тическим, стал значимым элементом исторического, правового и культурного сознания англичан. Идея практически абсолютного континуитета монархического правления была настолько значима, что династические коллизии воспринимались интеллектуалами средневековья и раннего нового времени как вторичные. Важно помнить, что восприятие средневековой истории как сменяющих друг друга династий, каждая из которых носит собственное название, возникает лишь в исторической науке нового времени.
Смена династий неизбежно привносила заметные изменения в процессы организации власти и ее взаимодействия с обществом. Легитимация новой династии и утверждение ее власти каждый раз предполагали заключение возобновляемого контракта верховной власти с существующими элитами; формы и содержание подобного контракта могли варьироваться в зависимости от статуса и ресурсов нового правящего дома.
Три династии, в разное время занимавшие английский трон – нормандцы (и их преемники по анжуйской линии до Иоанна Безземельного), Тюдоры и Стюарты – для большинства обитателей Англии были этнически чуждыми. Лишь при Плантагенетах после Эдуарда I правящая династия обретает преимущественно «британскую» идентичность. При этом конкуренция за престол династий Йорков и Ланкастеров в XV столетии, которая не была этнически обусловленной, привела к расколу элит и военным столкновениям. Тюдоры, происходившие из Уэльса, и Стюарты – королевский дом Шотландии – были вынуждены апеллировать не только и не столько к английскому, сколько к общебританскому прошлому.
Важной составляющей репрезентации английской монархии был акцент на ее имперском характере. Предполагалось, что уже с правления короля Этельстана (924 – 939) Англия воплощала собой подлинную империю (средневековое представление об империи предполагало, с одной стороны, этнокультурное разнообразие входящих в ее состав и отличавшихся по статусу территорий, а с другой – неподотчетность императора никакой другой светской власти). Помимо активного использования репрезентативных и историко – правовых аспектов имперской идеи Анжуйская династия, Плантагенеты, Тюдоры и Стюарты реализовывали собственные имперские проекты как в пределах Британского архипелага, так и на континенте. В этом смысле колониальная империя XVIII–XIX столетий стала логичным завершением многовекового развития британской имперской идеи.
Период раннего Нового времени в Англии принято связывать с правлением династии Тюдоров (1485 – 1603) и двух монархов из династии Стюартов, Якова I и Карла I. Царствование Карла закончилось разгоревшейся в 1642 г. гражданской войной, казнью короля в 1649 г., установлением республики, протекторатом Кромвеля и реставрацией династии Стюартов в 1660 г. Несмотря на конкретно – историческую специфику, характеризующую правление каждой из династий, трансформации, наметившиеся в развитии английского государства и общества при Тюдорах и продолжавшиеся при первых Стюартах, позволяют исследователям говорить о «тюдоро-стюартовском периоде». Для монархий, существовавших на территории Британии, этот период был переходным от средневековых форм государственности к государству нового времени.
Правление династии Тюдоров
C 1950-х гг. и вплоть до начала следующего столетия развитие тюдоровской историографии было связан с трудами Дж. Элтона и полемикой вокруг его концепций. В 1953 г. Элтон опубликовал труд «Тюдоровская революция в управлении», в котором утверждал, что именно с Тюдорами, а прежде всего с Генрихом VIII и его канцлером Томасом Кромвелем связаны революционные сдвиги в функционировании административно – судебных и финансовых институтов. По мнению Элтона, в результате тюдоровских реформ произошел переход к публично – правовым формам управления и формированию бюрократии; Королевская реформация, а в особенности роспуск монастырей представлялись ему необходимым компонентом изменений, произошедших в области государственного строительства. На протяжении всей жизни Элтон продолжал исследования в области тюдоровского государства, и в более поздних работах отошел от первоначального радикализма, в том числе и в результате критики со стороны своих учеников – Д. Старки, К. Коулмана и Дж. Гая. Поколение учеников Элтона обратило внимание на гораздо большую преемственность между средневековыми институтами и управленческими стратегиями XVI и XVII столетий, а те изменения, о которых писал Элтон (например, в организации структур королевского хаузхолда) обозначились еще в XV столетии и не были связаны с индивидуальными решениями Генриха VIII и Кромвеля. Старки акцентировал тот факт, что королевский двор оставался самым значимым институтом в системе распределения власти и патроната, а управление сохраняло персонально-ориентированный характер.
Помимо конституционной истории – направления, неизменно значимого для британской историографии – тюдоровская эпоха дала мощный стимул для исследований в рамках культурной антропологии на рубеже XX и XXI столетий. Внимание культурных антропологов в значительной мере было приковано к изучению тюдоровского двора – церемониального пространства, образов власти, тиражируемых в пропаганде монархии, изобразительном искусстве, театре, архитектуре и т. д. Данное направление представляют Г. Киплинг, Ф. Йейтс, Э. Хант, Р. Стронг, О. В. Дмитриева и др.
Необходимым элементом тюдоровских исследований является изучение реализованной в период их правления Реформации. Уже современниками событий – историописателями и теологами – были определены два модуса осмысления событий XVI столетия. Первый модус, в целом «прореформационный», обретал для современников очевидную инсулярную специфику: разрыв Генриха VIII с Римским престолом означал восстановление изначально автономной Церкви Англии, попавшей в средние века под влияние «политической ереси» папизма, но теперь вернувшейся к собственным истокам. Таким образом, в области церковной истории определялся тот же «британский» контекст, который Тюдоры последовательно акцентировали в своей пропаганде. Второй модус, формировавшийся критиками и противниками Реформации, акцентировал идею персонального и коллективного отступничества, преступной гордыни монархов, впавших в ересь и действовавших под влиянием собственных амбиций. Эти два модуса в целом определяли исследовательское поле и в науке Нового времени. Традиционно акцентировалась и личная роль и ответственность монархов династии Тюдоров (семейные коллизии Генриха VIII и образ Елизаветы I как матери протестанского Отечества). Можно говорить о существенном смысловом сдвиге, произошедшем на рубеже XX и XXI вв. Прежде всего речь шла об отказе от восприятия Реформации как ограниченного во времени и спланированного королевской властью действия; королевская реформация Генриха VIII и елизаветинское уложение 1559 г. представляются в современных исследованиях как часть гораздо более протяженного во времени процесса. Объектом ревизии становятся не только изменения, обусловленные юрисдикционным конфликтом Генриха VIII с Римом, но явления и идеи, которые позволили сформулировать тезис о значительном континуитете средневековой английской церкви и пост-реформационной Церкви Англии. В 2017 г. под редакцией Э. Милтона вышел в свет первый том «Оксфордской истории англиканства», авторы которого (П. Маршалл, И. Шагана, Ж.-Л. Кантен, Б. Спинкс и др.) исходят из восприятия Церкви Англии как «оспариваемой идентичности» и динамической индетичности-в-становлении, отказываясь, таким образом, от восприятия «англиканства» как полностью оформившейся к концу тюдоровского правления конфессии. Исходя их сходных допущений процесс протяженного во времени конструирования идентичности Церкви Англии в российской историографии подробно анализирует И. А. Фадеев.
Предками королевской династии Тюдоров были Тюдоры из Пенминидда – княжеская династия с о. Англси, входившего в состав средневекового валлийского королевства Гвинед. Первым известным представителем этого рода считается Эднифед Фихан ап Кинриг (ок. 1170-1246), приближенный Лливеллина ап Иорверта, князя Гвинеда. На протяжении средневековья Тюдоры (Tuduf) пользовались авторитетом среди княжеских родов Уэльса, однако не занимали на своей родине лидирующих позиций, а поддержка Маредаддом ап Тюдуром восстания Оуэна Глиндура, который не признал права Генриха IV на английскую корону, скомпрометировала этот знатный дом в глазах англичан.
Примерно после 1427 г. произошло событие, которому предстояло изменить судьбу династии: Оуэн Тюдор (Овейн ап Маредадд ап Тюдур) (1401-1437) заключил брак с вдовой короля Генриха V Екатериной Валуа. Брак вдовствующей королевы с членом ее хаузхолда, стоявшего неизмеримо ниже в иерархии статусов, не был одобрен знатью, а поступок королевы подвергся порицанию. Первенец Екатерины и Оуэна, Эмунд Тюдор, первый граф Ричмонд (1430 – 1456), сводный брат короля Эдуарда VI, женился на Маргарет Бофор, и скончался за три месяца до рождения сына Генриха, которому предстояло занять английский трон. Несмотря на то, что после брака Оуэна Тюдора и Екатерины Валуа связи семейства с валлийской родиной постепенно ослаблялись, для валлийцев Генрих ассоциировался с «обетованным сыном» («Y Mab Darogan») из пророчества раннесредневековой «Книги Талиесина». Примечательно, что валлийский и, шире, бриттский компонент династического мифа в Англии был в полной мере актуализирован не сразу, а лишь начиная с царствования Генриха VIII.
Для Генриха VII, очевидно, большую значимость имел династический фактор – объединение в его фигуре двух конкурировавших линьяжей – Йорков и Ланкастеров. Оба рода являлись потомками Плантагенетов; брак Екатерины Валуа с Генрихом V, к которому Генрих VII, впрочем, имел весьма опосредованное отношение, позволял связывать новую династию с французским королевским домом. Репрезентация нового монарха как миротворца и объединителя, наследника Йорков и Ланкастеров смещала акцент с самого дома Тюдоров, поскольку по мнению современников брак королевы Екатерины с Оуэном Тюдором был не вполне достойно заключенным мезальянсом. Победа в битве при Босуорте позволяла дополнить притязания Генриха правом меча, или правом завоевания, со времен Вильгельма Завоевателя включенного в английскую монархическую традицию.
Задачи, стоявшие перед Генрихом VIII, отличались от задач его отца. Необходимость внутренней интеграции королевства обусловила обращение к традиционным средневековым пластам исторического сознания британцев и акцентуацию валлийской части генеалогии Тюдоров, которые позиционировались как потомки властителей Уэльса. Основным источником для тюдоровского генеалогического мифа стал текст Гальфрида Монмутского «История бриттов», позволявший возводить дом Тюдоров к королю бритов Кадвалладру, сыну Кадваллона и, наконец, первому завоевателю Британии Бруту. В Англии артурианский цикл приобретает для Тюдоров значимость также из-за известного со времен Ненния пророчества о том, что спящий на острове Авалон монарх восстанет, чтобы изгнать с острова завеователей-саксов и их потомков (в этом контексте понятным становится имя Артур, данное Генрихом VII своему первенцу). Гальфридианский миф останется востребованным на протяжении всего царствования Тюдоров и сохранит актуальность при Стюартах, о чем будет сказано в соответствующем разделе. Наконец, свою роль в построении тюдоровского мифа сыграли гуманисты: Полидор Вергилий в «Хронике», составленной по заказу Генриха VII, Томас Мор в «Истории Ричарда III», Френсис Бэкон в «Истории правления Генриха VII» и Уильям Шекспир в пьесе «Ричард III» делали акцент на том, что Генрих VII положил конец неправедному и тираническому правлению узурпатора.
Правление Генриха VII положило конец длительному периоду политической и династической нестабильности, длившемся с 1455 г. по 1487 г. (победа Генриха над армией Ламберта Симнела в битве при Стоке). Перед Генрихом VII стояли две взаимосвязанные задачи: с одной стороны, необходимо было обеспечить легитимность и преемственность династии и мирную передачу короны наследнику; с другой – консолидировать как ресурсы короны, так и сами элиты. Первому монарху из династии Тюдоров в историографии традиционно уделялось несколько меньше внимания, чем его преемникам; тем не менее, существующие оценки его царствования разнятся. Во многом спектр оценок царствования первого Тюдора определяется трактовкой всего последующего тюдоровского периода. В том случае, если правление династии интерпретируется в перспективном контексте, царствование Генриха VII становится своего рода подготовительным периодом для дальнейших преобразований, прежде всего в контексте консолидации финансовых и управленческих ресурсов. В том случае, если первостепенным видится континуитет тюдоровского правления, действия первого монарха династии рассматриваются в контексте более или менее успешного применения им ранее существовавших практик (в частности, подчеркивается укрепление королевской власти, достигнутое Генрихом VI и Ричардом III).
В период правления Генриха VIII происходит ряд изменений в административно – судебной системе, которые свидетельствуют о поиске монархией оптимальных средств управления. Оценивая решения первых двух Тюдоров в сфере административно – правовых преобразований важно учитывать, что те действия, в которых современный исследователь видит элементы новаций, самими современниками воспринимались иначе. Любые преобразования, инициируемые верховной властью, предпринимались ситуативно и ради достижения тех или иных преимуществ; однако осмыслялись они не как новаторство, а, напротив, как восстановление нормы, возвращение утраченного или искаженного обычая, института, практики или статуса. В этом контексте также и реформация английской Церкви представлялась современникам ничем иным, как отказом от «политической ереси» папизма и возвращение к образцам того периода, когда власть над церковью Англии еще не была узурпирована римскими понтификами. Оба первых Тюдора активно экспериментируют с консилиарными институтами (созданный в результате преобразований кардинала Уолси Тайный совет, советы Севра и Уэльса, совет Западных частей королевства, Палата прошений и др.), источником юрисдикции которых была власть короля как феодального сеньора, а также с прерогативными институтами (Звездная палата).
При Генрихе новое звучание обретает имперская идея, которую и сами монархи, и английские интеллектуалы будут последовательно развивать вплоть до конца правления Елизаветы; при Стюартах тюдоровский имперский проект будет в очередной раз подвергнут переосмыслению. Об имперских амбициях Генриха VIII свидетельствовало уже то, что в 1519 г. он представил свою кандидатуру на выборах императора Священной Римской империи наряду с Карлом Габсбургом (будущим Карлом V) и Франциском I. Первым компонентом имперского проекта был хорошо известный со времен классического средневековья тезис о том, что начиная с короля Этельстана Англия по праву именуется империей, поскольку включает в свой состав различные этнокультурные автономии. Второй компонент стал очевидным после принятия Акта о супрематии: по мнению Генриха VIII Римский понтифик более не обладал высшей юрисдкцией над английским королем; это, в свою очередь, соответствовало средневековому пониманию имперской власти как инстанции, над которой не существует более высокого светского авторитета. Наконец, третий компонент в определенном смысле развивал и актуализировал содержание первого: инкорпорированные территории Уэльса и расширение владений в Ирландии актуализировали восходящее к римской традиции представление об империи как совокупности этнически разнородных территорий с разным статусом, подчиненных единой метрополии.
«Малые Тюдоры»
Термин «малые Тюдоры» охватывает два правления детей Генриха VIII – Эдуарда VI и Марии Тюдор. Важно помнить, что династия Тюдоров была представлена всего тремя поколениями: Генрихом VII, его сыном Генрихом VIII и детьми последнего – единственным сыном Эдуардом и двумя дочерьми. После смерти Генриха VIII порядок престолонаследия стал предметом разногласий, определявшихся признанием или непризнанием расторжения брака с Екатериной Арагонской и, соответственно, законности или незаконнорожденности двух младших детей, а также вероисповеданием самих наследников. Симптомом этой неопределенности была попытка одной из фракций возвести на престол после смерти Эдуарда VI правнучку Генриха VII протестантку леди Джейн Грей. Восшествие на престол женщины – Марии Тюдор – не имело прецедентов в английской истории (императрица Матильда не была коронована и не правила страной) и влекло за собой определенные сложности в установлении контроля за подданными. Неопределенность порядка престолонаследия, усугублявшаяся конфессиональными различиями потенциальных наследников и фракционной борьбой внутри элит позволило У. Джонсу и позднее Д. Лоудзу говорить о «среднетюдоровском кризисе» 1545 – 1565 гг. Два сравнительно недолгих царствования представляли собой два своеобразных полюса в конфессиональной истории Англии. При Эдуарде VI в реформационном процессе обозначились наиболее радикальные тенденции; при Марии I произошел радикальный отказ от реформации и возврат к католицизму. Это означало, что английские элиты, как и остальное население, распадались на целый спектр конфессиональных групп, от последовательных приверженцев католицизма до радикальных протестантских деноминаций. Примечательно, что Мария Тюдор последовательно стремилась развивать собственный имперский проект: ее брак с королем Испании Филиппом II, впрочем, оставшийся бездетным и исключительно непопулярный среди англичан, включал Англию в состав европейской империи Габсбургов, а сама Мария стала королевой – консортом Испании.
Царствование Елизаветы I
Царствование Елизаветы Тюдор нередко называют «золотым веком» английской монархии, блестящим апогеем правления Тюдоров. Во многом этот «персональный миф» был сформирован при жизни самой Елизаветы и при ее непосредственном участии. Самой королеве представлялось важным подчеркнуть связь ее правления с правлением отца, Генриха VIII, а не брата и тем более не сестры – католички. Елизавете, так же как ее деду и отцу, пришлось начинать правление с поиска путей умиротворения и компромисса. В умении находить компромиссные решения и поддерживать баланс между соперничавшими группами с Елизаветой мог сравниться лишь ее преемник Яков Стюарт. Правление Елизаветы оказалось исключительно успешной реализацией «персонального проекта» и завершением проекта династического. Принятое Елизаветой решение не выходить замуж, с одной стороны, позволило ей сохранить личную власть и консенсус в ближайшем окружении и более широком круге элит; с другой стороны, отсутствие наследника означало конец династии.
Английские элиты в правление Тюдоров
Успех династии Тюдоров во многом был обусловлен последовательной и эффективной политикой в отношении со знатью, прежде всего знатью титулованной. Особенно показательными в этом отношении следует считать правления первого и последнего представителя династий – Генриха VII и Елизавету; очевидный авторитаризм Генриха VIII также не оказался разрушительным для общединастической тенденции к примирению как внутри самой знати, так и в ее отношениях с короной. При анализе разворачивавшихся при Тюдорах и Стюартах процессов плодотворным представляется использование введенных С. Е. Федоровым терминов «династическая знать» и «додинастическая знать». Соотношение династической и додинастической знати (тех, кто уже обладал титулами в момент восшествия на престол новой династии, и тех, кто получил титулы или был аноблирован после ее воцарения) демонстрирует, в какой мере обновился состав элит после завершения Войны роз. Долгое время было принято считать, что в конце XV в. в результате усобиц титулованная знать понесла существенные потери, и многие титулы оказались выморочными. Однако К. Б. МакФарлейн убедительно показал, что в период Войны роз потери среди титулованной знати носили преимущественно не насильственный, а естественный характер (прекращение мужских линий), а от военных столкновений в гораздо большей мере пострадала знать нетитулованная (рыцари, сквайры и джентльмены). Также считалось, что уже Генрих VII опирался в основном на креатуры династии, создавая, таким образом, социальную опору для последующего правления. Однако последние исследования, в частности, проведенные В. А. Стасевичем, показали, что при Генрихе VII сохраняется баланс между додинастической и династической знатью (в количественном отношении, а также в распределении должностей), а при Генрихе VIII креатуры династии в среде пэрства практически доминируют.
Важный сюжет, долгое время дискутировавшийся в западной, а также в отечественной историографии связан с так называемым «возвышением джентри». Сам термин «джентри», в большей степени использовавшийся в историографии, чем в текстах современников, обозначает совокупность представителей нетитулованной знати (рыцари, сквайры, джентльмены). Еще историки – марксисты (Тоуни, Штокмар и др.) предполагали, что после окончания усобиц XV столетия, сокративших численность знати, ее состав пополнялся за счет аноблирования ранее не знатных семейств, преимущественно выходцев из городской и купеческой среды. Считалось, что формирующееся «новое дворянство» выступало носителем прагматических «новых ценностей» и постепенно отказывалось от аристократического стиля жизни в пользу успешной торговли или предпринимательства, становясь, таким образом, предшественником буржуазии. Долгое время считалось, что именно «новое дворянство», олицетворением которого считался, например, Томас Кромвель, стало основной опорой тюдоровских преобразований в сфере государственного управления. Современная историография отказывается от концепции «нового дворянства» в силу ряда важных обстоятельств. Групповые и социопрофессиональные идентичности тюдоровского и раннестюартовского общества оставались исключительно стабильными; переход из одной социальной группы в другую (например, из купечества в нетитулованную знать) не представлялся желаемой целью. Придворные и административные должности продолжали замещаться представителями знати, а определяющими ценностями элиты остаются близость к монарху, его расположение и проистекающие из этого обстоятельства титулы, привилегии, должности и материальные блага.
Возникновение королевского двора
При Генрихе VIII в Англии появляется королевский двор как структура, генетически связанная с королевским хаузхолдом (домохозяйством), но функционально отличная от него. Королевский двор в монархии Тюдоров и Стюартов играл исключительно важную роль, исполняя несколько функций. Двор становился ключевым местом диалога монархии и знати. Двор служил пространством репрезентации монарха и пропаганды династии (стоит вспомнить, например, созданные при Генрихе VIII династические портреты, демонстрировавшиеся в королевских резиденциях). Двор становился также пространством контроля над элитами и местом распределения привилегий, благ и патроната. В период классического средневековья, в частности, еще при Плантагенетах и первых Ланкастерах знатные династии были ориентированы на построение клиентел и утверждение влияния в тех регионах, зачастую удаленных от Лондона, где располагались их родовые земли; личный контакт с правящим монархом мог быть весьма эпизодическим, а удаленность от центра означала высокую степень независимости. В определенном смысле Война роз изменила ситуацию, поскольку именно в королевском окружении формировались соперничавшие группировки и определялись их лидеры. При Тюдорах и Стюартах центром концентрации и распределения власти становится двор; демонстрация монарху личной верности, участие в церемониях, а также исполнение обязанностей теми, кто становился носителями придворных должностей требовали от представителей знати постоянного личного присутствия. Одновременно двор становился и местом формирования фракций (термин «фракция» для современников обладал исключительно негативными коннотациями), стремившихся донести до монарха собственные интересы и обеспечить продвижение собственных креатур.
Закономерным образом институт двора определил складывание особой формы элитарной культуры, бытовавшей при дворе; причастность придворному этосу (соответствующие манеры, внешний вид, речь, умение музицировать, общая образованность) становится необходимой для знатной особы. При этом тюдоровский двор в большой мере сохраняет приверженность позднесредневековой рыцарской культуре, а точнее, имитирует ее: Генрих VIII устраивает турниры и сам охотно в них участвует; самым знаменитым действом подобного роад стал многодневный турнир на Поле золотой парчи в 1520 г., проводившийся по случаю мирных переговоров Генриха VIII и короля Франции Франциска I. Развитие двора привело к строительству целого ряда королевских резиденций, располагавшихся как в столице, так и в ее ближайших окрестностях (Гемптон – корт, Сент – Джеймский дворец, Уайтхолл, Ричмондский дворец и др.) Елизаветинский двор, с одной стороны продолжал развивать тенденции, определенные при Генрихе VIII; с другой стороны, он имел ярко выраженную гендерную специфику (монарх – женщина, притом незамужняя). Елизавета охотно использовала античные образы (Астрея, Диана, Глориана и т. д.) для репрезентации тех или иных аспектов своей личности и правления. Для Елизаветы сохраняли актуальность королевские выезды из столицы в провинцию: таким образом монарх не только демонстрировал себя общине королевства и вершил суд, но и поддерживал узы лояльности с теми знатными подданными, резиденции которых посещал. В королевских выездах монарха сопровождал его двор и носители высших государственных должностей.