и потому просто принял его к сведению. Он давно уже пришел к выводу, что менталитет жителей XIX века сильно отличается от менталитета жителей XXI века. И потому, чтобы в дальнейшем у предков не возникало предубеждений против потомков, решил, что не стоит полностью информировать их о предстоящих спецоперациях. Это, понятно, будет касаться не всех поголовно, а только тех, кто находится на вершине власти. Взять того же майора Соколова – сей молодой человек прекрасно все понимает и вполне согласен с ним, что бороться по-джентльменски с противником, который поступает в отношении тебя абсолютно не по-джентльменски, просто глупо.
«Слава богу, – усмехнулся про себя Щукин, – что граф и император еще недостаточно знают наши реалии. Захваты заложников, теракты, убийства иностранных лидеров, нападения без объявления войны, бомбежки мирных городов, больниц и школ – тут Николая Павловича просто может хватить удар. Хотя сэры и пэры в XIX веке тоже были далеко не белыми и пушистыми. Достаточно вспомнить их колониальные авантюры, и ту же бедную Ирландию, которую британцы чмырили аж до 20-х годов ХХ века».
Сейчас же у подполковника на повестке дня стояли другие задачи. Прибывшие из Севастополя лейтенант Попов и капитан-лейтенант Бобров доложили ему о результате своей поездки в Крым и планах развертывания блокады Кавказского побережья с помощью отряда кораблей из будущего. Впрочем, и Черноморскому флоту XIX века тоже при этом найдется работа. И чтобы согласовать совместные действия, неплохо было бы переговорить с адмиралом Лазаревым. Можно даже будет через портал отправить его в Севастополь XXI века – санкция на подобное путешествие от императора получена. Такая умная голова, как Михаил Петрович Лазарев, быстро оценит боевые возможности кораблей потомков. Ведь он вовремя понял, что будущее – за паровыми военными кораблями, и постарался сделать все, чтобы для Черного моря вступило в строй несколько десятков паровых судов. При нем же на Черном море появился первый военный корабль, построенный целиком из железа. Да и «лазаревская школа» чего стоит! Имена Нахимова, Корнилова, Истомина, Бутакова говорят сами за себя.
Щукин имел приватную беседу с мистером Уайтом. Тот, как он и ожидал, изъявил желание поступить на службу России. Олегу понравился умный, храбрый и находчивый корсиканец. Да и граф Бенкендорф, из уважения к памяти своей сестры, посчитал, что надо устроить судьбу ее верного помощника. Так что Джакопо Бьянко – мистер Уайт, попросил, чтобы он числился на русской службе под своим настоящим именем – был принят служащим в III отделение СЕИВ канцелярии и подчинен лично майору Соколову.
Сейчас Щукин вместе с Соколовым и синьором Бьянко разрабатывали очередную спецоперацию. А именно – ликвидацию арестованного и осужденного за попытку государственного переворота племянника императора Наполеона Бонапарта, Шарля Луи Наполеона. Впоследствии он станет императором Франции под именем Наполеона III. В самое ближайшее время мятежника должны отправить в крепость Гам, где по приговору суда палаты пэров он будет отбывать пожизненный срок.
Как известно, этот авантюрист доведет Францию до катастрофы под Седаном и Мецем и попадет в плен к пруссакам. Помимо этого, Наполеон III станет одним из инициаторов создания антирусской коалиции в 1853 году и сделает все, чтобы Крымская война закончилась для России поражением.
Чтобы всего этого не случилось, нужно предпринять надлежащие меры для того, чтобы бездарный племянник великого дяди не сумел выбраться из тюрьмы. Во всяком случае, живым. Синьор Бьянко не испытывал большой любви к родственникам своего земляка Буонапарте. Скорее, наоборот. Он сразу же согласился поучаствовать в очередной зарубежной командировке. Правда, подполковник Щукин заявил, что на этот раз следует использовать традиционные для XIX века методы. Смерть арестанта должна быть не вызывающей подозрений – например, от острого пищевого отравления или от какого-нибудь заболевания. На худой конец – убийство при попытке к бегству.
– Господин подполковник, – сказал Джакопо, – думаю, что ваше задание будет выполнено без особых затруднений. У меня во Франции есть немало приятелей, которые помогут мне добраться до этого бастарда. …Почему бастарда? Да потому, что его настоящий отец совсем не Людовик Бонапарт, а один из любовников его распутной женушки. Впрочем, мне нет никакой охоты рассказывать о ее амурных похождениях. Я готов отправиться во Францию вместе с вашими людьми, хотя, как мне кажется, их умение отправлять к праотцам людей вряд ли понадобится. Но они умеют пользоваться многими полезными вещами, которые пригодятся во время выполнения нашей миссии. Так что можно прямо сейчас начать подготовку к отъезду во Францию.
– Ну, вот и отлично, – удовлетворенно кивнул Щукин. – Джакопо, я попрошу вас завтра предоставить мне предварительный план спецоперации. А мы прикинем, чем можно будет вам помочь и как вам лучше будет завершить вашу миссию…
В гостях хорошо, а дома лучше…
– Как быстро летит время! – с удивлением констатировала Адини, узнав от Надин о том, что ей уже пора возвращаться домой. Она уже привыкла к жизни в будущем, с удовольствием слушала по вечерам музыку. У Щукиных дома было много дисков – так здесь назывались блестящие кружки, на которых была записана музыка – и она вместе с Надин рылась в них в поисках произведений, до того ей неизвестных. Она с удовольствием слушала музыку как известных ей композиторов, так и тех, кто ей еще не был известен. Особенно ей понравились произведения Чайковского и Римского-Корсакова. А вот современная музыка не пришлась Адини по вкусу. Но у каждого времени – свои песни.
Обрадовал ее и добрейший доктор Роберт Семенович. Во время ее очередного визита он был весел, мурлыкал под нос какую-то легкомысленную мелодию и с улыбкой сообщил Адини, что, судя по анализам, она, можно сказать, уже практически здорова. Но ей все же придется еще какое-то время находиться под его наблюдением, чтобы быть полностью уверенным, что болезнь больше не вернется.
Надежда была очень рада, что с ее подругой все в порядке, и на радостях предложила Адини, как она сказала, «завалиться в кабачок», чтобы отметить это событие. Созвонившись с Ольгой Румянцевой, она пригласила ее и Карла Брюллова составить им компанию. Предложение было с благодарностью принято.
И вот они вчетвером сидят за столиком, кушают экзотические блюда – ресторанчик оказался китайским – и весело беседуют друг с другом. Надежда Щукина опытным глазом обнаружила за соседним столиком двух молодых людей, которые не спеша жевали жареную свинину с ананасами и время от времени бросали на них внимательные взгляды.
«Понятно, – подумала она, – папины коллеги подстраховывают нас. Ну и пусть. За себя мы с Ольгой особо не беспокоимся – вдвоем мы можем отмахнуться от двоих-троих назойливых и дурно воспитанных мужчин, но вот Адини и Карл Брюллов… Не дай бог с ними что-нибудь случится – папа мне голову оторвет. Пусть глазеют, если это им так нравится. Жаль только, что с нами нет Димы…»
Надежда тяжело вздохнула, вспомнив симпатичного майора, по которому она, если сказать честно, сильно соскучилась.
Ее тяжкий вздох и легкая грусть на лице не ускользнули от бдительного ока Ольги Румянцевой.
«Бедная девочка. Наверное, у нее в свое время от кавалеров не было отбоя, а вот угораздило ей влюбиться в человека из прошлого. Слов нет, Дмитрий Григорьевич – достойный человек, только каково ей будет с ним – ведь они люди из разных эпох. Впрочем, я с Карлушой не чувствую дискомфорта, хотя его поступки и высказывания порой кажутся мне странными. Как и мои ему», – самокритично подумала Ольга.
Брюллов же был сейчас занят дегустацией китайской лапши под соевым соусом. Вокруг него было столько всего непривычного, яркого и экзотического – и он, как губка, впитывал все увиденное, чтобы потом отобразить это на холсте.
Ему хотелось нарисовать портрет дочери Щукина. Эта девица была не похожа на барышень, которых художнику часто приходилось видеть. Надин была прекрасна ликом и фигурой, но в то же время в ней не было той жеманности и кокетства, характерных для его современниц. Она скорее была похожа на гибкую и смертельно опасную пантеру, увиденную им в одном зверинце во время путешествия по Италии. Ему захотелось нарисовать ее, возможно даже в обнаженном виде. Он опасливо взглянул на Ольгу – как она отнесется к такому предложению.
Конечно, Карл был без ума влюблен в свою подругу из будущего, но женщины – они существа весьма странные. Бог знает, что у них в голове.
Вот Адини – а Брюллов знал от Ольги, что эта скромная и тихая девушка не кто иная, как дочь императора Николая Павловича, – та была для него более понятной и близкой. Ее портрет художнику тоже хотелось нарисовать. Великая княжна оживленно беседовала с Ольгой, рассказывая ей о своих успехах в этом мире. Карл с удивлением узнал, что Адини спрыгнула с парашютом с самолета. То есть она спускалась вниз, можно сказать даже, падала, с огромной высоты, видя сверху землю такой, какой ее видят парящие в небесах птицы. С большим удивлением он узнал, что и Ольга тоже когда-то совершила несколько таких прыжков, и теперь они делятся друг с другом своими впечатлениями об испытанных при этом чувствах.
Адини неожиданно ойкнула и с мольбой взглянула на Брюллова.
– Карл Павлович, – девушка умоляюще прижала свои прекрасные руки с узкими изящными ладонями к груди, – я вас прошу не рассказывать, что я прыгала с парашютом, моему батюшке. Он будет очень этим недоволен и станет меня ругать.
– Ваше императорское… – тут Брюллов заметил укоризненный взгляд Ольги и поправился: – Милая Адини, я клянусь вам, что все сказанное вами здесь не узнает никто. Ни в этом мире, ни в нашем. А я восхищен вами и вашим мужеством. Я бы, наверное, умер от страха, шагнув в пустоту и полетев вниз. Хотя… – он лукаво подмигнул Ольге, – с моей прекрасной дамой я готов отправиться даже в преисподнюю.
Так за разговорами и шутками пролетел вечер. Китайский ресторанчик находился недалеко от дома, в котором жили Щукины, и Адини, выйдя на улицу, попросила Надежду прогуляться пешком, благо вечер был теплый, и дождя, такого привычного в это время года для Северной Пальмиры, не было.