция локальной юстиции и администрации основывалась на институте нормандских шерифов, назначавшихся в английские графства. Административные границы графства примерно совпадали с англосаксонскими шайрами – субплеменными округами. При нормандцах на графства была поделена вся территория королевства. Назначаемый в графство шериф был представителем короны с широкими судебными полномочиями; он же был ответственным за сбор налогов, организацию ополчения, отбор присяжных. После возникновения парламента в функции шерифа входила также организация выбора представителей от рыцарства графства. С конца XII века в графствах учреждается институт мировых судей, функции которых состояли в поддержании «королевского мира» (в широком смысле «королевский мир» предполагал соблюдение общественного порядка и существующих обычаев).
Несмотря на динамично развивавшуюся судебно – административную систему, политико – правовая рефлексия в Англии возникла сравнительно поздно и была представлена небольшим кругом памятников. Трактаты Гланвилла (XII век) и Брактона (XIII век) посвящены преимущественно практике власти и судебной процедуре. У истоков теоретического осмысления устройства английской политики стоит Дж. Фортескью (1394 – 1476), главный судья Королевской скамьи при Генрихе VI Ланкастере. В трактате «О похвале английским законам» Фортескью сформулировал ключевой для английской традиции тезис, описывающий конституционное устройство английского королевства. По мнению Фортескью, которое транслировали практически все английские интеллектуалы вплоть до XVII века, управление английским королевством представляло наиболее совершенный в христианском мире вариант, поскольку сочетало в себе «политическое» и «регальное» правление, являя, таким образом, «смешанную» (mixed) конститу цию. До Фортескью термин regimen politicum применялся исключительно к республиканской форме правления; Фортескью первым использовал его для характеристики монархии. Повторяя определения Эгидия Римского (dominium regale – община, в которой источником права является монарх; dominium politicum – община, в которой источником права является народ), Фортескью, апеллируя к мнениям Фомы Аквинского и Птолемея Луккского, утверждал, что сочетание первого и второго образует третий, наиболее гармоничный тип государственного устройства – dominium politicum et regale. В институциональном отношении определение Фортескью описывало характерную для Англии ситуацию, предполагавшую, что подлинно легитимные решения принимаются «королем-в-парламенте»; в политико-правовом аспекте речь шла о разделении сфер королевской прерогативы и полномочий парламента, не противоречащих, но дополняющих друг друга. «Политическое тело» королевства, таким образом, включало самого короля, а также иерархию всех чинов и должностей; иерархическая структура «политического тела» разрушалась в момент смерти монарха и возрождалась в момент коронации его преемника.
Период династического конфликта: Йорки и Ланкастеры
Конфликт двух младших ветвей династии Плантагенетов получил название «Война алой и белой розы». Однако данный термин не использовался современниками, а сам конфликт в историописании не выделялся в качестве отдельного исторического события. Впервые выражение «ссора двух роз» употребил Д. Огландер в 1646 году применительно к событиям XV века. Термин «Война алой и белой розы» вошел в широкий культурный обиход после публикации романа Вальтера Скотта «Анна Гейерштейн, или Дева тумана»; Скотт, в свою очередь, опирался на сцену из трагедии Шекспира «Генрих VI» (часть 1), где сторонники двух знатных домов срывают с кустов алые и белые цветы. Современники событий не использовали розы в качестве родовых эмблем или знаков различия.
На протяжении долгого времени историография Войны роз определялась сохранением паттерна, определенного тюдоровской пропагандой и оказавшегося исключительно устойчивым. Данный паттерн предполагал, что противостояние двух династий, спровоцированное личными амбициями глав домов и их окружением, ввергло страну в пучину усобицы и внутренней войны; внутренний разлад неизбежно должен был принести в королевство лишь беды и упадок.
Лишь во второй половине XX века подобная модель начала подвергаться ревизии. Прежде всего была поставлена под вопрос характеристика Войны роз как длительного вооруженного противостояния. Ранее общепринятая дата начала конфликта, 1399 год, год вступления на трон Генриха IV, уступила место 1455 году (первая битва при Сент – Олбансе). С. Б. Краймс и А. Дж. Поллард настаивали на том, что военные действия занимали лишь малую часть почти тридцатилетнего противостояния (по мнению Краймса – несколько месяцев в 1461 году, по мнению Полларда – 12-13 недель за весь период; Ч. Росс, А. Гудман и К. Б. МакФарлейн группируют эпизоды насилия в «войны внутри войн»), суть которого разворачивалась в политической сфере и не вела к коллапсу управления. Модель противостояния двух кланов уступила место более сложной картине соперничества знатных семейств, в том числе Невиллов, Перси, Бофортов, Толботов и др. Как отмечает А. Дж. Поллард, борьба за корону была лишь частным следствием более масштабного процесса региональных династических проектов.
Историки – институционалисты рубежа XIX–XX веков, в том числе У. Стаббс и Ч. Пламмер, видели в событиях второй половины XV столетия процесс распада средневековых институтов, сделавший возможным переход к новым формам государственного управления при Тюдорах. Историки – марксисты, в том числе советские, также характеризовали XV век как кризис прежде всего социально – экономический, отмечали упадок средневековых форм землевладения, возвышение «новой знати» и купечества, увеличение влияния городов. Однако уже в трудах Ч. Пламмера была определена научная проблема, дискутируемая в историографии до сегодняшнего дня, – проблема так называемого бастардного феодализма, то есть замены феодального «служения мечом», или «служения кровью», то есть личной военной службой вассала своему сеньору, выплатой определенной денежной суммы. В то время как Пламмер видел в бастардном феодализме лишь разложение и упадок классических феодальных форм, К. Б. МакФарлейн, работы которого определили направление исследований позднесредневековой Англии в XX веке, придерживался иной позиции. По мнению МакФарлейна, бастардный феодализм не носил деструктивного характера; он определил формирование нового типа лояльностей, в котором основой клиентелы знатной персоны было распределение патроната, должностей, привилегий и иных материальных и нематериальных благ. Формирующиеся клиентелы, в том числе и клиентелы соперничавших королевских родов, включали не только военную свиту, но и юристов, должностных лиц, представителей в парламенте и т. д. Таким образом, стремление к контролю над локальными и региональными элитами неизбежно приводило к династическим конфликтам, которые, по убеждению МакФарлейна, свидетельствовали отнюдь не о социальной деградации элит, а о складывании новых форм. Современные исследователи бастардного феодализма, прежде всего М. Хикс, не только расширяют хронологические рамки существования данного явления до нижней границы с 1150 – 1300 годов и верхней – до XVII века, но и характеризуют его как типичный для Англии вид вассально – сеньориальных отношений (который на ранних этапах органично сосуществовал с традиционной моделью).